Не знала, что из черники делают вино.
Ага. Мой приятель в Сент-Джоне. Начал забавы ради для себя и друзей, потом набил руку. Теперь продаёт. Говорит, теоретически это возможно из любых забродивших ягод.
Всё равно странно. Непривычно, приподнимаю наполненный бокал на свету, слегка раскачивая. Принюхиваюсь. Пахнет, как обычное виноградное. Молодое Сагрантино или Шираз. При слове «вино» сразу представляются зелёные холмы и виноградники. Знаешь, такими ровными рядами убегают вдаль. И обязательно солнце с голубым небом. Где-нибудь в Чили или Италии. Или в Провансе.
И огромный замок, да? Эден наливает себе, с озорной улыбкой отставляет в сторону бутылку.
Можно без замка, смеюсь я. Выразительно обвожу взглядом стены. У меня и так есть.
Этот не считается.
Почему это?
Он неправильный. Без призраков и скелетов.
Не будь так уверен. Мне точно не стоит больше пить. Несу какую-то чушь и не могу остановиться: Может, у меня полно скелетов.
И где же ты их прячешь? Эден явно старается говорить с серьёзным лицом, но лукавые бесята в глазах выдают.
В шкафу в спальне, вырывается у меня с глупым смешком, и что-то во взгляде Эдена меняется.
Покажешь мне? громко шепчет он, наклоняясь ближе.
Подумаю об этом, если будешь хорошо себя вести.
Сомневаешься?
Мне нравится, как он пристально смотрит мне в глаза, как по телу разливается тепло. И что-то ещё. Наверное, я просто пьяна.
Пауза затягивается, становясь слишком оглушительной, чтобы молчать дальше.
Поживём-увидим, прячу смущение за бокалом.
А ты прагматик, Эден выпрямляется, с привычной полуулыбкой поднимает свой, салютует им: За мечты, которым суждено сбыться.
Вино лёгкое, сладковатое, но не приторное, с едва ощутимой кислинкой. Пьётся приятно, не оторваться. И я незаметно выпиваю до дна.
Ну как? В отличие от моего бокал Эдена опустел лишь на четверть.
Замечательное, искренне хвалю я. Надо будет купить несколько бутылок. Будешь моим поставщиком? Или придётся знакомить с приятелем.
С ним поосторожнее.
С другом? глупо хихикаю, понимая, что Эден имеет в виду вовсе не его.
Хмельное, он вдруг встаёт. Перехватив взгляд, с видимым сожалением кивает на часы над моей головой, словно извиняется: Пора. Поздно.
Ладно.
Тоже поднимаюсь. Чувствую, как кружится голова. Не сильно, чтобы всерьёз беспокоиться, но достаточно, чтобы не делать резких движений.
Эден снимает с вешалки пальто, медленно идёт к двери, я семеню следом. Мне хочется его задержать, но боюсь показаться глупее и навязчивее, чем уже. Не упрашиваться же остаться. Наверняка у него есть дела поинтереснее, чем полночи распивать со мной вино и слушать занудные истории. Мы ведь с ним даже не друзья. Мы, в общем-то, никто. И вряд ли когда-нибудь увидимся. Слишком разная жизнь, ничего общего, кроме дурацкой машины Альберта, которую в любом случае собираюсь отдать Филу.
На веранде неожиданно холодно и темно идиотка, я даже забыла включить наружный свет.
Прости. Я сейчас, зябко втягиваю пальцы в рукава, собираясь вернуться, чтобы зажечь фонарь на крыльце.
Это ты прости, Эден делает шаг назад, оборачивается. Бросает, не глядя, пальто на перила, берёт меня за запястье, приближаясь почти вплотную.
За что? не понимаю я.
За это, он обхватывает моё лицо ладонями. Они горячие, мягкие, уютные, но держат крепко не вырвешься. Я и не пытаюсь. Смотрю, задрав голову, в глаза, в которых блестящими точками отражается луна. Или это так причудливо падает свет. Не могу просто взять и уйти, Мэдисон.
Тогда не уходи, я снова говорю глупости, но думать связно не получается. Мыслей слишком много и сразу, чтобы уцепиться хотя бы за одну.
Если не уйду, мне придётся тебя поцеловать.
Это плохо?
Скажи мне ты.
По правилам ты должен был пригласить даму хотя бы на одно свидание, улыбаюсь я.
Теоретически их было три.
Мне безумно нравится, что между нами происходит сейчас, хотя уверена происходить не должно. Но и отказываться не собираюсь.
Убедил, обнимаю за шею, тянусь губами к его.
У нашего первого поцелуя вкус черники и вина.
