— Вряд ли они забрались так далеко, герр обершар-фюрер, — сказал один из них.
— Не- знаю. Знаю, что они проехали через третий пост и болтаются где-то в зоне.
— Куда им деться? Отсюда не выберется даже мышь.
— Я вернусь на большую дорогу к повороту, — сказал старший. — Вы, Цинге, проскочите направо. А вы, За-укель, — налево. Где бы их ни обнаружили, немедленно доставьте ко мне.
Эсэсовцы расселись по мотоциклам, моторы завыли, затрещали, и мотоциклы разъехались в разные стороны.
— Нас уже ищут, — сказала Надежда. — Журба, что вы слышите?
— Ничего, командир. Все как будто под землю провалились, — ответил после короткой паузы разведчик.
— Но направление этого шума вы помните?
— Левее нашей дороги, командир, — уверенно ответил Журба.
— А вы что скажете? — обернулась Надежда к Артуру и Птахину.
— Мне тоже казалось, что шум был слева, — подтвердил Раммо,
— Точно слева, товарищ капитан, — сказал Птахин.
— В таком случае, мы пойдем туда; Мы должны узнать, что все это значит, — твердо сказала Надежда.
Они двигались по сплошному лесу примерно полчаса строго на запад. И дважды за это время впереди возникал похожий на жужжание гигантского жука звук. Возникал и пропадал. Третий раз они услышали его совсем рядом. И вдруг Журба хлопнул себя ладонью по лбу. Хлопок был еле слышен. Но он прозвучал так неожиданно, что все мгновенно обернулись к нему.
— Боже ж мой! Это же какая-то железяка ездит по рельсам! — шепотом проговорил он.
— Что? По рельсам? — не поверила Надежда.
— Конечно. Вы послушайте.
— Откуда тут взяться рельсам? Ветка проходит с восточной стороны зоны.
— Этого я не знаю, командир, — не стал спорить Журба. — Но то, что она катится по рельсам, это так же точно, как то, что мы сегодня не обедали и не ужинали.
Прошли еще метров сто и неожиданно остановились перед проволочным забором на бетонных кольях. Но даже не это поразило разведчиков. Было еще темно. Но уже можно было разглядеть на ближайших столбах, что проволока висела на белых изоляторах. И опять Надежда вспомнила то, о чем говорил Парамонов: «Мы ее резать, а из нее искры летят». Проволока была под током. Но что за ней прятали немцы? Воинские части за таким забором не стоят. Новые, прибывающие на фронт формирования за такой оградой тоже не дислоцируются.
Снова началось таинственное гудение, а еще немного погодя разведчики поняли, что впереди катится железнодорожный вагон. Катится плавно, грузно, изредка постукивая на стыках рельс. И еще они поняли, что его толкает или тащит дрезина, потому что чистый лесной воздух неожиданно наполнился прогорклым запахом сгоревшего синтетического бензина. Шум проплыл мимо, а никто так и не узрел ни очертаний этих вагонов, ни этой дрезины. Надежда не верила сама себе: не могли же они раствориться в воздухе! Неясно было и другое: если эти вагоны действительно двигались по рельсам, то почему же до сих пор эту дорогу ни разу не удалось обнаружить с воздуха? Десятки раз опытнейшие воздушные разведчики пролетали над лесом, а не зафиксировали ее ни визуально, ни на фотопленке? И в то же время каждый раз привозили данные о том, что со станции Панки в северо-восточное направлении проследовали два, а то и три железнодорожных состава.
Разведчики лежали у проволочного забора, бессильные что-либо предпринять. Немцы не вырубили лес возле забора, как это они делали обычно. И, стало быть, наверняка в достаточном количестве соорудили здесь всяких оттяжек, отводок и прочих хитроумных приспособлений, миновать которые в темноте было совершенно невозможно без того, чтобы не поднять тревогу по всей зоне. А, не преодолев забор, не продвинувшись вперед еще на полсотни метров, нельзя было разгадать тайну особой зоны леса «Глухого». Время шло. Гул и стук послышались снова. И вдруг, когда они стали слышны наиболее четко, откуда-то из-под кустов вылетела крохотная искорка, поднялась вверх над деревьями и погасла. А немного погодя следом за ней сумерки просверлил и второй красноватый огонек. И тогда молчаливо лежавший возле Надежды Птахин вдруг плюнул облегченно:
— Вот сволочи! Да они же ее по траншее провели! — сказал он и крякнул с досады, — это же надо додуматься.
