— Но Вы же видите, что мир может исходить только из оправдания, а мир в сердце Вы ведь имеете?
Карлос был в затруднении. Введённый в заблуждение учением церкви, он смешивал оправдание с освящением, и теперь не мог в полной мере наслаждаться миром, исходящим из оправдания, потому что чувствовал, что освящение ещё не абсолютно.
Де Гезо объяснил ему, что слово «оправдание» нельзя считать синонимом понятия «праведность», но в общепринятом смысле его должно понимать, как «считать или объявить правым». Он легко и естественно вошёл в роль учителя, а Карлос охотно слушал его как прилежный ученик, слушал не без того, чтобы не удивиться богословским знаниям дилетанта, но в то же время он слушал с большим вниманием и интересом.
До сих пор Карлос был похож на странника, который без проводника ступает на незнакомые берега. И, если таковой встретит на своём пути учёного исследователя, который обозначит на карте каждую скалу и каждый холм, точно воспроизведёт береговую линию, если ему ещё и известно, что находится вдали за бледнеющими вершинами, то легко понять тот интерес, с которым он будет слушать исследователя и с какой жадностью изучать карту, на которой обозначены контуры незнакомой земли… Де Гезо не только объяснил Карлосу значение отдельных мест из Священного Писания и их взаимосвязь, но и коснулся многих жизненных проблем.
— Я думаю, что сейчас мне понятно, — сказал после продолжительной беседы Карлос, который, переходя от пункта к пункту, высказывал свои сомнения и возражения, на которые его новый друг давал исчерпывающие ответы. — Благодарение Богу, для нас не существует ни проклятия, ни осуждения. Ничто не может повредить делу Христа — ни чьи-то действия, ни причиняемые нам страдания, потому что оно совершенно.
— Да, теперь Вы постигли истину, которая стала нашей силой и нашей радостью.
— И она стала нашим освящением, которое совершается через страдания… при жизни на земле и в огне чистилища.
— Все пути, которыми ведёт нас по жизни Бог, должны совершать наше освящение. По Его милости радость может сделать это в такой же мере, как и печаль. Ибо написано, что «Он смиряет тебя и посылает на тебя голод», но ещё и «питает тебя манною, чтобы ты имел жизнь из Его рук».
— Но страдание очищает подобно пламени.
— Не само собою. Преступники возвращаются с галер от вёсел и из-под бичей ещё более ожесточёнными.
Сказав это, де Безо встал, погасил пригоревший светильник, Карлос же задумчиво смотрел в пламя очага.
— Сеньор, — сказал он после долгого молчания.
Его мысли подобно подземному потоку выходили на поверхность в самом неожиданном месте.
— Сеньор, как Вы думаете, Слово Божие, которое раскрывает столько тайн, оно способно дать ответ на любой поставленный вопрос?
— Едва ли. Мы можем многое спрашивать, но ответы могут оставаться для нас непонятными. Мы получаем ответ, но часто его не понимаем, потому что наша пока ещё слишком слабая вера не дает нам для этого сил.
— Например?
— Я не хотел бы сейчас приводить примеры, — сказал де Гезо, и Карлосу показалось, что его глаза, в которые он смотрел при тусклом свете пламени очага, полны печали.
— Я не хотел бы, чтобы то, чему хочет научить меня Господь, прошло мимо моего внимания. Я хотел бы до конца понять Его волю, и исполнить её, — с большой искренностью добавил Карлос.
— Ваше желание похвально, но Вы согласны, что это далеко не всегда в человеческих возможностях? Так назовите же мне вопрос, на который Вы хотели бы получить ответ, и я Вам открыто скажу, даёт ли его по моим понятиям Слово Божие.
Карлос назвал затруднение, в котором он оказался из-за вопроса Долорес. Кто может точно обозначить тот миг, когда баркас покинул устье реки и вошёл в воды безбрежного моря? Когда Карлос поставил этот вопрос, первая большая океанская волна подхватила его жизненную ладью, и он ещё не знал, какие бури ему придётся на этих волнах испытать.
— Да, я с Вами согласен, Слово Божье ничего не говорит об очищающем пламени чистилища, — ответил де Гезо. Некоторое время оба молча смотрели в огонь очага.
— Это открытие и ещё некоторые другие, признаюсь, принесли мне большие разочарования, даже страх, — сказал, наконец, Карлос.
Он находился в том редком для человека состоянии, когда он способен облечь в слова самые неясные и мрачные движения своей души.
— Я не сказал бы, — последовал ответ, — чтобы мысль быть мгновенно перенесённым от врат смерти в непосредственную близость моего Спасителя внушала мне большие разочарования или страх.
