Мария так обрадовалась, что даже позабыла разбудить Тодориса, а кинулась вниз, на первый этаж, открывать двери. За ней последовало несколько служанок, увидевших, что госпожа куда-то спешит, и, конечно, Яков, который тоже видел отца и брата через другое окно.
Уже стоя возле открытых дверей, Мария видела, как её муж и сын спешились. Оба тоже видели её и Якова, но не подали вида. Они с нарочитым вниманием слушали некоего туркарыжебородого юношу в золотых доспехах и красных одеждах, восседавшего на белом жеребце.
Кажется, этот турок говорил по-гречески, но Мария не успела понять, что он сказал. Лука и Леонтий почтительно поклонились ему, и тот поехал прочь, а она наконец-то смогла обнять мужа и сына:
Вы живы. Слава Богу!
Отец! Братик! крикнул Яков, тоже обнимая их.
Да, слава Богу, мы выжили, задумчиво проговорил Лука, глядя на янычар, которые продолжали стоять на страже у дверей и вдоль стены. Пойдёмте в дом.
Вы знаете что-нибудь о Михаиле? начала торопливо расспрашивать Мария.
Нет, ответил Леонтий, мы сражались на стенах рядом, а затем, когда потеряли счёт врагам и турки окружили нас, мой брат исчез. Мы надеемся, что он в плену. Великий Турок обещал нам, что выяснит его судьбу. Поэтому с нами нет наших слуг. Они остались со слугами Великого Турка, потому что знают Михаила в лицо и помогут найти его.
Тот рыжий в золотых доспехах, которого ты видела, это и есть Великий Турок, небрежно бросил Лука, а затем наткнулся взглядом на Тодориса, запоздало спустившегося со второго этажа. А! И ты здесь!
Зять поклонился:
Добрый вечер, господин Лука, если, конечно, этот вечер можно назвать добрым.
Отец, встрял Яков, мама спасла Тодориса от турок. Ты бы видел! Он бежал по улице и начал стучаться к нам. Мама быстро впустила его и захлопнула двери прямо у турок перед носом! А после Тодорис помогал нам защищать дом.
Лука решил одобрительно похлопать зятя по плечу.
А что с василевсом? спросил Тодорис. О нём что-нибудь известно?
Лука сразу переменился в лице, причём так сильно, что Мария взяла его за локоть на случай, если муж не устоит на ногах.
Что? Что случилось? спросила она.
Василеве погиб, произнёс Лука. Великий Турок показал мне отрубленную голову, которую принесли его воины. Он спросил, действительно ли это голова василевса. Я посмотрел и узнал лицо, хотя оно было в крови и грязи. И я ответил: «Да, это голова моего господина».
На некоторое время все замолчали.
Ах да, сказал Лука, когда они уже дошли до середины внутреннего двора. Чуть не позабыл. Из-за того, что Великий Турок обещал помочь отыскать Михаила, нам придётся быть любезными с этим злодеем и дикарём. Завтра после полудня он придёт к нам в гости и собирается разделить с нами трапезу, так что нам придётся принять его в нашем доме. Ради Михаила.
* * *
Вечер 29 мая 1453 года
Шехабеддин вместе со своими личными слугами и слугами Мехмеда только что закончил обустраивать покои султана во дворце прежнего правителя румовмаленьком дворце, примыкавшем к западным стенам.
За те полдня, что Мехмед разъезжал по городу, всё было сделано. Правда, пришлось трудиться, не давая себе ни минуты отдыха, ведь даже после того, как из дворца вынесли все трупы, там пришлось основательно прибраться, вымыть мощёный двор и полы, а также вынести испорченные и разбитые вещи, частично заменив их другими, из окрестных домов.
Мехмед, любивший выдумывать себе необычные развлечения, пожелал, чтобы во дворце всё выглядело почти так же, как было до войны.
Я хочу почувствовать себя румом, Шехабеддин-паша, сказал султан ещё утром, находясь в своём шатре.
Слуги одевали повелителя для торжественной церемонии въезда в захваченный город, а Мехмед уже строил планы, что будет делать в ближайшую неделю.
Устрой так, чтобы мне в комнатах было удобно, продолжал объяснять султан, но ничего особенно не меняй. Хочу жить, как рум!
