Захир прощал гостей и раз за разом приглашал потому, что знал их ещё до того, как разбогател. А разбогател он после того, как выгодно женился.
С помощью хитрости Захир сумел познакомиться с дочерью одного из самых богатых людей города, тайком встречался с ней в саду почти два месяца и сумел понравиться. В итоге дочь упросила отца отдать её замуж за Захира, а отец, хоть и разгневанный поначалу, согласился. Он хотел для своей дочери счастья и не хотел, чтобы история с тайными свиданиями получила огласку. К тому же новоявленный жених был хоть и не богат, но мог похвастаться знатным происхождением.
Кто же знал, что Захир окажется вовсе не таким влюблённым, как прикидывался поначалу. Конечно, он уделял жене время, но гораздо большее удовольствие получал, растрачивая её приданое.
Из-за частых пирушек, устраиваемых в доме, жена негодовала:
Ты проводишь с этими пьяницами больше времени, чем со мной! А теперь ещё и с евнухом Зачем ты его купил?
Шихаб знал, что хозяйка недовольна. Он и сам был недоволен, особенно после того, как стало ясно, что имел в виду один из наставников в школе виночерпиев, когда сказал, что с хозяином евнух должен изображать благосклонную кокетку, а не жестокую и неприступную. Захир этого требовал и уверял, что Багой тоже изображал для Искендера женщину.
Хозяин рассказал о случае, когда Искендер во время одного из походов устроил для своих воинов большое представление. Во время представления евнухи, одетые женщинами, состязались в пении, и Багой так хорошо пел, что Искендер поцеловал его, как женщину, прямо у всех на виду, а зрители кричали: «Целуй ещё!»
Именно тогда Шихаб в полной мере осознал, что значитне быть человеком. Это означает, что никакие человеческие запреты на тебя не распространяются. Ты можешь делать что угодно, но и с тобой могут делать что угодно. Раньше Шихаб почти не задумывался об этом. Его гораздо больше заботило, что человеческое можно сохранить в себе, несмотря ни на что. А вот теперь он ужаснулся, осознав, насколько велика пропасть между понятиями «человек» и «евнух».
Когда Шихаб украл деньги у хозяина, то не был наказан так, как положено наказывать воровему не отрубили руку. Но когда господин Алим грозился убить вора, то вполне мог привести угрозу в исполнение, и это не считалось бы ни грехом, ни преступлением. Евнухне человек, так что убивать евнухов Аллах не запрещает. И вот новое доказательство, что человеком Шихаб не считался! Будь иначе, тогда многое из того, чего требовал Захир, называлось бы грехом, причём очень страшным. Пророк Мохаммед велел убивать обоих участников такого греха. Однако Шихаб был евнухом, поэтому всё, что делал Захир, считалось не более греховным, чем лежать на ложе, обнимая пуховую подушку.
«Хотел притворяться мужчиной, а придётся быть женщиной», со смехом предрекал бывший хозяин Алим. И полагал, что евнуху будет очень горько, когда остатки его мужественности окажутся попраны. Это ведь оскорбление. Но как может чувствовать себя оскорблённым тот, кто не является мужчиной? Как может быть оскорблён тот, для кого роль мужчины или женщинывсего лишь игра? Конечно, обидно, когда не получается играть так, как хочется, и тебе навязывают чужие правила. От этого рождается злость. Но в ней нет особенной горечи. По-настоящему оскорблённым Шихаб чувствовал себя, казалось бы, из-за пустяков. Например, когда Захир, по-особенному улыбаясь, называл евнуха «друг мой». Вот тогда Шихаб готов был закричать: «Я тебе не друг! Ятвоя игрушка. Как ты можешь называть меня другом! Ты оскорбляешь само понятие дружбы, называя меня так!»
Евнух сдерживался, потому что не должен был возражать. Но всё же он вёл мысленный спор со своим новым хозяином: «Нет, Искендер не поступил бы так с Багоем. Искендер был великодушен и не терпел несправедливости. Наверняка он даже не сразу согласился оставить у себя евнуха, но пришлось. Искендер после победы над Дарием хотел стать в глазах персов преемником Дария, а не захватчиком персидского трона. Поэтому когда персы отдали Искендеру вещь Дария, бывшую игрушку Дария, Искендер не мог отказаться, хоть и предпочёл бы получить что-то другое как знак преемственности».
