Задумался о том, что творится в мире. На смену позитивным мыслям ворвались меланхоличные и унылые. И все потому, что ему были не по душе новые реалии и то какое будущее ждет его внуков: суматошное, рабовладельческое, закрытое и нелюдимое. Общество менялось, менялась власть, порядки, убеждения и соответственно моральные и духовные ценности. Его многие пытались убедить, что менялся только он, превращаясь в дряхлого старика, который постоянно нудит и вспоминает о былом. Но Виктор был не и из тех людей, кого легко убедить. Он видел, что люди, пребывающие постоянно в движении, в суматохе стремительно исчезающих дней, трудясь по двенадцать часов в день на сверх богов, повинных в растущем социальном неравенстве, чтобы заработать деньги на ненужные вещи, цены на которые росли в геометрической прогрессии, насаживая все больше и больше людей на потребительскую иглу. Видел, что люди перестали видеть себе подобных и окружающий мир, разучились общаться друг с другом и понимать и слушать, зарывшись в цифровой вакуум, словно потеряв себя в бесцельном существовании нарождающейся демократии, где свобода слова уже не свобода. Видел, что люди, натуры двойственные и агрессивные, которые на протяжении многих веков пытались отстроить нерушимую цивилизацию – мир на земле окровавленной. Но что в итоге? Убивая природную красоту ядами, превращая океану в непригодную кислоту, а людей в немощных и раковых развалин – мир трансформировался в ад, где судьбы людей предопределены.
Обречены.
– О чем задумался, деда?
В сад вошел внук – Владимир. Озарил густой туман светлой копной волос, непослушной и кучерявой, и сияющими глазами цвета морской волны. Высокий и сообразительный не по годам восьмилетний Владимир часто баловал Виктора неожиданными визитами, оставаясь с ночевкой на выходные, а иногда настолько, насколько позволяла Катя.
– О всякой ерунде, – ответил Виктор и пригласил его присесть на скамью. – Кофе будешь?
– А можно? – обрадовался Владимир. – Мама…
– Мамы тут нет. Верно?
– Верно.
– От пару глотков еще никто не умирал.
Владимиру, чье личико исказилось от гримасы, было достаточно и одного единственного глотка крепкого кофе, чтобы отказаться от оного напитка.
– Фу, какой горький! Противный и гадкий!
Виктор улыбнулся и сказал:
– Пройдет время и ты начнешь получать удовольствие от кофе. Как твой дед получает сейчас.
– Это вряд ли. Кстати, деда, ты чего так рано встал?
– Уже не спится.
– Почему?
– Старый стал.
– Да не старый ты! Не вижу я седых волос. – Владимир со всей серьезностью маленького мальчика рассматривал Виктора. – И дряблость отсутствует на лице. И ты не сифонишь.
– Что я не делаю?
– Ну что-что, не сифонишь. То есть не пукаешь, еще можешь держать в себе газики.
– А что, по-твоему, когда я начну сифонишь, дряхлеть и седеть – я стану старым? – сквозь искренний смех спросил Виктор.
– Дед, это же очевидно. Поэтому ты еще не старый.
– Ну спасибо. – Виктор с трудом подавил смех. И спросил. – Когда я буду сифонить, ты будешь меня навещать?
– Я думал об этом.
– И все продумал, да?
– Ага. Попрошу у папы, чтобы он принес противогазник.
– Противогазник?!
Дед с внуком прыснули от смеха, испугав птиц, которые прятались в кроне грушевого дерева.
– Рассмешил, так рассмешил, – успокаивался Виктор.
– Это я специально так сделал. Чтобы ты не грустил.
– У тебя получилось, Вовуля. Утренние ерундовые мысли вылетели из моей головы, и теперь я думаю, что не так все плохо, как показалось с утра.
– Как может быть плохо, когда сегодня такой день?
– Какой?
– Ты забыл что ли?
– Запамятовал.
– Шутишь?
– Шучу. Конечно, я помню, что мы сегодня пойдем выбирать тебе друга.
Виктор договорился с Екатериной, чтобы та специально не разрешала Вавуле приютить еще одного четвероногого друга. Виктор как можно больше времени хотел проводить с внуком, а собака – лучшее связующее средство.
– Большого друга, – добавил Вова.
– Может все-таки маленького друга, но с большим сердцем?
– Деда, давай мы сначала сходим, а потом будем договориться.
– Умно, Вовуля.
– Я же умный.
– Не забудь, что щенок будет жить в моем доме.
– Жаль.
– Не то слово.
– Маму не переспоришь, – подметил внук.
