– Доброе утро, мама. Ты уже проснулась? А я не спал всю ночь. Неделю назад познакомился с девушкой. Катей. Она добрая, веселая, невероятная. И такая же энергичная. Катя понравилась бы тебе. Даже не сомневаюсь. – Молчание. – У нас все серьезно. Не мимолетное влечение, как иногда у меня бывало в студенческую пору. Тут совершенно по-другому. И не объяснить словами. Я люблю её и знаю, что она – единственная. Прозвучало как-то фальшиво. Мам? Помнишь, ты рассказывала, как познакомилась с папой и когда взяла его за руки поняла, что он тот самый? Наверняка, помнишь. Разве такое можно забыть? Я точно не забуду сегодняшнюю ночь. И верю, что со мной случилось тоже, что и с тобой. Я взял её руку – и почувствовал себя живым, другим, окрыленным. Вот такие дела, мам. Жаль, я не вижу твою улыбку. А я знаю – ты улыбаешься и радуешься за непутевого Антошку. – Молчание. – Не хватает тебя, мам. Не хватает. Люблю тебя.
Антон встал со скамьи, и хотел было проститься с матерью, как вспомнил об отце.
– И не обижайся на отца. Он вчера на ужине мило заигрывал с Катиной тетей – с Анастасией Шолоховой. Весь преобразился, помолодел. Давно таким его не видел. Сказать по правде, я первый раз смотрел на отца ни как на отца, а как на мужчину. Поэтому искренне за него радовался. Не знаю, чем все в итоге закончится. О плохом думать не хочу. Я тебе расстроил? Извини. Хотя кого я обманываю? Зная тебя, твои жизненные принципы, я уверен – ты рада за отца. Жизнь для живых? Верно, мам? Ну, мне пора. Приду через неделю. Поговорим. До встречи.
– Пап, что происходит? – спросил Антон, когда пришел домой и заглянул на кухню, где Геннадий Петрович трудился на кухне, перемывая оставленную с вечера посуду и готовя фирменную яичницу с жареными томатами и сыром.
– Тише, тише, сынок. Разбудишь гостя. Привет, кстати!
– Привет. У нас гости?
– Ну да. – Геннадий Петрович решил сменить щекотливую тему. – Как погулял?
– Не описать словами.
– Следующее свидание назначено?
– И не одно.
– Зачетно, сынок. Катя мне понравилась. Чудесная девушка.
– Я заметил, что не только Катя.
– Давай, не умничай, епта, – улыбаясь, балагурил Геннадий Петрович. – Садись уже, сейчас накормлю тебя.
– Только накормишь?
– А что еще хочешь?
– Ну, например, познакомить с гостем. Или гостьей?
– Гость пока спит.
– В твоей кровати?
– Ага, утомился и уснул.
– Папа, ты неподражаем.
– Тише-тише. – Геннадий Петрович разделил на три части яичницу и разложил по тарелкам. Выставил на стол. – Наливай сок и ешь. Голодный, наверное?
– Как волк.
– Кушай, а я пока узнаю, хочет ли кушать наш гость.
– Пап?
– Да.
– Знай… я не против гостя.
– Буду знать.
– Я, пожалуй, пойду к себе в комнату.
– Уверен?
– Не хочу никого смущать.
– Ты…
– Пап, а ты пока отнеси гостю завтрак в постель.
– Думаешь?
– Ага. Гостям такое нравится.
– Ладно, так и сделаю.
– И не суетитесь, Казанова, – пошутил Антон.
– Иди, ешь уже, шутник.
***
Екатерина зашла домой, прокручивая в голову одну и ту же сцены.
Раз за разом.
Чтобы запомнить и не забывать. Чтобы потом вспоминать, когда нагрянет тоска.
Она вспоминала их медленный безмолвный танец в ночной тиши на краю света. Его сильные руки на ее талии, его горячее дыхание на покрытой мурашками коже, запах одеколона проникающий в ее легкие, уверенные движения босых ног, плывущих по невидимому кругу и шепот его губ. Антон пел ей – тихо и чувственно. Пел о любви, а Катя закрыла глаза и слушала, представляя, что поднялась над травой и, кружась, летела к звездам, утопая в бездне космоса, чтобы стать Богиней.
Екатерина была уверена, что ночная прогулка закончится сексом. Она желала заняться любовью, но как обычно в таких ситуациях сомневалась. Антон, тонко чувствующий партнера, заметил Катину скованность и неуверенность, когда они, обнявшись, лежали на траве и целовались, поэтому проявлял должную галантность и терпеливо ждал сигнала, чтобы действовать дальше. Сигнала не последовало. Он не настаивал, хотя все его мужское естество горело и просило смилостивиться, освободиться.