— Как? Что Вы сказали? — воскликнул Карлос.
— Быть вне тела, у Господа, уйти из мира и быть с Христом, — это лучшая из всех возможностей, которые у нас есть.
— Так сказал святой Павел, великий апостол и мученик, мы же, мы имеем учение церкви, — едва слышной скороговоркой ответил Карлос.
— Тем не менее я осмелюсь предположить, что перед лицом всего, что Вы почерпнули из Слова Божьего, для Вас будет очень трудной задачей доказать существование огня чистилища.
— Вовсе нет, — запальчиво ответил Карлос и тотчас бросился в бой, надел свои доспехи и начал словесную потасовку со своим новым другом, который (как полагал Карлос, только из желания поспорить и для тренировки духа) изображал перед ним лютеранского противника, но немало храбрых борцов во время игры в бой находили свою погибель. При каждом новом выпаде Карлос был посрамлён и повергнут в прах. Но как мог он признать своё поражение? Даже перед самим собой, потому что вместе с падением истинности учения церкви должно было пасть ещё многое. Что станет из спасающей силы мессы, из отпущения грехов и молитв об умерших? Мало того, куда девалось само понятие о непогрешимости святой церкви?
Он продолжал отчаянно сопротивляться. Всё возрастающий ужас оттачивал его красноречие, оживлял его дух и давал остроту его памяти. Когда он увидел себя изгнанным из пределов утверждений Священного Писания и рассуждений здравого ума, он занял позиции на редутах схоластического богословия. Оружием, которым он так хорошо владел, он пользовался теперь с отчаянием погибающего и плёл хитрые сети, чтобы завлечь в них противника. Но де Гезо подхватил эту сеть ловким выпадом и разорвал её в клочья.
Карлос осознал своё поражение.
— Я больше ничего не могу сказать, — признался он, опустив голову.
— Разве то, что я сказал, противоречит Слову Божьему?
Подавив крик отчаяния, Карлос в ужасе посмотрел в глаза другу:
— Господи, пощади, разве мы лютеранские отступники?
— Может быть Христос ставит вопрос немного иначе — готовы ли мы следовать за Ним, куда бы Он нас ни повёл?
— О нет, только не это! — воскликнул Карлос. В волнении он вскочил с места и стал нервно ходить из угла в угол. — Мне противна всякая ересь… мне отвратительна сама мысль о ней… с самой колыбели… что угодно, только не это!
Наконец он остановился около кресла, в котором сидел де Гезо и спросил:
— А Вы, сеньор, Вы подумали о том, куда это всё может привести?
— Да. И я не стану принуждать Вас идти той же дорогой. Но я утверждаю, если Христос кому-то велит: «Покинь корабль и иди ко Мне по чёрным бушующим волнам», то Он протягивает тому человеку руку, чтобы удержать его и не дать ему в этих волнах утонуть.
— Покинуть корабль? Его церковь? Это значило бы покинуть и Его. Если я Его покину, то я погибну.
— Не страшись. У Его ног не погибла ещё ни одна человеческая душа.
— Я хочу держаться Его. Но и святой церкви тоже.
— Но если тебе придётся покинуть что-нибудь одно, то смотри, чтобы не оказался покинутым Христос.
— Нет-нет! Да поможет мне Бог! — помолчал и добавил негромко, только самому себе. — Господи, куда нам идти, Ты имеешь глаголы вечной жизни!
Он стоял в неподвижности, глубоко погружённый в свои мысли. Де Гезо бесшумно подошёл к окну и отодвинул грубый затвор.
— Ночь ясна, — задумчиво произнёс Карлос, — наверное, взошла луна.
— То, что Вы видите, — это рассвет, и для путешественников самое время посвятить себя отдыху, — с улыбкой сказал его собеседник.
— Молитва полезнее, чем сон.
— Правильно, поскольку мы имеем одну и ту же драгоценную веру, мы можем вместе помолиться.
Таким образом, де Гезо принёс пред лицо Господа их совместные нужды и стремления. Сама его молитва была для Карлоса чем-то новым, он даже упустил удивиться тому, что она сходила с уст дилетанта. Де Гезо говорил так, будто давно привык иметь дело с Невидимым, и проникать в святая святых для него не внове. Возможность так приблизиться к Богу благотворно сказывалась на Карлосе. Он почувствовал, что в его взбудораженную душу вновь входит мир, и вновь оживает его доверие к Тому, кто ведёт его Своим Словом и однажды возьмёт его к Себе в небесную обитель.