– «Наша маленькая группа всегда была и будет до конца», – пробубнил он, раскачивая головой из стороны в сторону. – Наша тоже. Кто, если не мы, покажет всем, насколько все зыбко, насколько все прогнило. Вонь, вонь от этой гнили витает в воздухе, но люди называют это «слегка испорченной экологией». Будто за городом можно убежать от этого. Везде сплошной обман, и они его дети, – он ткнул тем, что оставалось от сигареты, в сторону центрального района. – Его дети, его…
Несколько капель упали на засыпающий город. Буря была близко… Вдалеке мелькнула молния. Подул западный ветер. Но он этого не замечал. Он молча смотрел остекленевшими глазами на грязные улицы, по которым проезжали редкие одинокие машины, прокручивая в голове свои воспоминания. Песня закончилась. Началась другая. Он громко вскрикнул, нарушая сон трущоб:
– Что? Неужели эта сука будет снова петь?
Вместо ответа начался дождь, смывший его слова в историю.
В любом случае, всё это не больше, чем жизни нескольких людей. Кому сейчас есть дело до них?
Раз, два, три, четыре…
«… Спикер Конгресса призвал поддержать бизнесменов и политиков, которые попали под санкции иностранных государств…»
Он прошел мимо и громко сказал, заходя в соседнюю комнату:
– Выруби эту хрень.
Я проводил его взглядом и вновь уставился в телевизор. Поправил маленькую подушку под спиной, но всё равно было неудобно. Этому дивану раза в два больше лет, чем мне. Спинка и подлокотники полностью деревянные, обтянутые вытертой до дыр красной тканью. Сидение жесткое, и вся конструкция скрипит при малейшем движении.
«… Государство в ближайшие десять лет не собирается делиться доходами от природных богатств с её гражданами, заявил пресс-секретарь. По его словам, это вызвано отсутствием проверенного механизма осуществления столь сложной процедуры…»
В кадре мелькнула ваза, показавшаяся мне знакомой. Похожая сейчас стояла на столе в соседней комнате. На ней были чудные вылепленные цветы с листьями и длинными стеблями, берущими начало с самого низа вазы.
«… Цены на нефть вновь упали до минимума, бензин стремительно дорожает…»
В соседней комнате раздался громкий смех нескольких людей. После знакомый голос вновь крикнул:
– Выруби это дерьмо!
Я вновь поправил подушку, но удобней не стало. Пультом в своей руке я постукивал по колену, чувствуя, как от каждого удара вибрирует черный пластиковый корпус.
«… Он призвал отринуть земные блага и предметы роскоши, подчеркнув, что истинное счастье кроется не в этом. Позже в этот день во время прогулки на своей яхте по заливу он добавил, что ложные ценности всегда ведут…»
На этом пульте не было цветных кнопок. В комнате тоже всё было блекло. Обои потеряли свои цвета еще лет пятнадцать назад, скудный набор мебели со временем потемнел. На телевизоре лежала белая кружевная салфетка. Я как будто вернулся в бабушкину квартиру.
«… Пенсии вновь заморозят, фонд не знает, как решить сложившиеся проблемы…»
В окно виднелась желто-плесневелая стена дома напротив: окна выходили на двор-колодец. Было еще светло, но это ненадолго, судя по времени, сейчас начался закат. Я всегда знал, в какое время он начинался и заканчивался, я любил смотреть на него. Но я оставался с этим знанием один на один, никому не было это интересно кроме меня. Да и закаты у нас особо не посмотришь: вечные тучи над головой.
«… Министра встречали радостно, с песнями и народными танцами. По мнению пришедших на мероприятие граждан, страна переживает новый подъем, который так ей необходим. На вопросы касательно несправедливых, по мнению журналистов, приговоров и судопроизводств, в частности, по делу студента Бехтерева, осужденного на несколько лет колонии за диплом об экстремизме, министр уклонился и завершил пресс-конференцию, поблагодарив всех присутствующих и отметив их активную гражданскую позицию…»
Он вроде бы что-то снова мне крикнул, но я не расслышал, занятый собственными мыслями. Я вспоминал самый красивый закат, который я видел. Это был сложный выбор. Внезапно я вспомнил про остров Санторини, я давно про него не вспоминал. Одна девушка рассказывала мне, что там самые красивые закаты в мире. Она гордилась, что пережила там даже один. Вспоминая ее слова о солнце, тонущем в море и бликующем на миллионе волн, я как будто почувствовал свежий морской ветер, увидел яркие лучи, устремляющиеся в небо. Красиво.