Поэт Низами, изучив множество книг, утверждал, что Дарий в отличие от Искендера был жесток и несправедлив. Часто оскорблял своих слуг несдержанным словом и жаждал утвердить свою власть над всеми без исключения. «Для Дария евнух Багой, конечно, был игрушкой, думал Шихаб. Дарий не спрашивал, чего хочет Багой, а просто утверждал над ним свою власть».
Конечно, Багой, не зная Искендера, полагал, что новый господин во многом похож на прежнего. Но Искендер выждал немного, чтобы персидские вельможи не обиделись, а затем объявил евнуха свободным, дал денег и сказал: «Ты волен уйти». Да, всё должно было происходить именно так, а не как рассказывал Захир!
«Но почему же Багой остался? думал Шихаб. Уж точно не потому, что Искендер удерживал его». Наверное, евнух, проведя годы в рабстве и не имея родных, просто не знал, что делать со своей свободой. Поэтому попросил позволения остаться и служить, как умеет. И Искендер согласился, чтобы на примере других слуг Багой учился вести себя как человек, а не как евнух.
Со временем для Шихаба это стало любимым развлечением: оставаясь в одиночестве, он представлял себе разговор Искендера с Багоемтот разговор, после которого евнух стал свободным. Где и как они говорили? Наверное, при разговоре присутствовал слуга-переводчик, ведь Искендер был правителем румов, а румы обычно не знают персидского. Возможно, присутствовало много людей, весь румийский двор. А возможно, что никого, кроме переводчика, не было. Как вёл себя Багой? Заулыбался от радости? Или заплакал? Возможно, встал на колени, а затем задумался, должен ли так делать, если теперь свободен.
Шихаб представлял эту сцену каждый раз по-новому, но всякий раз Багой был невыразимо счастлив остаться при Ис-кендереуже не как игрушка, а как верный слуга, который полон решимости отблагодарить господина за доброту. Если не сразу, то позднее.
Арис, наверное, был единственным, кто чувствовал себя в осаждённом городе не как в ловушке. Турки, собравшиеся с внешней стороны стен, не были Арису врагами, а ромеи и прочие защитники этого места казались слишком глупыми, чтобы поймать шпиона или хотя бы догадаться о его существовании. В прошлом году, когда Арис также по заданию господина приезжал сюда, страх оказаться пойманным был довольно силён. А теперь почти исчез.
Приходилось напоминать себе, что излишняя беспечностьэто и есть главная опасность для того, кто добывает сведения во вражеском лагере. Попасться из-за беспечности было бы досадно и непростительно. Господин очень надеялся, что теми сведениями, которые сможет добыть «верная тень», он поможет своему другувторому министру. Это был случай, который выпадает раз за всю жизнь, и господин очень огорчился бы, если бы тень оплошала. Он бы никогда этого не забыл, и тень вечно чувствовала бы себя виноватой, то есть обязанной искупить вину, а тень не любила чувствовать себя обязанной.
Получив задание от господина снова отправиться в Константинополь, Арис приехал в ромейскую столицу задолго до начала осады, чтобы не вызвать подозрений. Ведь это странно, когда в городе, из которого все стремятся уехать, появляется человек с намерением остаться надолго. Значит, следовало приехать, когда бегство жителей ещё не началось.
Правда, когда оно началось, уехало вовсе не так много людей, как ожидалось. Оставшимся просто некуда было деться, и потому они надеялись, что в город явится помощь от папы римского и католических стран. Арису это рассказал хозяин гостиницы, где новоприбывший снял комнатку.
Через некоторое время Арис перебрался из гостиницы в домик к одной старухе, где жильё было дешевле, а хозяйкаболтливее. «Мне и делать ничего не надо. Она сама делает за меня всю работу», думал юноша каждый вечер, когда старуха согласно договорённости приглашала его за свой стол и ставила перед ним миску с супом. Пока Арис ел, она рассказывала все новости, что слышала утром на рынке.
Старуха не была одинока. За день она, конечно, успевала поговорить о том же и с соседками, и с дочерью, жившей неподалёку, но, видя, что жилец слушает с уважением и вниманием, повторяла всё ему. Ворчала о повышении цен на хлеб, рыбу и зелень. А ещё беспокоилась, что в храме, куда она ходит, вдруг станут служить «по-новому», то есть в соответствии с Унией. Также жаловалась, что в город понаехали генуэзцы и венецианцы, которые приобрели большое влияние на василевса, и это, конечно, из-за них он решил поддержать Унию. А позднее сетовала, что генуэзцев и венецианцев приехало слишком мало и что их не хватит для защиты города: