В подвале было темно, но Арис предусмотрел этоприпрятал в рукаве кафтана небольшой факел, при случае годившийся и как дубинка. Средство для зажигания огня тоже было припасено.
Сняв засов с потайной дверцы, тень отнесла его в дальний угол, чтобы не нашли, если снова захотят запереть, а затем двинулась по подземному ходу. Уже выбравшись за стены, она помахала факелом и, к своей огромной радости, увидела, как из темноты по ту сторону оборонительного рва (шагах в ста впереди) кто-то помахал факелом в ответ.
Тень воткнула свой факел в землю и пошла обратно по проходу, чтобы убедиться, что со стороны подвала всё в порядке, и, немного подумав, решила не возвращаться туда, где при свете фонаря сидели венецианцы, ведь они могли заметить, что кое-кто подозрительно молчалив.
«Может, и правда попробовать, хорошее ли у василев-са вино?»спросил себя Арис, не зная, чем себя занять. Мгновения тянулись невероятно медленнотак же, как капли падают с потолка. Хотелось, чтобы турецкие воины поскорее перебрались через ров и воспользовались ходом.
Некоторое время ничего не происходило, как вдруг в подвал кто-то торопливо спустился. Тень прянула в дальний угол, думая, что сейчас в подвал явится целая толпа венецианцев, однако оказалось, что пришлец всего один, но этот кто-то сразу ринулся туда, где находилась дверь подземного хода!
Кто бы это ни оказался, он явно хотел помешать событиям, ожидавшимся совсем скоро. Арис кинулся следом, но вмешательство не потребовалось. Турецкие воины были уже в проходе: послышалось несколько возгласов на турецком. «Сами разберутся», подумала тень. Тогда она ещё не знала, что таинственный пришлецвсего лишь мальчишка. Если б она это поняла раньше, то разделалась бы с ним голыми руками и не дала закричать: «Беда! Турки!»
Кажется, именно на крик этого мальчишки явились венецианцы. Через минуту в подвале уже кипел бой. Несмотря на то, что у нескольких сражающихся были факелы, никто толком ничего не видел. Арис отступил к стене и понимал только то, что турки прокладывают себе дорогу вперёд с помощью сабель и коротких копий. А затем вдруг увидел одного из турок прямо перед собой.
Нет! Стой! крикнула тень по-турецки, пытаясь увернуться, но в следующее мгновение почувствовала удар в бок чего-то острого. Оно пробило кирасу и вонзилось в тело. Копьё?
Я ваш человек! Я вам помогаю! продолжал твердить Арис по-турецки, обращаясь к нападающему, а ещё через мгновение на этого турка напал один из венецианцев. Они исчезли в гуще других сражающихся.
«Договор с мертвецомв силе. Даже турки принимают меня за врага, а венецианцы защищают», подумал Арис. Это было даже смешно, и он бы посмеялся, если бы не боль в боку. Кираса не дала острию копья нанести смертельный удар, но рана была ощутимая. Также чувствовалось, что одежда всё больше пропитывается кровью.
Арис всё же выбрался из подвала, а затемиз дворца. Добрался «до дома», в своё временное убежище, и поскорее снял с себя «волшебные» доспехи. Рана выглядела не слишком страшно, хотя казалась глубокой. Тень промыла её и сама себе сделала перевязку. Поначалу ещё приходили мысли: «Как бы узнать, к чему привёл ночной бой и удалось ли туркам прорваться в город», но когда перевязка была окончена, Арису стало уже ничего не интересно. Он осторожно, чтобы не тревожить раненый бок, лёг на кровать и провалился в сон или забытьё.
Как скоро вернулось сознание, трудно было сказать. Когда в комнату начали заглядывать солнечные лучи, Арис вроде бы проснулся. Он слышал на улице какой-то шум и крики, но встать и выглянуть в окно поленился. Не хотелось тревожить раненый бок, который отзывался резкой болью при любом движении. Вот почему Арис почёл за лучшее не шевелиться, закрыть глаза и ждать. Наверное, он снова заснул, а когда проснулся, была ночь.
Обычно по ночам тень ходила добывать сведения, но в этот раз решила, что никуда не пойдёт. Тем не менее следовало встать с кровати хотя бы затем, чтобы справить нужду и глотнуть воды. Во рту совсем пересохло, и даже губы начали трескаться. Ноги плохо слушались, и рукитоже, голова соображала как будто с усилием, но после того, как Арис напился, стало лучше. Он по-прежнему не собирался никуда идти, но решил хотя бы выйти на улицу и подышать прохладным ночным воздухом. Пусть голова окончательно прояснится.
