Гость исчез. Вернееон и не приходил. Это был сон, и только мгновением ранее наступило пробуждение.
Мехмед взвыл от досады и упал головой на подушки. Крепко закрыл глаза, надеясь снова провалиться в сновидение и обнаружить там исчезнувшего гостя, но сон не шёл.
Учитель, как же мне жаль, прошептал Мехмед.
* * *
Тодорис, несмотря на то, что днём удалось поспать несколько часов, вечером всё равно чувствовал себя уставшим. Все мышцы ныли, и хотелось только одногоприлечь куда-нибудь. Вот почему, когда он оказался в гостевой комнате, которую любезно предоставили ему тесть и тёща, то сразу же отослал служанку, приведшую его сюда.
Господину помочь снять доспех? вежливо осведомилась она, но в ответ получила небрежное:
Я сам. Иди.
Правда, снимать доспехи Тодорис не стал. Положил свой шлем и кольчужные перчатки на стол возле окна, меч в ножнахна ближайшую скамью, а сам в оставшихся доспехах плюхнулся на кровать, жалобно скрипнувшую, и растянулся на ней. Не хотелось больше совершать ни одного движения. Совсем ни одного.
Светильник, оставленный служанкой, не мог полностью разогнать вечерний мрак, поэтому глаза сами собой закрывались, а Тодорис был совсем не против снова вздремнуть, но хотел бы, чтобы ему приснился тот же сон, что и минувшим днём.
Днём, когда юноша дремал, сидя на полу и привалившись спиной к стене, то кто-то принёс ему подушки и покрывало. Тодорис не разобрал, кто именно, но ему приснилось, что это была Эва, улыбчивая служанка Нотарасов, которую он даже видел среди прочих служанок в общей суматохе, держа осаду в доме.
Тодорису приснилось, что Эва, устроив его голову на подушках, нежно коснулась его щеки пальцами, а затем склонилась и поцеловала в угол рта. Тодорис улыбнулся, хотел что-то сказать, но пробормотал лишь невнятное:
Ты
Затем Эва укрыла его покрывалом. Он поймал её руку и не хотел отпускать, но девушка мягко высвободилась и ушла.
Этот сон был очень приятным воспоминанием, поэтому Тодорис, лёжа на кровати, недовольно нахмурился, когда скрипнула открываемая дверь. Юноше хотелось, чтобы о нём на время забыли, но он тут же переменил мнение, когда увидел, кто вошёл.
Эва? удивлённо проговорил он, а девушка, по всегдашнему обыкновению, улыбнулась.
Она держала в руках стопку мужских вещей, а поверх стопки лежала новая обувь:
Добрый вечер, господин Тодорис. Я принесла вам, во что переодеться.
Эва, неужели это ты? продолжал удивляться Тодорис, который сел на кровати и уже хотел встать, но девушка остановила:
Сидите. Я помогу снять сапоги и доспех.
Юноша вдруг смутился, сообразив, что сейчас пахнет совсем не розами, а если станет раздеваться, то запах лишь усилится. Женщины такого не любят, однако Эва, стянув с него сначала один сапог, а затем второй, повела себя так, как будто ничего не чувствует, и продолжала приветливо улыбаться.
Так же она повела себя и после того, как Тодорис с её помощью стащил с себя доспехи и снял верхнюю тунику, а ведь воздух в комнате как будто загустел.
Казалось, девушку даже забавляло, что «господин» в отличие от нее сильно смущён. Тодорис запоздало подумал, что она, убирая за своими хозяевами и занимаясь стиркой, конечно, давно отучилась быть брезгливой, но эта догадка совершенно не помогала ему обрести уверенность в себе.
К счастью, Эва решила положить конец его мучениям и предложила:
Если господин Тодорис хочет, я могу принести тёплую воду и полотенца для обтирания.
Да, и поскорее, взмолился тот.
Эва снова одарила его улыбкой, выскользнула из комнаты и очень скоро вернулась с тазом и полотенцами:
Господин Тодорис хочет, чтобы я помогла обтереться?
Нет, я сам. Я разве ребёнок? Кажется, это прозвучало слишком резко, потому что улыбка на лице девушки померкла, и Тодорис поспешно добавил:Я хотел сказать: пожалуйста, подожди немного снаружи. Я позову тебя, когда переоденусь в чистое.
Эва снова заулыбалась и вышла, но на этот разсовсем не торопливой походкой, и оглянулась перед тем, как исчезнуть за дверью, а Тодорис принялся смывать с себя запах, от которого самому было тошно.
«Хоть она и улыбается, и делает вид, что всё хорошо, твердил себе Тодорис, но у меня сейчас не больше надежды на её благосклонность, чем у вшивого нищего на паперти». Зато, отмывшись и переодевшись, он сразу почувствовал себя намного увереннее.
