– Рассмешило? От смешного представление, как мы чествуем настоящих героев…
– Братан,тише.
– Не шикай мне. Хочу и говорю. Говорю, между прочим, я правду.
– Глас правды? – спросил спокойным и уверенным голосом Антон. Не время показывать слабость перед противником, который возомнил себя проповедником.
– Так и есть. И в отличие от других тебе не обмануть меня. Я знаю, кто ты и из какого теста?
– Арсений!
– Я весь в нетерпении, – сквозь гнев улыбался Антон. – Расскажешь?
– Я? – Арсений снова наигранно захохотал и опрокинул еще одну рюмку. Добавил. – Я думал, ты сегодня расскажешь мне и моей семье, где научился играть на гитаре? Где написал стихи?
– Всех хватит, Арсений! – не выдержал Виктор и встал из-за стола. Его лицо покраснело. Вены вздымались на лбу. – Чего ты добиваешься? Хочешь испортить праздник?
– Просто хочу услышать правду и забыть разговоры про героев.
– Хочешь правду? – неожиданно для всех вступила за Антона Катя. – Все знают. Я повторюсь – все знаю, что Антон недавно вышел на свободу. Или сколько прошло? Не важно. Да, он научился играть на гитаре и сочинил том стихов сидя за решеткой. Да он продавал наркотики. Да он до полусмерти избил малолетку, который убивал бомжа. Эту правду ты хочешь?
– Я…
– Что не смеешься? – спрашивала Катя, переходя на крик. Ее глаза блестели от слез. – Где твой театральный смех? Что притих?
– Катя, не надо, – успокаивал ее Антон.
– Хочешь правду, Арсений? Ты гавнюк, который все испортил. Не хочу тебя видеть!
На этих словах, еле сдерживая слезы, Катя выпорхнула из-за стола и поднялась в комнату, чтобы разрыдаться.
Воцарилось молчание.
***
Антон поднялся на второй этаж и остановился перед дверью в Катину комнату, услышав тихий плач.
Он постучался.
– Катя, можно войти?
– Да.
Антон зашел в полутемную комнату, в которой горела прикроватная лампа с белым драпированным абажуром. Катя лежала на кровати и смотрела на потолок. По ее щекам скользили слезы. Тушь размазалась. Глаза были закрыты.
Он обратил внимание на плетеный стул, стоящий подле изящного туалетного столика с овальным зеркалом, но сесть не решился.
Подошел ближе к кровати.
Боролся с собой – всем своим существом Антон хотел опуститься на кровать, возвышаясь над Катей, как волна над побережьем – и успокоить её поцелуем.
– Как тебе моя комната? – спросила Катя, не открывая глаз.
– Красивая.
– Солнце я сама нарисовала. – Напротив кровати некогда белую стену облюбовало заходящее вечернее солнце, которое наполовину скрылось за горизонтом – за плинтусом. – Теперь у меня всегда солнечно.
– Нет плохой погоды.
– Пыталась прогнать. – Катя открыла глаза, смахнула руками слезы и посмотрела на Антона. – Так и будешь стоять?
– А! Сейчас сяду.
– Ложись рядом. Ты еще не видел ночное небо.
Антон лег на кровать. И увидел нарисованное предрассветное ночное небо. Темные краски растворялись, обнажая синеву небес с неподвижными островками облаков и мириадами звезд.
– Звезды словно подсвечиваются, – шепнул Антон.
– Никаких подсветок. Колдовство с красками.
– У меня такое ощущение, что я лежу на ковре-самолете и любуюсь волшебным видом.
– А рядом лежит Жасмин и отчего-то хнычет, – пыталась шутить Катя.
– На то были причины. – Антон повернул голову, чтобы заглянуть в ее глаза.
– Знаешь, если подумать, то я нисколько не лучше Арсения. Два сапога – пара.
– Не говори так.
– Не лучше, – не соглашалась Катя. – Нет. Такая же высокомерная лицемерка, как он.
– Он не изменит своего мнения по отношению ко мне, хоть я что делай. Я для него отброс, недостойный его семьи. И я понимаю его. Хочу понять. А ты, Катя, приняла меня таким, каким я являюсь на самом деле.
– Не обманывай себя.
– Не обмываю.
Катя притянула к себе Антона и скромно поцеловала в щечку.
– Простишь меня? – спросила она, держа в руках его смущенное и счастливое лицо.
– Уже.
– И что теперь? – шепотом спросила Катя.