И вот на улице Ариса ждало интересное открытие: недалеко от дверей лежали два трупа. А чуть подальше, кажется, ещё один. Лежали они давно. Уже чувствовался характерный запах, хотя, возможно, это пахла повязка, пропитавшаяся кровью.
«Надо сменить, подумал Арис, а откуда здесь трупы, я выясню после». Он хотел вернуться в дом, но неожиданно для себя покачнулся, будто пьяный. Пришлось схватиться за дверной косяк. А затем оказалось, что подняться на второй этаж, в свою комнату уже нет сил. Арис уселся на каменную скамью в нише возле входных дверей и почувствовал себя так, как будто снова засыпает. Он хотел проснуться, но не мог. Опять подумалось: «До чего же хитрый мертвец: договор выполнил, но этим и навредил».
* * *
Тодорис до сих пор не погасил прикроватный светильник и не спал, потому что ждал Эву. Пусть она и не успела ничего ответить, когда Тодорис просил её прийти сегодня ночью, но что-то подсказывалоЭва придёт. Должна прийти. Ей не имело никакого смысла изображать скромность, потому что Тодорис нисколько не лукавил, когда говорил: «Никто не знает, что будет с нами завтра». «Ну, она же не дура, убеждал он себя. Значит, придёт».
Юноша вдруг испытал досаду, поймав себя на том, что Эва для него перестала быть чистым и возвышенным существом, о котором он думал с нежностью и сам ощущал себя так, будто парит в облаках. Эва продолжала ему нравиться, но теперь Тодорис относился к ней иначеболее рассудочно: сознавал, что она красива, и ему очень не хотелось упускать представившийся случай.
Честно говоря, Тодорис предпочёл бы продолжать парить в высях, поэтому досадовал на тёщу, которая сказала ему, что Эва замужем. «Вот же злой у неё язык! Знала, как всё испортить!»
Конечно, Тодорис (наверное, как и всякий на его месте) предпочёл бы, чтобы ему досталась девушка, которая хранила себя нарочно для него. Но, с другой стороны, Эве было уже не шестнадцать лет, и если бы она при всей своей привлекательности до сих пор оставалась не замужем, это означало бы, что с девушкой что-то не так.
Вот девицы из богатых семей могут позволить себе тянуть с замужеством очень долго, а то и вовсе постричься в монахини и жить вечными невестами, ни о чём не заботясь, кроме как о спокойствии души. А бедные девицы такого позволить себе не могут. Никакого особого приданого, кроме молодости, у них нет. В монастырь их возьмут только для чёрной работы. Так какая разница, где гнуть спину? Лучше уж выйти замуж и надеяться, что сможешь отдохнуть ближе к старости, когда о тебе станут заботиться твои дети.
Все эти рассуждения не очень утешали Тодориса, поэтому он вдруг подумал: «А если тёща соврала? Что если Эва на самом деле не замужем? Мало ли почему так получилось. Это вовсе не значит, что с ней что-то не так. А тёще было бы выгодно врать. Конечно, она хотела мне отомстить, вот и сказала про Эву то, что мне наверняка не понравится».
Думая об этом, Тодорис чуть не пропустил момент, когда еле слышно скрипнула дверь в комнату и на пороге, на фоне совершенно тёмного коридора появились смутные очертания знакомой фигуры.
Тодорис приподнялся в постели, вглядываясь в темноту за пределами освещённого круга, а фигура приблизилась. Лампа озарила лицо, как всегда улыбающееся милой тёплой улыбкой.
Эва была полностью одета. Очевидно, не решилась ходить по дому как-то иначе, даже если все спят и никто не видит. Теперь же она, не сказав ни слова, начала раздеваться, причём всё так же улыбалась и не отрывала взгляда от Тодориса.
Наверное, так было бы лучше всего, но Тодорис, мысленно проклиная себя за болтливость, всё же не удержался и спросил:
Эва, у тебя есть муж?
Та переменилась в лице, перестала раздеваться и спросила:
Почему господин Тодорис спрашивает?
Мне сказала госпожа Мария. Она соврала или нет?
Эва досадливо вздохнула и присела на край кровати, а затем с каким-то ожесточением произнесла:
У меня всё равно что нет мужа.