– Не переспоришь. Но есть один плюс в то, что щенок поселиться у меня.
– Какой?
– Чаще будем видеться с тобой.
– Точно! А я и не подумал! Будем вместе гулять, да?
– Обязательно.
– Круто! – захлопал в ладоши Вова и обнял деда, уткнувшись лицом в его махровый халат. – Мне уже не терпится. Так и хочется одеться и пойти на ярмарку.
– Рано еще. Поэтому тебе не спалось?
– Да.
– Если тебе так не терпится, можно собраться пораньше. Сходить на кладбище, проведать бабушку Аню, а потом на ярмарку. Погодка сегодня замечательная.
– Я пошел одеваться!
– Не торопись, мне за тобой все равно не угнаться.
Четыре года назад Виктор похоронил вместе с Анной частичку себя – часть своего сердца, счастливые годы их совместной жизни.
После похорон жены Виктор заметно сдал позиции, прибывая либо в алкогольном тумане, либо наркотическом от обилия выпитого лекарства, выписанного от болей в суставах и спине, и многие были уверены, что вскоре он последует за Анной. Катя не могла смотреть, как меняется горячо любимый папа и приняла решение, возможно, спасшего Виктора от неминуемого краха,каждые выходные отправлять Вовку к деду. Виктор поначалу не соглашался, ссылая на боли и прочие отговорки, но Катя умела добиваться своего, и Виктор признал свое поражение и согласился.
И чем больше он проводил время с Владимиром, тем меньше думал об утрате и соответственно меньше злоупотреблял алкоголем. Проводя время с внуком, в заботе и в делах, он чувствовал себя нужным и полноценным. Не одиноким. И мог с уверенностью строить планы на будущее. Летняя рыбалка. Лесные походы с обязательными пикниками и палатками. Катание на лодке. Коньки – он обычно сидел на трибуне «Ледовой арене», а внук довольный накатывал бессчетное количество кругов. Встретить из школы, отвести на лекции английского языка. Вечерние прогулки перед сном грядущим. И другие обязанности, которые он выполнял с удовольствием и без лишних напоминаний.
Посидев в молчании на скамье подле мраморной могилки, огражденный низеньким заборчиком, Виктор сказал Вове, что пора идти и попрощался с Анной, словно она сидела рядышком и махала им рукой.
– Жаль, что я не помню её, – сказал Вова, когда они вышли с территории кладбища, пройдя через открытые кованые ворота.
– Не переживай. Ты всегда можешь спросить у меня про нее – и тогда узнаешь и возможно вспомнишь.
– Она любила меня?
– Больше деда.
– Да ну!?
– Вот тебе и да ну! Целыми днями нянчилась с тобой. До двух лет. Я дома не видел её. Ни готовила, не прибиралась, с дедом в нарды не играла. Только придет – и спать. Так уставала. Ведь ты непоседой был. Сначала активно ползал по полу, облизывая все, что на глаза попадалось. А вскоре и забегал, и падал, падал, падал. Бабушка Аня очень переживала.
– Пока мы идем до ярмарки, расскажи мне, как вы познакомились с бабушкой?
– Я люблю рассказывать эту историю.
– Она интересная?
– Очень.
– Так рассказывай уже!
Виктор всю дорогу до ярмарки рассказывал про бабушку, а Вова с интересом слушал деда, пытаясь тщетно воскресить в воспоминаниях бабушку Анну.
Ежегодная ярмарка открылась десять минут назад – закономерно она пустовала, ранних пташек можно было посчитать на пальцах. Основной поток людей подтянется к десяти утра, а к двенадцати – не протолкнуться. Виктор не любил большое скопление людей и частенько говорил внуку, что покупать что-то, когда ты зажат между гражданами города – чистое безумия. Поэтому он порадовался, видя свободные проходы и занятых раскладкой товаров полусонных торгашей, которые точно не будут приставать к нему.
Перед тем, как перейти к самому главному – Виктор купил Вове горячий пирожок с капустой и большой леденец, напомнивший Виктору «сладкого петушка» из его далекого детства. Вова был доволен и готов к большой покупке.
Виктор думал, что выбор собаки дело непростое и займет не меньше часа. В реальности все оказалось по-другому. Вова остановился перед спавшим черно-белым щенком, положившим мордочку с большими мягкими ушами на слегка вытянутые круглые лапы. Погладил его, отчего щенок встрепенулся, широко зевнул и лизнул Вовкину щеку. Вова обрадовался, а вскоре и рассмеялся, когда щенок беспордо начал лизать его леденец.