– Матвей так все поселяне будут. Да и Анисья с нами пойдет. Мы недолго, как вечерять будет, сразу и домой.
– И впрямь, Матвей Гаврилович, – подхватила бабка Анисья. – Что ж плохого, коли мы погуляем немного да людей посмотрим?
– Я сказал нет! – повышая голос, отрезал Твердышев. – У тебя, Анисья, свой мужик есть, с ним разговоры и веди. А в этом доме пока я хозяин! Знаю я, что там на этих гуляньях творится! Безобразие одно! Негоже замужней жене без мужа гулять!
– Дак ты и сам пойди, тятенька, – наивно залепетала девочка, просяще смотря на отца.
– Я полдня крышу чинил, вот только слез. А всю неделю до ночи работал. Нет у меня сил, доченька, по гуляньям расхаживать, – уже более спокойно объяснил он.
Девочка обиделась и, отвернувшись от отца, уткнулась в передник матери. Варя видела, что она заплакала от обиды. Арина же стояла молча и более не решалась настаивать.
– Ну что, кормить-то меня сегодня будут? – недовольно спросил Матвей, зыркнув на жену.
– Ладно, пойду я, – кряхтя, сказала Анисья и, тяжело вздохнув и обведя всех взглядом, поплелась к двери.
– Подождите, Анисья Сергеевна! – воскликнула Варенька. – Я с вами пойду. Я девушка незамужняя и ответ мне не перед кем держать. Пойдешь со мной, Машенька? Или со мной ей тоже нельзя, Матвей Гаврилович? – докончила она, устремив на Твердышева упорный взор-вызов золотых глаз.
Она видела, как по его лицу пробежала тень, и он прищурил глаза, уперев мрачный взор в ее лицо. Все женщины посмотрели на Твердышева, ожидая ответа.
– Идите, не мне вам запрещать, Варвара Дмитриевна, – наконец выдавил сквозь зубы Матвей. – Только за Машуткой следите, чтобы не случилось чего.
– Да все ладно будет. Не боись, Матвей Гаврилович, – подхватила тетка Анисья. – Мы вместе с Потаповыми сыновьями и девками пойдем. Все вместе.
– Спасибо, тятенька! – воскликнула девочка радостно.
– Ну что ж, собирайтесь. Через полчаса у ваших ворот встретимся, – скомандовала Анисья и засеменила к выходу.
Варя взвилась с места и поспешила к лестнице, ведущей на второй этаж, а за ней и Маша. Матвей проводил пристальным взором тетку Анисью и, мрачно глядя на щи, которые поставила перед ним жена, недовольно произнес:
– Принесла нелегкая Анисью-то! Да и Машутка совсем боязнь потеряла!
– Что ты, Матвеюшка, сходят ненадолго, да и вернутся, – заворковала Арина над ним, ласково проведя рукой по его густым волосам. – Ты кушал бы, а то щи остынут, Варвара Дмитриевна готовила.
После последних слов Твердышев, который уже подносил ложку ко рту, замер и посмотрел в тарелку. Скорчив недовольную гримасу, он заметил:
– Вот только на эту барышню никакой управы нету, все по-своему сделать норовит.
– Дак, нам-то что за дело? – удивилась Арина. – Она сама себе хозяйка.
– Это уж точно, – сказал зло Твердышев и наконец отхлебнул горячих наваристых щей.
Единственные часы в доме Твердышевых, стоящие на деревянном резном шкафу, пробили девять вечера. Матвей, который чинил стремена, поднял глаза на подарок Осокина Григория Петровича и нахмурился. За окном уже темнело, а Варя и Машутка все еще не вернулись. Черные мысли сверлили существо Твердышева, и он, недолго думая, заявил жене, которая сидела рядом за пяльцами, что пойдет к реке звать загулявшихся девиц домой. Арина молча кивнула, как и обычно, беспрекословно согласившись с мужем и, вновь уткнулась в вышивание.
Уже через четверть часа Матвей приблизился к шумному гудящему собранию. Кругом были заводские рабочие вместе с семьями. Повсюду на глаза Матвея, который шел вдоль реки, попадались веселые компании с балалайщиками, распевающие песни. Многие, завидев высокую статную фигуру Твердышева, здоровались с ним. Некоторые же, увлеченные весельем, не замечали его и прямо посреди дороги бесшабашно танцевали и громко смеялись. Матвей дошел до самой гущи людей и увидел местных деревенских музыкантов. Пара братьев-балалайщиков, гармонист Илья да местный трубач лихо играли веселую плясовую.
