«Представьте себе, писал Гете в письме своей знакомой, если можете: Гёте в галунах, франт с головы до ног, среди блеска свеч и люстр, в шумном обществе, прикованный к карточному столу парой прекрасных глаз, рассеянно рыскающий по собраниям, концертам, балам, с легкомысленной ветреностью волочащийся за привлекательной блондинкой, таков теперешний карнавальный Гёте!»
Гёте познакомился с Елизаветой Шёнеман в конце 1774 года в доме ее родителей во Франкфурте. Когда он входил в музыкальный зал, шестнадцатилетняя Лили сидела за роялем и играла сонату.
«Мы взглянули друг на друга, писал он в своей автобиографии, и, не хочу лгать, мне показалось, что я почувствовал притягательную силу самого приятного свойства».
Для пылкого Гёте даже одной встречи было достаточно, и он написал стихотворение, в котором излил свои чувства.
Лили быстро привязала к себе Гёте, неуклюжего медведя, каким он изобразил себя в стихотворении «Парк Лили».
И он был действительно счастлив, когда она удостаивала его лаской.
Кокетливой Лили нравился Гёте.
В минуту увлечения она рассказала ему историю своей жизни, жаловалась на ее пустоту, призналась в том, что общаясь с ним, хотела испытать свою власть над ним, но сама попалась в сети.
Молодые люди объяснились, и вполне возможно, что дело на самом деле кончилось бы браком.
Но снова сыграла свою трагическую роль разница в общественном положении семьи советника Гете и вдовы банкира Шёнемана.
Зная педантичность отца, сестра Гёте выступила против этого брака.
Гёте никого не слушал, и тогда некая девица Дельф взяла на себя трудную задачу устроить дело.
В один прекрасный день она сообщила влюбленным о согласии родителей и попросила их подать подать друг другу руки.
Гёте протянул Лили руку.
Та вложила в нее свою, после чего влюбленные с «глубоким вздохом облегчения» бросились друг другу в объятия.
Вскоре состоялось обручение.
Но уже очень скоро все расстроилось из-за непримиримой вражды родителей.
Более того, знакомые Лили воспользовались поездкой Гёте в Швейцарию и в один голос уверяли Лили, что подобное поведение жениха лишний раз говорит о его холодности.
Молодые люди расстались, а Гете еще очень долго еще тосковал по возлюбленной.
Он простаивал ночи под ее окном, завернувшись в плащ, и возвращался довольный, когда ему случалось увидеть ее в окне.
Однажды он услышал, как Лили пела его песню. Ту самую песню, в которой он упрекал возлюбленную за ее тягу к светской жизни.
Лили вышла за страсбургского банкира, а Гёте, уезжая в Италию, писал в своей записной книжке: «Лили, прощай! Во второй раз, Лили! Расставаясь в первый раз, я еще надеялся соединить наши судьбы. Теперь же решено: мы должны порознь разыграть наши роли. Я не боюсь ни за себя, ни за тебя. Так все это кажется перепутанным. Прощай».
Через несколько лет он встретился со своей бывшей пассией, и ничто не шевельнулось в его охладевшей груди.
«Я, писал он, прошел к Лили и застал прекрасную мартышку играющей с семинедельной куклой. И здесь я был принят с удивлением и радушием.
Я нашел, что милое создание очень счастливо замужем. Ее муж, по-видимому, честен, неглуп и делен; он богат, имеет прекрасный дом, важный бюргерский ранг и т: п. все, что ей нужно».
Все правильно, торговка и поэт вещи несоместные
И все же самой знаменитой из всех увлечений Гете стала Шарлотта фон Штайн, с которой у него начался роман в Веймаре.
И если верить самому поэту, то из всех женщин, прославленных им в стихах, он больше всех дорожил именно Шарлоттой.
Четырнадцать лет своей жизни провел с ней Гете в самой нежной задушевной близости, причем все первое десятилетия их связи он находился под ее влиянием.
Целых лесять лет, от его приезда его в Веймар и до отъезда в Италию, он ее былъ поклонником, учеником, другом, любовником и личным поэтом.
Как он считал сам, именно благодаря ей, он приобрел остроумие, возвышенность, энергию, деликатность и авторитет.
И это, не смотря на то, что сама Шарлотта не обладала ни одним из этих достинств.