«…Епархия призвала прихожан пожертвовать на автоматы, пистолеты и ножи для местного детского военно-патриотического клуба. Инициатива была воспринята положительно. Как говорят прихожане, это всё часть борьбы с Западом, который только и делает, что разрушает уклад жизни нашей страны и угрожает нам. Один из журналистов спросил настоятеля: А не сделает ли это детей чрезмерно жестокими? Ведь речь идёт об обучении стрелять. На что сразу же получил множество возражений со стороны собравшихся. Сам же святой отец сказал, что не раз поднимал вопрос детской жестокости и до сих пор требует запрещения компьютерных игр и интернета для детей и молодежи. А на повторный вопрос насчет стрельбы ответил: "Защищать Родину – дело святое, солдаты стране всегда будут нужны, и…"»
В телевизор влетела ваза, стоявшая на столе в другой комнате.
– Я же предупреждал, – сказал он, опершись на дверной косяк.
Я пожал плечами: всё было верно, не поспоришь.
– Я люблю слушать смешные анекдоты. Эти меня печалят. Отдохни, нам скоро концерт давать в очередной рыгаловке, – добавил он и вернулся в соседнюю комнату.
Ваза и дешевый телевизор разбились вдребезги. Да, есть еще дешевые телевизоры. Я медленно встал, скрипя каждой деревяшкой в диване, взял в руки пластиковый корпус телевизора, наполненный осколками и проводами, и медленно подошел к окну. Деревянные рамы и подоконник были выкрашены в белый цвет, на форточке висела порванная снизу сетка грязного зеленого цвета. Всё было, действительно, как у бабушки. С грохотом открыл ставни и выбросил телевизор. Он сразу же разбился – всё-таки всего второй этаж, летел не долго. Раздался возмущенный крик:
– Ты чего творишь! Эй! Ты меня чуть не прибил!
Я высунулся в окно. На меня смотрел очень сердитый мужчина, обломки телевизора лежали в метре от него, утонув наполовину в луже. Я пожал плечами:
– Ну, вот и радуйся.
Красивые люди, одетые в дорогие пиджаки, сидели в большой светлой комнате с длинным столом и удобными креслами вокруг него.
– И еще кое-что…
– Говори, – сказал человек, сидящий во главе стола.
– У проблемы с молодежью.
– Какие?
– В последнее время они проявляют всё больше неповиновения, всё больше инцидентов с ними.
– Хулиганство, наркотики?
– Это привычное, да, в последнее время это заметно выросло, несмотря на усиление контроля над этими вещами со стороны наших силовых структур. Но беспокоит другое: они стали организовывать движения, сколачивать подобия банд и подпольных партий. Некоторые из них в открытую маршируют на наших улицах со своей символикой, проводят агитацию…
– Перестаньте. Что вы хотите мне сказать этим?
– У нас проблемы с этим.
– То есть вы не справляетесь с молодежью?
– Ну…
– Что вы вообще говорите такое? Идет колонна демонстрантов – арестуйте.
– Часто на местах не хватает людей для этого. Их слишком много, складывается ощущение, что им не всё равно на наши действия, равно как и друг на друга. Сплочение и…
– Нет людей – вызовите их, –прервал панические речи человек, сидящий во главе стола.
– Множество наших служащих занято приоритетной проблемой, вы сами публично обозначили её в разговоре с… – он показал рукой на портрет главы государства.
– Вы серьезно? Хватит протирать штаны, займитесь делами. Перенаправьте средства, они, видимо, сейчас просто идут никуда. Разберитесь с этим! Хм… Молодежь… Сгоните их в патриотические клубы, кружки там по интересам… Что там у нас есть вообще?
– Господин мэр, они не хотят в большинстве своём.
– Чего не хотят? Быть рабочей силой страны? Быть надеждой государства? Умереть за Отчизну? А? Кто виноват в том, что они не хотят этого?
– Не имею представления.
– Я скажу вам только одно, всем вам, – человек, сидящий во главе стола, обвел всех присутствующих пальцем. – Это точно не я. Потому что я работаю, работаю и ещё раз работаю. И делаю всё, что от меня зависит. А вы выпускаете этот город из рук из-за своей беспомощности и некомпетентности. Соберитесь и решите мне эти проблемы! Все свободны.