— Как по траншее? — не поняла Надежда.
— А очень просто, вырыли гады траншею, вроде противотанкового рва, а то и еще поглубже, чтоб крыша вагона вровень с землею была, и катаются, сколько хотят. Попробуй разгляди их под деревьями с самолета! Да ни в жисть не разглядишь. А в землю они любят зарываться, — продолжал Птахин. — Я такое уже видел под Сталинградом. Тоже мы тогда долго понять не могли, как они ухитряются боеприпасы и технику своим подвозить. Кругом степь голая. Суслика за километр видно. А про подводу или машину и говорить нечего. А они, оказывается, по дну балки узкоколейку проложили, прикрыли сверху масксетью и ездят по ночам хоть бы хны!
Надежда слушала прерывистый шепот разведчика и думала совсем о другом. Если группа Ерохина наткнулась на это же самое ограждение, а было это километрах в пятнадцати- десяти южнее, значит, где-то там и берет начало эта ветка. Потому что еще немного юго-восточнее, почти по самой опушке проходит основная, известная нам линия. Ловко придумали. По основной линии время от времени для отвода глаз гонят пустые эшелоны, а все фактические, перевозки ведут по скрытой ветке. Но что и куда по ней перевозят? Это был вопрос, на который до сих пор они не могли получить ответа. Однако продолжать наблюдения дальше было тоже бесполезно. Находясь за проволокой, за деревьями и кустами, им все. равно увидеть ничего не удалось бы. К тому же у них не было времени. Небо уже заметно посветлело. И только в чаще еще нетронутой держалась темнота.
— Пока есть возможность, отсюда надо уходить, — также шепотом прервала Птахина Надежда.
Они поднялись и бесшумно пошли обратно к дороге. Они собрали уже много очень важных и ценных сведений, исключительно нужных нашему командованию, И надо было теперь как-то систематизировать их, чтобы каждый из их группы, если ему удастся вернуться к своим лишь одному, мог бы доложить обо всем совершенно ясно
За спиной у них снова послышался тяжелый гул металлических колес и покатился со стороны погрузочной площадки в направлении на юг. Надежда воспользовалась этим как фоном, на котором не будут слышны их приглушенные голоса, и остановилась.
— Давайте подведем итоги, — сказала она. — Что нам известно?
— Против нашего правого фланга выдвигается свежий танковый корпус, — сказал Раммо.
— Это самое главное, о чем каждый, из нас должен сообщить своим, — отметила Надежда. — Еще?
— Надо доложить о дамбах, — добавил Птахин.
— Еще?
— Я так думаю, что в лесу «Глухом» войск противника нет, — продолжал Птахин.
— Правильно. Это подтверждает намерение противника затопить его, — подтвердила Надежда. — Войск нет. Но что они сюда возят?
— А может, вывозят? — высказал предположение молчавший до сих пор Журба.
Надежда задумалась.
— Возможно, вывозят. Но гадать мы не имеем права. Это последний вопрос, на который мы должны получить совершенно точный ответ. Для этого нам нужен «язык». Непременно нужен. Давайте предложения, где и как мы будем его брать.
Шум колес невидимого состава уже почти стих, и Надежда поторопила разведчиков:
— Решайте скорее, товарищи. Вы это умеете лучше меня.
— Нас ищут эсэсовцы. Пока их немного, можно устроить засаду. Ездят они тут нахально. Я думаю, возьмем, — сказал Птахин.
— А я думаю, что с ними не стоит связываться именно потому, что их мало, — сказал Раммо. — Они не досчитаются одного мотоциклиста и сразу поднимут тревогу. И быстро нападут на наш след. Они ведь легко определят, в каком квартале пропал их человек.
— Риск велик, — согласилась Надежда. — Но это все-таки вариант. И если ты его отвергаешь, предлагай свой.
— Я уже предлагал, — сказал Раммо. — И теперь повторяю то же самое. Пока еще есть возможность, вам, товарищ капитан, вместе с Птахиным надо уходить. И постараться оторваться от зоны как можно дальше. А мы с Журбой найдём эту погрузочную площадку и там возьмем «языка». Должен же будет кто-нибудь из той команды хоть на минуту отойти в лес…
— Это можно только предполагать, — сказала Надежда. — Вы, почему молчите, Журба?