Не желая злоупотреблять Вашим ко мне вниманием, кратко сообщу Вам об обстоятельствах, которые обусловили моё здесь пребывание. В этой пустыне, если мне позволено будет так называть наш замок, пища для тела человека крайне скудна, тогда как пища духовная отсутствует вовсе. Ах! Где золотистый херес, этот ароматный нектар, с помощью которого мы привыкли обновлять наши духовные силы! Я и вспоминать не хочу наших весьма умеренных обедов! Нет, я не хочу думать о том, что когда-то мы ели прекрасное жаркое, сочные пироги и ароматные окорока из Эстремадуры, и пряную олью подриду! Здесь редко видишь мясо бычка, а нежной телятины не видишь вовсе. Нашу олью готовят из мяса тощих баранов и её запивают дрянным уксусом, который вежливо величают вином, и ещё к ней подают жалкие смоквы или жареные каштаны. Потом подают сыр, твёрдый как головы тех крестьян, которые это готовят. Я всё больше познаю мудрость поговорки: «Плохой повар не может быть приятным собеседником». О, как украсил бы моё здесь прозябание бочонок хереса, нашедшего дорогу в эту пустыню по доброте моих старых друзей, как он послужил бы во благо моему здоровью и продлил бы моё бренное существование! Дом здесь ведёт старомодная, весьма кисло взирающая на мир дуэнья, она властвует над всем, что есть в этих жалких развалинах, но в изобилии только чванство и нищета.
Она родом из Астурии и попала сюда со свитой несчастной графини. Как и все члены её клана, которые считают себя благородными, хотя бы и были пастухами, она очень горда, но надо признать, что она кроме этого еще и деятельна, прилежна и домовита. Но перехожу к более важным моментам. Я сумел найти для моего почитаемого друга некоторые объяснения к печальной семейной истории моих юных подопечных. Вы помните, что подобно тому, как если на небосводе внезапно погасло яркое созвездие, так на доброе имя и на состояние графа де Нуера упала тень, а граф де Нуера более пятнадцати лет был известен, как храбрейший воин и как любимец Его Королевского Высочества. На него пало подозрение в постыдной измене, и хотя никаких подробностей не стало известно, утверждали, что в опасности была жизнь Его Величества Короля, покровителя и друга графа де Нуера.
Считается, что Его Величество Король в своем праведном гневе был милостив и оставил в неприкосновенности честь своего неблагодарного приближённого. Во всяком случае, мир узнал, что граф принял командование в Индии и отправился туда на паруснике из какого-то нидерландского порта без права возвращения в Испанию. Считается, что ради того, чтобы уберечь свою голову от плахи, а имя от позора, граф добровольно передал большую часть своего имения святой церкви, и только маленькую часть своим детям. Через год стало известно о его гибели в бою с дикарями, если я не ошибаюсь, Его Величество был так милостив, что распорядился отслужить по его душе мессу. Но одновременно поползли слухи о куда более страшном конце этой истории. Утверждали, что по раскрытии заговора он, отчаявшись в милосердии Бога и людей, позорно наложил на себя руки. Ради спокойствия его семьи было предпринято всё возможное для того, чтобы затушевать происшедшее. Ничего более точного никто до сих пор не узнал, и никогда не узнает. Я не знаю, не совершаю ли я грех, записывая на бумагу то, что известно только на небесах, но раз оно уже записано на бумаге, то пусть на ней и останется. У Вас, мой высокородный и достоуважаемый друг, все тайны в полной надёжности.
Молодые люди, обучение которых является моей задачей, кое в каких областях не без талантов. Но старший, Хуан, ленив и нахален и при этом такого необузданного нрава, что не терпит никакого наказания. Младший, Карлос, более управляем и на деле склонен к изучению гуманитарных наук, если бы только не этот негодник старший брат, который постоянно склоняет его к непослушанию и шалостям. Дон Мануэль Альварес, их дядюшка и опекун, наверняка будет настаивать, чтобы он посвятил себя церкви. Но из чистого христианского человеколюбия я молю святую матерь Божию, чтобы дону Мануэлю не пришло в голову сделать из него брата-послушника, потому что они, как я это могу подтвердить собственным опытом, в этом бренном мире вынуждены странствовать в большой бедности и унижении.