Когда Эва пришла на зов и хотела собрать грязные вещи, лежащие ворохом на полу, юноша поймал её за руку и мягко сказал:
Оставь это пока. Лучше посиди со мной немного. Они сели на кровать, а затем Тодорис поймал и вторую руку девушки в свои. Послушай, это же просто чудо, что мы встретились теперь. Я как раз вспоминал о тебе, и ты пришла. А ведь твоя госпожа могла отправить ко мне с вещами другую, не тебя.
Теперь уже для Эвы настало время смущаться. Она потупилась:
Госпожа Мария отправила не меня. Я сама попросила другую служанку, чтобы уступила мне это поручение.
Ах вот как! с неподдельной радостью произнёс Тодорис.
Да, послышался тихий ответ.
А знаешь, продолжал Тодорис, мне сегодня приснилось, что ты меня поцеловала. И мне очень хотелось бы снова увидеть этот сон.
Это был не сон, возразила Эва. А господину показалось, что всё случилось во сне?
При таких обстоятельствах удачу уже невозможно было спугнуть! Тодорис отпустил ладони девушки, чтобы тут же обнять её за талию одной рукой, а другой рукой осторожно заставить приподнять потупленную в смущении голову. Эва (а всё-таки её звали Эвангелия или Эванфия?) позволила себя поцеловать. Наверное, Тодорис вопреки всем признакам боялся спугнуть удачу, потому что сначала поцеловал едва ощутимо, но затем крепче и крепче, а когда почувствовал, что его обнимают, то совсем потерял всякий страх:
Эва, приходи ко мне сегодня ночью. Никто не знает, что будет с нами завтра. Что нам терять?
Господин Тодорис
Скажи, что придёшь.
Эва не успела ничего ответить, потому что обернулась на звук открывающейся двери. Тодорис тоже посмотрел в ту сторону и увидел, что на пороге стоит тёщагоспожа Мария, которая ничего не сказала, но взглядом метала молнии и в зятя, и в свою служанку.
Девушка тут же вывернулась из объятий Тодориса, быстро собрала его грязную одежду и со словами:
Господин, не беспокойтесь: я всё постираю, прошмыгнула мимо хозяйки, чтобы скрыться в коридоре.
Только после этого госпожа Мария позволила себе заговорить:
Тодорис, ты потерял всякий стыд. Ты забыл, что женат на моей дочери? Как у тебя хватает наглости позорить её под моей же крышей? До меня доходили слухи о твоём недостойном поведении, которое ты позволял себе после того, как моя дочь уехала в Венецию, но сейчас
В другое время зять просто промолчал бы, но теперь неожиданно для себя ответил со всем возможным спокойствием:
Вашей дочери здесь нет, госпожа Мария. И если уж говорить откровенно, никто не знает, что случится с каждым из обитателей этого дома в ближайшие дни. Наши судьбыв руках Великого Турка. А если нам повезет и мы сможем вернуться к подобию прежней жизни, то будет лучше, чтобы вы притворились, будто ничего не видели.
Тёща поджала губы и несколько мгновений смотрела на него, как смотрел бы гневный образ с иконы, а затем сказала:
Наша судьба в руках Бога, а не Великого Турка. Бог видел, что ты делал после отъезда моей дочери. И видит, что ты снова собрался делать да ещё с чужой женой. Заметив удивление на лице зятя, госпожа Мария чуть насмешливо продолжала:Эва забыла тебе сказать о том, что замужем? Ничего. Теперь ты знаешь. А сейчас иди в столовую. Лука, Леонтий и Яков уже там. Для нас всех время подкрепить силы и заодно решить, как нам пережить завтрашний день.
Только теперь Тодорис вспомнил, что целый день ничего не ел. По большому счёту есть не хотелось, но план действий на завтра и впрямь требовал обсуждения.
«Надеюсь, на этом семейном совете никто не предложит убить Великого Турка», подумал юноша, а вслух произнёс:
Хорошо, госпожа Мария, иду.
* * *
Поздний вечер 29 мая 1453 года, незадолго до полуночи
Арис, кажется, никогда такого прежде не испытывал: хотел проснуться и не мог. Он стремился вынырнуть из сна, вспоминая недавние события, выстраивая их в цепочку. В конце такой цепочки всегда находится явь, ведь, когда вспоминать уже нечего, ты спрашиваешь себя: «Что дальше?»и взгляд обращается уже не вглубь сознания, а во внешний мир. Но сейчас этот трюк не удавался. Мысли возвращались к началу цепочки, и всё время хотелось повторять: «До чего же хитрый мертвец».