Когда Гете в ноябре 1775 года впервые увидел Шарлотту фон-Штейн, ему было 26 лет, а она была на восемь лет старше его.
В 1764 году она вышла замуж за обер-шталмейстера Веймарскаго двора. У нея было шестеро детей, из которых в живых осталось трое.
Она владела всеми качествами великосветской женщины, естественностью и непринужденностью в обращении, открытыми манерами и удивительным тактом.
Она не была красавицей, но обладала привлекательной внешностью с выражением кроткой серьезности.
Как светской и придворной даме, ей была свойственна та прелесть, какая дается высшим положением.
Она стояла значительно выше франкфуртскаго гения, как в смысле нравственного достоинства, так и в смысле самообладания.
Гете как раз тогда был взволнован и измучен после разлада со франкфуртскими своими увлечениями и не находилъ себе покоя.
Она все сглаживала, смягчала, была успокоительницей, ангелом-хранителем его жизни и сестрой высшего порядка.
Шарлотта заинтересовалась молодым человеком с хорошими манерами с первых дней их знакомства. И как поговаривали, она ценила его, прежде всего, отнюдь не за поэтический его дар, а за умение держать себя в свете.
Понимала ли она, что общается с гением?
Думается, вряд ли.
Да и не за гениальность она ценила людей.
Именно поэтому она настаивала, чтобы Гете научился говорить на французском языке как истый царедворец.
В свою очередь, он до такой степени втянулся в мелкие интересы небольшаго Веймарскаго герцогства, что на какое-то время забыл о настоящем творчестве.
Растрачивая свой огромный талант на стихотворения, на «разные случаи» и на поэтическія шутки, по-настоящему он выражал себя только в своих письмах к Шарлотте.
Вполне понятны удивление и горе Шарлотты, когда в 1786 году, не разъяснив ей поводов своего отъезда, Гете бежал в Италию.
Многие стихотворения, написанные ею в сентябре, свидетельствуют о ее близкому к отчаянию состоянию.
О, как же я одинока
И вечно буду в одиночестве!
Горе принцессы в «Тассо» представляет сходное чувство, которое, конечно, не случайно.
Некоторое время думали, что своей поездкой в Италию Гете хотел порвать свои отношения с Шарлоттой. Было предположеніе, что после десяти летъ любви он почувствовал утомление.
Но скорее всего, это не так.
Письма, написанныя Гете Шарлотте из Италии, ясно свидетельствуют о том, что чувства его к ней не изменились.
У него сохранилась та же потребность сообщать своей приятельнице все события изъ своей жизни и свои мысли. Но в то же самое время он уже мог обходиться без нее.
Ослепленный блеском итальянского неба, восхищенный остатками классической древности, искусства эпохи Возрождения, он увлекся природой и наукой.
Он испытывал такое единение с этой прекрасной страной, что покидал Италию с сожалением, несмотря на предвкушение радостного свидания с друзьями.
И те не могли не заметить, что в Веймар вернулся уже совсем другой Гете, исполненный огромной творческой силы.
В Германии поэт не обрел прежнего мира.
Ему казался чуждым немецкий климат, серое утрюмое небо пронизывало его безконечной грустью, отголосок которой можно найти в одном из его писем к Гердеру.
Ничто не могло развеять его меланхолию.
Общество, занятое в то время другими писателями, холодно встретило полное издание его сочинений.
Герцог Веймарский, увлекавшийся французской трагедией, раскритиковал его «Эгмонта».
Гердер, в свое время симпатизировавшій Гетцу, стал смущаться вольностями, какими Гете стал позволять себе в отношении к морали, и считал «Римские элегии» омерзительными.
Да что там общество!
Та самая женщина, которую он боготворил в течение одиннадцати лет, встретила его весьма холодно.
Недовольна его полуторагодовым отсутствиемъ, она осыпала его упреками, а поскольку «Эгмонт» шокировал и ее, она наградила Клару непристойным эпитетом и говорила о своей оскорбленной нравственности.
Неприятно поразило Шарлоту и то, что поэт бредил полюбившееся ему южной страной.
Можно допустить, что Шарлотта приняла эти восхваления юга за личное для себя оскорбление, хотя с ее стороны опрометчиво было проявлять язвительность.