Матвей несколько раз пробежался взглядом по разряженной красно-темной толпе, прежде чем неподалеку от себя заметил сиреневое платье Вари и красный праздничный сарафан Машутки. Девушки стояли рядом с худощавым казаком, который был одет в парадную форму. Все трое над чем-то весело смеялись. Заняв наблюдательный пост у одной из берез, росшей неподалеку, Твердышев вперил взор в молодых людей, решив немножко понаблюдать за ними, отчего-то сразу не решившись подойти.
В следующий момент казак обернулся, и он узнал Тоболева Василия, урядника с завода. Нахмурившись, Матвей тут же вспомнил о том, как жена что-то говорила о том, что именно отряд Тоболева спас от разбойников Олсуфьеву, когда она ехала сюда. Через какое-то время к компании, за которой наблюдал Твердышев, подлетел сын местного кузнеца Никитка в красной косоворотке, румяный и долговязый. Ему было лет пятнадцать. И начал, видимо, зазывать танцевать Машутку. Девочка смутилась и посмотрела на Варю. Та в ответ улыбнулась и что-то сказала девочке на ухо. В ответ Машутка весело рассмеявшись, устремилась за парнем в центр поляны, где были танцы.
Это совсем не понравилась Твердышеву, и он уже было хотел приблизиться, как перед ним неожиданно возник сильно пьяный мужик.
– Доброго здравия, Матвей Гаврилович, – прохрипел мужик и покачнулся.
– И тебе не хворать, Авдеич, – бросил он в ответ, скорчив недовольную мину. – Не забывай, что завтра на работу. Не напивайся в стельку-то. А то завтра мне всю руду перепортишь! – наставительно заметил он.
– Да я и не пил! – воскликнул мужик.
– Домой ступай, – уже властно приказал Матвей.
Мужик поклонился как-то по-шутовски и поплелся дальше. Твердышев же, проводив его предостерегающим взглядом, вновь обратил взор на молодых людей, что стояли впереди чуть правее. Он увидел, как Тоболев поднес ручку Вареньки к своим губам и поцеловал. Этот жест чисто дворянский, который здесь, в поселке, среди этой публики, был явно неуместен, заставил Твердышева замереть. Он вперил взгляд в парочку и отметил, что Тоболев, склонившись над девушкой, что-то шепчет ей на ухо. Варенька весело рассмеялась и закивала.
Молодые люди сорвались с места и направились к танцующим. Играла очередная плясовая. Было заметно, что Варя не знает движений. Однако твердые руки Тоболева направляли девушку и не давали ей сбиться. Одной рукой Василий осторожно придерживал ее за талию, а второй сжимал ее хрупкую кисть. В итоге лишь пару раз ошибившись, она весьма умело протанцевала до конца.
Когда музыка стихла, и со всех сторон раздалось улюлюканье и крики довольных танцоров, которые закончили танец, Варя улыбнулась Тоболеву. Твердышев отметил, что молодые люди вернулись на прежнее место, а Машенька осталась танцевать дальше. Он недовольно взглянул на дочь, которая лихо отплясывала с юношей и вовсю строила ему глазки. Нахмурившись, Матвей перевел взгляд на другую парочку. Тоболев в этот миг что-то говорил Варе на ушко, склоняясь к ней, а она то и дело смеялась, обратив довольное лицо на Василия.
Нежности и кокетство между молодыми людьми направили мысли Твердышева в мрачное русло. Чем более он смотрел на воркующую парочку, которая явно получала удовольствие от компании друг друга, тем более гадко становилась у него на душе. В голове Матвея не укладывалась, как эта надменная барышня с завышенными требованиями, острым языком и задранным вверх носом, может так вот легко общаться с простым урядником. И не просто общаться, а с искренней радостью танцевать с ним и смеяться в его компании. Или только у них в доме она показывала свою надменную сущность? А когда ей это было выгодно, становилась вполне обычной девицей с ярким румянцем на щеках, озорной улыбкой и приятным веселым характером?
И теперь она открыто кокетничала с Тоболевым и явно хотела ему понравиться. С ним, с Матвеем, она всегда вела себя высокомерно и чересчур вежливо, а иногда даже пыталась спорить, показывая свое вольнодумие и характер. Никогда за два месяца он не видел, чтобы она так весело смеялась, как делала это нынче. Возможно, это происходило потому, что Василий не был женат, имел военную выправку, носил молодецкий чуб по-казацки и выглядел моложе, ибо брил бороду. К тому же Тоболев слыл одним из самых видных парней в поселке, поскольку у урядника был хорошо подвешен язык по части лести и нужного словца для девок, и оттого последние бегали за ним табунами.