– Если считаешь, что сейчас не время, я пойму, – вдруг сказал Антон, оторвавшийся от ее сладких губ.
– Пока не время. Прости, не могу в полной мере расслабиться, – ответила Катя.
– Не за что извинятся, все и так лучше, чем хорошо.
– Точно?
– Совершенно.
– С каждым днем ты открываешься с лучшей стороны.
Катя поцеловала Антона.
– Жаль… разочаровывать потом.
– Почему?
– Со временем ты узнаешь о моих слабостях, изъянах.
– Они у тебя есть?
– С достатком.
– Не волнуйся, милый, мой багаж – не меньше.
– Ты оказывается плохая девочка?
– Еще какая.
– Это уже интересно.
– Не расскажу ничего о плохой девочке, даже не пытайся.
– И не надо. Сам узнаю.
– Узнаешь.
И они танцевали и танцевали, всей душой мечтая остановить мгновение, и как можно дольше пребывать в волшебной сказке далекой от реальности грядущих дней.
***
Виктор сидел в гостиной у открытого окна и наслаждался дорогими висками, перемешанными с кубиками льда. Ложиться даже не пытался, знал, что не сомкнет глаз – тому виной и перенапряжение от трудного дня, и отсутствия у домашнего очага Кати. При всем доверии к Антону, по сути, к незнакомцу, Виктор томительно ждал её возвращения, несколько раз хватаясь за мобильный телефон. Во время себя одергивал и убирал телефон на место. Звонок – не к месту.
Дочери за двадцать лет, успокойся папаша.
И она пришла по восходу солнца. Уставшая, но счастливая. Катя не сразу заметила сидящего в плетеном кресле отца.
– Как прогулка? – спросил он.
– Ой, пап, ты здесь. Доброе утро.
– Доброе.
Катя налила в стакан воды и выпила залпом.
– Не спал?
– Пытался.
– Будешь мороженное?
– Не, спасибо, обойдусь. А вот от еще одной порции виски не отказался бы.
– Сейчас сделаю.
– Как свидание? – переспросил Виктор.
– Все еще не могу понять.
– Так плохо? Или так хорошо?
– Так хорошо, что даже не верится.
– Приятно слышать.
– Тебе сколько кубиков льда?
– Два, пожалуйста.
– Будет сделано.
Через некоторое время Катя удобно расположилась на кресле, подогнув ноги, и начала есть ванильное мороженое, посыпанное шоколадной крошкой. Виктор, сидевший напротив, запрокинул ногу на ногу и медленными глотками пил виски. Во время воскресного ужина он выпил не больше трех рюмок. Было у него правило: напои и накорми гостей, проводи, вымой посуду, а потом сам расслабляйся. Что он и делал, потягивая уже третий бокал виски и изрядно опьянев. Голова приятно кружилась.
– Мама спит? – спросила после недолгого молчания Катя.
– Не успела положить голову, как засопела.
– Измучил бедную женщину.
– Один раз в год можно.
– Праздник получился на славу.
– Да. Были, конечно, курьезы. Но как без них?
– Никуда.
– Ты мне скажи, Арсений все еще к тебе неравнодушный?
Виктор был в курсе, что однажды Арсений признался в чувствах Кате.
– Возможно. Не спрашивала.
– Не ожидал от него.
– Я тоже. Но то, что он сделал – к лучшему. Его слова дали мне толчок действовать.
– Ты – молодец.
– Думаешь?
– Думаю. Как мороженое?
– Вкусное.
– Жаль, что гости отказались.
– Все и так переели. Не до мороженного.
– Наверное, я переборщил с яствами.
– Папа…
– Да?
– Можно откровенно?
– Конечно.
– Я кажется… влюбилась.
– Что тут сказать? Хорошая весть!
– Ничего подобного я еще не испытывала. Чувства словно все обострились.
– Наслаждайся моментом.
– Наслаждаюсь, что аж голова идет кругом. Мир превратился в сказку.
– А Антон что?
– Он признался мне в любви.
– Даже так. Уважаю.
– Тебе он понравился?
– Да. Приятный и неглупый парень. Правда, я толком не общался с ним. Но полагаю, время будет познакомиться.
– Будет, если ты не будешь против наших отношений?
– Как я могу быть против? Ты что? Это твой выбор и я не смею лезть туда, куда не стоит лезть.
– Тебя не пугает его прошлое?
– Нет. – Виктор посмотрел в Катины глаза. – А тебя?