– Я бы не прочь целовать Жасмин до восхода солнца. – Теперь Антон сам проявил инициативу и утонул в ее губах, в ее нежности. Он чувствовал приятную дрожь по телу. Бешено бьющееся сердце. – Но надо спуститься к родным и забыть о том, что произошло. Нельзя чтобы праздник закончился.
– А потом?
– Потом? Мы с папой соберемся домой, а ты проводишь нас и возможно обнимешь меня на прощание.
– Возможно. А потом?
– Я приглашу тебя на свидание.
– О! А потом?
– А потом… мы вместе решим, что будет потом. Знаю, ответ так себе.
– Зато честный.
– Честный ответ другой. Я сделаю тебя счастливой, Катя. Вот что будет потом.
Катю растрогались слова Антона, и они слились в страстном поцелуе.
Праздник продолжился, не смотря на ни что. Арсений после короткой беседы с Кириллом извинился перед Антоном за неподобающее поведение и попросил прощения у дяди Вити за сорванное семейное мероприятие. Виктор решил, что ничего не видел и ничего не слышал. Остальные участники его поддержали. Заиграла веселая музыка. Виктор принес очередное горячее блюдо, приготовленное Анной – и гости принялись за нежную свинину, не забывая хвалить хозяйку. То тут, то там вспыхивали оживленные разговоры, смех, споры, звон бокалов, крики поздравлений.
Шестеренки семейного сложного механизма смазали, и они исправно закрутились. Некогда было драматизировать и вспоминать об обидах и ссорах, когда жизнь подобно снежной лавине ниспадала с вершины неба – к подножью припорошенной смертью земле. Время для любви, для общения и простой дружеской поддержки, чтобы оставаться на гребне лавины, а не под ней – в духоте и во мраке обыденности.
Когда стрелки часов убежали за девять часов вечера, Анастасия предложила брату Виктору поставить чай и нести из холодильника праздничный торт, который привезли несколько часов назад.
Чаепитие удалось на славу. Заваренный из садовых трав чай, и торт со сметанным кремом и курагой оказался таким вкусным, что особым любителям сладостей – хихикающим, словно подростки Насте и Геннадию Петровичу – потребовалась двойная добавка. Все присутствующие заметили, что эта парочка сблизилась не на шутку и к концу вечера они стремительно строили совместные планы на будущее. Даже собрались лететь в рейс по европейским странам, чтобы посетить все значимые литературные мероприятия и события. Сей факт радовал Антона и Катю, чей план, кажется, дал положительный результат. Правда, говорить одно, а действовать – совсем другое. Особенно когда заканчивается действие алкоголя и начинается новое утро. Антон не хотел думать о плохом. Не сегодня и не сейчас. Его папа впервые увлекся другой женщиной и раскрылся перед ним с другой стороны. Антон видел не отца, а мужчину, завладевший вниманием привлекательной женщины и теперь лучился ярче солнца, скинув как минимум десяток лет.
И к завершению воскресного ужина – Кирилл с Машей признались, что ждут ребенка. Анастасия, узнав, что в скором времени, станет бабушкой, расцеловала невестку и сына и долго не могла унять расшалившееся от переизбытка эмоций сердце. А Виктор вообще расчувствовался.
– Пап, ты плачешь? – спросила Катя, ни разу не видевшая слез Виктора.
– Кажется, да. Сами льются. Не знаю чего и делать.
– Ничего и не надо делать. Всплакни.
– Вот и поплачу под старость лет.
– А если ты узнаешь, что я – беременна?
– Разрыдаюсь прямо на твоем плече, – шутил Виктор. И добавил, глядя на сестру. – Это ведь так замечательно, когда дети рожают детей. О, Боже, Настя ты веришь?
– Ох, пытаюсь осознать…
– И что же вы раньше молчали? – спросил Виктор, обнимая Машу и Кирилла.
– Не знали как начать разговор…
– За это надо выпить!
– Хорошее предложение! – оживился Виктор. – Сейчас достану самый лучший коньяк из погреба.
***
– Знаешь, я решила, что не отпущу тебя домой, – прошептала на ушко Антону Катя.
– Да? – удивился он.
– Пойдем, прогуляемся.
– А как же гости?
– Гости поймут. Тем более скоро все начнут собираться по домам. Я на минуточку.
Катя упорхнула к отцу, который разговаривал с Геннадием Петровичем и Анастасией. Они сидели в креслах у камина и потягивали крепкие напитки. Рядом, прямо на полу, устланном красным ковром, Арсений с Кириллом весело играли в шашки. Анна Владимировна и Маша хозяйничали на кухне, пытаясь совладать с горой грязной посуды.