Заканчивая своё письмо, достоуважаемый друг, я очень прошу Вас сразу же по прочтении предать сие послание огню, и тем самым молю деву Марию и святого Луку, который является моим покровителем, сохранить Вас от всяких бед и напастей.
Так, с отведённым в сторону взглядом, в сомнении качая головой и едва слышно приговаривая «Ай де ми», мир говорил об отце Хуана и Карлоса, которые не знали о нём ничего, кроме нескольких таинственных слов, звучавших для них как восклицание радости и восторга.
Глава III. Меч и сутана
Шлем и чепчик — в них сила каждого дома.
(Испанская поговорка)
Дон Мануэль Альварес на несколько дней остался в Нуере, как называли старый замок на склонах Сьерра- Морены. Для Долорес это были нелёгкие дни. Она неустанно старалась оказать всё возможное гостеприимство дородному изнеженному господину, равно как и достойным образом заботиться о его приближённых. Он счёл нужным иметь при себе не только четырёх камердинеров, но ещё и дюжину вооружённых слуг, что, конечно, во время путешествия по пустынным горным дорогам никак не являлось излишним.
Сам дон Мануэль едва ли испытывал от путешествия большее удовольствие, чем матушка Долорес, но он считал своим долгом время от времени посещать своих юных родственников, чтобы удостовериться, что они ни в чём не испытывают недостатка.
Единственным во всём обществе, кто действительно испытывал от посещения гостей удовольствие, был фра Себастьян, добродушный, легкомысленный брат- послушник, который был лучшего воспитания и более тонкого вкуса, чем остальные члены его ордена. Он любил хорошо поесть и выпить, любил многословно порассуждать и почитать что-либо занимательное, не очень при этом любя углубляться в отвлечённые размышления.
Он тотчас был утешен, когда по прибытии дона Мануэля улучшилось качество подаваемых блюд. При этом скоро исчез столь естественный страх, что опекун его воспитанников проявит неудовольствие по поводу их неудовлетворительных успехов в учёбе. Он очень скоро понял, что это мало беспокоит дона Мануэля. Тот хотел только того, чтобы через два или три года они были способны приступить к учёбе в университете, в Комплютуме или в Саламанке, где они должны были оставаться до тех пор, пока один из братьев не пойдёт на военную службу, а другой посвятит себя церкви.
Что касается Хуана и Карлоса, то они безошибочным инстинктом детства чувствовали, что дон Мануэль не испытывает к ним искренней любви. Хуан испытывал больший, чем это было необходимо при данных обстоятельствах, трепет перед проверкой его знаний. Карлос, который внешне был к своему опекуну очень почтителен, в душе презирал его, потому что тот не знал латыни и не мог прочесть по памяти ни одной из баллад Сида.
На третий день своего пребывания в Нуере, после трапезы, дон Мануэль уселся в большое резное кресло и подозвал своих племянников. Он был высокий дородный человек с продолговатой головой, тонкими губами и острой бородкой. Костюм его был из тончайшей шерсти оливкового цвета с бархатными отворотами. Всё в нём было основательно, богато, без всяких излишеств. Держался он с величайшим достоинством, может быть даже величественно, как подобает человеку, который решился достичь наибольших высот в обществе, как ему уже удалось добиться большего богатства.
Начал он с Хуана, которому он серьёзнейшим образом объяснил, что его отец из-за своего неразумия не оставил ему ничего, кроме этих развалин на каменном склоне. Выслушивая это, мальчик пожимал плечами, глаза его метали молнии, он прикусил губы, чтобы не сказать какую-нибудь дерзость. Дон Мануэль между тем продолжал говорить о том, что благородное ремесло военного откроет для него путь к славе и счастью. Эти слова нашли отклик в душе мальчика, он поднял голову и быстро сказал:
— Да, дорогой дядюшка, я охотно стану солдатом, как мой отец!
— Хорошие слова! Когда ты достигнешь соответствующего возраста, я употреблю всё своё влияние, чтобы ты получил хорошее место в армии Его Величества. Я очень надеюсь, что ты добавишь славы своему древнему роду!