И что-то ещё
Так, ещё раз. Значит, вы напились, и он тебя поцеловал. Зде там, Фил кивком указывает за свою спину видимо, на входную дверь, так и оставшуюся распахнутой настежь. По лицу сразу не угадать, издевается или говорит серьёзно. Вы переспали, он кидает выразительный взгляд на потолок. Долго ёрзает в кресле, словно устраивается поудобнее. Утром ты протрезвела и выставила его вон. Потом передумала, а теперь страдаешь. Пока я всё правильно понимаю?
Ничего он не понимает, а я не знаю, как объяснить. И надо ли объяснять. Зря, наверное, рассказала ему про Эдена. В конце концов, мне не шестнадцать. Разберусь сама.
Всё хорошо, Фил.
Угу. Поэтому выглядишь, как будто Альберт только что снова умер, но на этот раз ты его любишь.
Ключи на столе. И документы. Я тебе там не нужна.
Ага, это я понял. Кстати, можешь оставить машину себе, если она снова сделает тебя счастливой. Ты ведь из-за неё такая, да, жадина? А вовсе не потому что влюбилась в пацана.
Иди к чёрту, беззлобно бросаю я. Не до его шуточек сейчас.
Зачем-то поправляю раскиданные по дивану подушки с вышитыми на них цветами, пытаюсь выстроить идеально ровную линию. Они не слушаются, заваливаются на бок, падают на пол.
Когда погиб Брис, я возилась с ними несколько первых месяцев чуть ли не сутками. Прокол, стежок, опять прокол. Не ошибиться в схеме, выбрать правильный цвет и толщину. Немыслимым образом простые, размеренные и повторяющиеся движения помогали разглядеть в хаосе хоть какой-то порядок. Они успокаивали. А когда возвращалась холодная пропасть, я укладывала подушки вокруг себя, обнимала одну и неспешно раскачивала, представляя, что снова держу на руках новорождённую кроху.
Альберт ненавидел меня такой, считал, что я медленно схожу с ума. Потом, гораздо позже, не раз порывался их выкинуть. Я не позволяла. Не могла позволить в них будто заключался весь смысл моей новой жизни. И в конце концов Альберт нашёл свой. Уже без меня.
Что с тобой, Мэдди?
Тихо мычу в ответ.
Ясно, ухмыляется Фил. Теперь попробуй словами.
Меньше всего мне хочется разговаривать. Даже с ним. Но брат ни за что не отстанет.
Сможешь их куда-нибудь увезти? Отдать или выкинуть.
Подушки? хмурится он.
Ага. Хочу сделать ремонт, всё тут изменить. Вряд ли они подойдут к новой мебели.
Слушай, брат подаётся вперёд, напоминая отца. Такой же смуглый, широкоплечий, с пронзительными карими глазами и французской бородкой. Локти деловито упираются в ноги, пальцы сцеплены в замок, губы поджаты. Дело ведь не в подушках, так?
Я не знаю, в чём дело, Фил.
По-моему, знаешь. Позвони ему.
Качаю головой:
Не могу.
Гордость?
Глупость, усмехаюсь. Я столько всего наговорила, ты не представляешь! Не удивлюсь, если он никогда не захочет меня слушать.
Ты ничего не теряешь, Фил забирает с журнального столика мой сотовый и протягивает мне. Звони.
***
Звонить я не стала. Испугалась, вдруг Эден повесит трубку, если вообще ответит. Я бы не ответила. И что дальше? Продолжать дозваниваться, пока он не внесёт меня в чёрный список? Не наговаривать же сообщение на автоответчик или писать сообщение. Нет уж, есть вещи, которые стоит объяснять глаза в глаза. Или хотя бы попытаться.
В офисе Эдена не было. Оказалось, он взял выходной наверняка собирался провести его со мной. Или просто решил отоспаться после бессонной ночи и далеко не спокойного утра. В отличие от меня, Фил не растерялся сумел уговорить ту же служащую любезно поделиться с нами адресом босса, пока рассыпался восторгами около новенького спорткара, принадлежавшего теперь ему. Кажется, даже пообещал в качестве благодарности купить ещё один такой же. Или даже что-то подороже. Я постаралась уехать раньше, чем он вынудит меня это сделать.
Нужный дом нашёлся сразу на северной стороне реки, в Западном Бруксайде прямо на обочине Бруксайд-драйв, в двухэтажном сером танхаусе напротив гольф клуба. Пару раз я точно подвозила сюда Альберта. Может, так они и познакомились, гоняя мячик по газонам «Вест Хиллс»? Наверняка это случилось давно, как минимум больше полугода назад с октября по апрель клуб закрыт.