Среди тех, кто пришёл из Румелии, было много неверных, и кто-то из них своим предательством решил помочь другим неверным, то есть румам и франкам в городе. Судя по всему, тот глупец не понимал, что, помогая неверным, спрятавшимся за стенами, обрекает на смерть своих товарищей, которые согласились работать для Заганоса.
Заганос, сам давно уже став правоверным, сожалел даже о гибели неверных, которые были его людьми. Вот почему с удовольствием казнил бы предателя.
Однажды вечером, когда затопило очередной проход, сказал Шехабеддину:
Помнишь, что было, когда мы помешали врагам сжечь наши корабли в заливе? Помнишь, как после битвы я доложил нашему повелителю, что с утонувшего франкского корабля спаслось сорок человек и что мы взяли их в плен?
Повелитель приказал посадить их всех на кол на берегу залива так, чтобы другие франки видели, ответил евнух.
Да, продолжал Заганос, и, если говорить откровенно, я тогда подумал, что казньэто слишком. Я выполнил повеление, но до последнего надеялся, что его отменят. А теперь я понимаю нашего повелителя. Он скорбел о наших людях, которые погибли в двух других битвах с франками на море. Он хотел, чтобы франки, которые увидят казнённых, тоже узнали, как горько терять своих.
Если б Шехабеддин мог найти предателя и отдать в руки Заганоса, то сделал бы это. Но, увы, не мог. А теперь ещё и получил весть о том, что продолжать подкопы бессмысленно.
Конечно, следовало сообщить новость лично, чтобы успокаивающими словами тут же смягчить разочарование друга, но Шехабеддин не знал, что именно сказать. Наверное, можно было сказать почти что угодно. Главноене запоздать с самой новостью. Вот почему Шехабеддин велел слуге, помогавшему искать стрелу, а теперь шедшему рядом:
Возвращайся к месту нашей стоянки, а мне нужно навестить Заганоса-пашу.
Верхом евнух добрался до шатра друга довольно быстро и от челядинцев, попавшихся на пути, узнал, что Заганос только что окончил утреннюю молитву. Заглянув внутрь шатра, Шехабеддин увидел, что друг задумчив, ещё не поднимался с ковров и сохраняет молитвенную позу, то есть сидит на пятках, а руки покоятся на коленях.
Увидев посетителя, Заганос теперь смотрел на него, поэтому евнух, по-прежнему держа в руках стрелу и записку, тихо подошёл и сел рядом с другом, подражая ему, на пятки. Нарушить молчание Шехабеддин не спешил, поэтому услышал вполне ожидаемый вопрос:
Плохие новости?
О да, вздохнул евнух. Мой человек сообщает из города, что наши враги поставили бочки с водой везде. Ты не сможешь сделать ни одного подкопа вдоль западных стен так, чтобы работы остались незамеченными.
И зачем я это затеял! в досаде воскликнул Заганос.
Он посмотрел на друга и, наверное, мог бы спросить: «Зачем ты одобрил затею? Зачем говорил, что есть большая надежда на успех? Ведь я поверил!»
Однако Заганос ничего не спросил и всё с той же досадой произнёс:
Лучше бы я не делал ничего.
Нет, не лучше, мягким голосом возразил Шехабеддин. Не нужно уподобляться Халилу, который ничего не делает и только ждёт наших неудач.
Он дождался, мрачно произнёс Заганос.
У всех бывают неудачи. Главноене отчаиваться. С этими словами евнух отложил стрелу и записку на ковры, чтобы взять друга за руку. Когда мы теряем уверенность в своих силах, Халил становится сильнее. Ведь он только и ждёт, когда мы и наш повелитель поверим, что ничего не можем. Тогда вернутся времена, когда Мехмед был совсем мальчик, а Халил управлял всеми от его имени. Мы должны продолжать войну.
Я не хочу начинать новый день войны. Даже не хочу выходить из этого шатра, признался Заганос. Раз уж ты пришёл, давай останемся здесь. Проведём время, как когда-то в Албании. Будем пить. Ты возьмёшь саз, споёшь мне что-нибудь, расскажешь что-нибудь занятное, что не связано с нашими нынешними делами. Я на время забуду о своей неудаче, и мне станет легче.