Повелитель, осторожно заметил евнух, такое скорое переселение во дворец может быть опасно, а ты должен беречь свою драгоценную жизнь. Не лучше ли тебе остаться в лагере, где твоим верным слугам гораздо проще защищать тебя?
В чём ты видишь опасность? непринуждённо спросил Мехмед. Война окончена. Отрубленную голову правителя румов мы с тобой видели. Ему этот дворец уже не нужен, а я хочу там жить. К тому же, если я останусь в лагере, румы могут решить, что я их боюсь и что ещё не до конца овладел городом.
Будет ли мне позволено разделить в городе кров со своим повелителем? осведомился евнух.
Конечно, Шехабеддин-паша. Будь рядом, сказал Мехмед.
Прибыв на место, Шехабеддин увидел, что собственно дворецнебольшое трёхэтажное здание, но комнат хватает. На третьем этаже, где раньше находились личные покои правителя румов, имелись спальня, комната для одевания, комнаты для приёма пищи и приёма посетителей, а также несколько помещений, обставленных так, как будто там жили женщины.
Дворцовый слуга-рум, которого удалось поймать, рассказал, что эти комнаты предназначались для супруги правителя и её прислужниц, но давно пустовали, поэтому Шехабеддин сначала подумал, не поселиться ли там, но в итоге, повинуясь внутреннему чутью, обустроил для себя половину второго этажа. Вторую половину, где находилась большая зала для заседаний, трогать не сталмогла пригодиться.
Только из своих покоев евнух решил вынести всю мебель, потому что она казалась ужасно неудобной, а из покоев Мехмеда были вынесены лишь большие столы. Ими султан уж точно не стал бы пользоваться. Всё остальное, в том числе кресла, каждое из которых напоминало походный трон Мехмеда, осталось на своих местах.
Исследуя другие помещения и спустившись в подвал, Шехабеддин увидел потайной ходтот самый, о котором сообщала в письме «верная тень». Евнуха немного беспокоило, что сама тень пока не появлялась, но ведь после взятия города прошло ещё мало времени. «Появится, говорил себе евнух. Тень появится хотя бы для того, чтобы гордо объявить, что ничего мне больше не должна».
Немного подумав, Шехабеддин велел, чтобы ход закрыли и придвинули к дверце тяжёлые бочки с вином, как это было изначально, чтобы никто посторонний не проник в новое жилище Мехмеда.
Теперь оставалось только проверить, как идут дела у поваров на дворцовой кухне, и проверить, что происходит на первом этаже и во дворе, где следовало разместиться охране повелителя, а когда и это было проверено, Шехабеддин поднялся на оборонительную стену, примыкавшую к дворцу.
Посмотрев на турецкий лагерь, под лучами заходящего солнца казавшийся большим тёмным муравейником, евнух взобрался ещё вышена башню, над которой прежде реяли флаги франков и румов. Уже совсем скоро, когда Мехмед прибудет во дворец, над этой башней должно было взвиться белое знамя султана.
Евнух смотрел в сторону залива, особенно хорошо видного именно с башни. Словно напоминание о недавней битве, водную гладь пересекала чёрная лента плавучего моста, тянувшегося с противоположного берега к городу. На противоположном берегу, справа возвышался франкский городок Галата, тоже чёрный. И даже маяк на высокой башне с острой крышей не горел. В городе наверняка уже получили распоряжение Мехмедаразобрать крепостные стены, а иначе Галату ждала участь столицы румов, павшей под огнём турецких пушек.
Рядом с городком франков находился лагерь Заганоса, но сейчас и там почти не было огней, потому что не было людей. Все теперь находились на этом берегу, охотились за добычей и набирали, кто сколько мог, а сам Заганос, конечно же, сопровождал Мехмеда в поездке по захваченной столице румов.
Шехабеддин вдруг подумал: «А что если повелитель уже объявил, что теперь великим визиром будет Заганос, а не Халил?» Евнух очень не хотел бы пропустить такое важное событие и пожалел, что сейчас находится не в султанской свите. Вот почему теперь он повернулся на восток, в сторону города. Заходящее солнце золотило черепичные крыши, оставляя в тени лабиринт улиц, и всё же самые широкие улицы были ещё видны, а такое большое количество всадников, которое сопровождало Мехмеда, казалось, трудно не заметить. «Когда повелитель приедет, я обязательно спрошу, что же он решил насчёт Заганоса».