Говоря это, он сильнее развернулся к Шехабеддину и вгляделся в его лицо, будто хотел увидеть в нём прежние, юные чертычерты албанских времён. Евнух знал, что с годами изменился и что подобно многим евнухам стареет некрасивоне просто увядает, а становится похож на старую женщину. Шехабеддин опустил голову, но Заганос, свободной рукой взял его за подбородок, заставил снова посмотреть прямо.
Евнух и сам хотел бы на время забыть о войне, но предлагаемая пирушка была сейчас совсем некстати, поэтому следовало отказаться.
Мой Искендер, евнух сильнее сжал руку друга в своих, неудача, о которой ты хочешь забыть, может обернуться тебе во благо. Да, ты не добился цели, но всегда сможешь сказать, что хотя бы пытался. Если бы не пытался, повелитель спросил бы тебя, почему ты ничего не делаешь.
И всё же я не хочу сейчас думать об этом. Помоги мне отвлечься. Хочу быть беззаботным. Заганос, только что сидевший в молитвенной позе, извернулся и расслабленно развалился на коврах, спиной опираясь на друга, как на подушку.
Нет, перестань. Шехабеддин одним ловким движением поднялся на ноги, отчего Заганос, лишившись опоры, завалился навзничь. Если ты продолжишь говорить то, что говоришь, то я стану чувствовать себя джинном.
Почему? удивился Заганос, приподымаясь на локте.
Если джинн полюбит человека, то невольно сводит с ума, опутывает своими чарами так, что мысли человека всё время обращены к джинну. Ты сейчас ведёшь себя неразумно, мой друг, потому что забываешь о том, что скажет повелитель, если мы устроим пирушку. Он скажет: «Что вы празднуете? Мы ещё не захватили город».
Пусть скажет. Я отвечу, что мы не празднуем, а отгоняем тоску.
А если повелитель не поверит? Ах, Заганос, из нас двоих только я сохранил разум Получается, что я всё-таки джинн.
Шехабеддин, формально отказываясь исполнять просьбу друга, сейчас делал именно то, о чём тот просил: лёгкой беседой помогал избавиться от тяжёлых мыслей.
Как ты можешь быть джинном, если ты правоверный? возражал Заганос. Разве джинны поклоняются Аллаху?
Это демоны не поклоняются, ответил Шехабеддин и с улыбкой добавил:Ах, Заганос, я думал, что за минувшие двадцать лет успел пересказать тебе все малоизвестные места из Корана и ты можешь чувствовать себя спокойно в собрании начитанных людей. Но оказывается, я не рассказал тебе о правоверных джиннах.
О них сказано в Коране?
Да, сказал евнух и даже начал изображать дальнейшее в лицах. Там говорится, что однажды несколько джиннов подслушали чтение Корана. Шехабеддин придал лицу коварное выражение, крадучись подошёл к полотняной стене и сделал вид, что вслушивается. Они были так восхищены, что тут же обратились в истинную веру. Теперь он сделал восхищённое лицо и всплеснул руками. Они сказали друг другу, что больше не верят в ложь Иблиса, который наговаривал на Аллаха. Уверовавшие джинны назвали Иблиса глупцом. В этой части представления евнух изобразил благоговение перед Аллахам и презрение к Ибли-су, в которого следовало бы плевать. К обращению всех джиннов чтение Корана не привело, но правоверные среди них есть.
Заганос, полулёжа на коврах и наблюдая, улыбался и даже похохатывал от удовольствия:
Вот теперь я точно запомню твой рассказ о джиннах и не опозорюсь перед шейхом Акшамсаддином и прочими знатоками Корана. Он хлопнул в ладоши, призывая слугу. Принеси нам еду и питьё.
Вина не нужно, строго добавил Шехабеддин.
* * *
Много лет назад, только познакомившись с Заганосом и впервые пригласив его провести вечер за дружеской беседой, Шехабеддин несказанно радовался от мысли, что проведёт этот вечер не в одиночестве. Евнух велел слугам приготовить праздничную трапезу и подать хорошее вино.
Помнится, Заганос удивился:
Разве Аллах не запрещает правоверным пить?
Аллах запрещает пьянство, уверенным тоном ответил Шехабеддин, непринуждённо держа в руках кувшин. Так говорят при дворе султана. Там все пьют, причём каждый день, но умеренно. Пить столько, чтобы стать невоздержанным на язык или не держаться на ногах, считается позорным. Ты сам сможешь в этом убедиться при случае. А пока устроим свой пир. Выпьешь со мной? Если нет, то я один пить не стану.