– Имя! Назовите имя своей матери! – требовательно перебил ее граф.
От его напора Бьянка совсем растерялась и, переведя недоуменно-испуганный взор на Адольфо, с дрожью в голосе произнесла:
– Джемма. Матушку звали Джемма Беттина Сартори, урожденная графиня Руффо. Но она в день моего рождения умерла.
– Сколько вам лет? – с раздраженным нетерпением продолжил допрос старый граф.
– Восемнадцать, – вконец оторопев, еле слышно ответила Бьянка.
Услышав это, граф ди Бароцци переменился в лице. Он побледнел, губы заметно задрожали. В глазах застыло то ли удивление, то ли непонимание, то ли испуг. Наконец, старик неожиданно для своего состояния резко поднялся из кресла, постоял немного, внимательно вглядываясь в лицо застывшей девушки, и, ни слова не говоря, оттолкнув с досадой пытавшегося помочь слугу, решительно направился из кабинета.
Оцепенев на мгновение от странного поведения графа, Бьянка закрыла ладонями лицо и обессиленно упала в кресло.
– Боже! Святая Маргарита! Что я сделала не так? – растерянно, чуть не плача, пролепетала она. Сложив руки в молитвенном жесте, девушка прикрыла глаза и стала еле слышно возносить молитву Мадонне.
Адольфо такой реакцией отца тоже был озадачен. Он замер в полной растерянности и молча наблюдал за отчаянно молящейся женой. Наконец, чтобы хоть как-то разрядить напряженную обстановку, произнес:
– Графиня, почему бы вам не прогуляться в саду?!
Обессиленная девушка послушно поднялась и робко оперлась на предложенную супругом руку. Проводив Бьянку в сад и оставив ее на попечении служанки Марии, Адольфо направился в семейную капеллу к могиле матери.
Рано осиротев, виконт ди Бароцци вспоминал матушку с особой теплотой и нежностью. Пожалуй, только в думах о ней Адольфо оставался прежним, оставался самим собой. Ему очень не хватало матери. Он чувствовал, будь графиня ди Бароцци жива, все в его жизни сложилось бы иначе.
Никто, кроме матери и бабушки, не был по-настоящему близок виконту. После их смерти он так и не смог раскрыть кому-либо свою душу. Знакомых хватало, любовниц – он сбился со счету, друзей почти нет, а тех, кто в полной мере знал его и не переставал при этом любить, не было вовсе.
Не иметь рядом с собой по-настоящему любящего человека – пожалуй, худшее проклятье, которое только можно себе представить! Одиночество сердца – самое горькое и болезненное из всех видов одиночества.
Однако виконт ди Бароцци не спешил с ним расстаться. В мире, где процветала фальшивая любовь, где множились неисполняемые обеты, Адольфо предпочитал оставаться волком-одиночкой.
Поэтому он и не торопился с женитьбой. Печальный пример собственных родителей, как и не слишком счастливые брачные союзы немногочисленных приятелей и знакомых, не давали повода надеяться, что женитьба способна растопить лед, сковавший сердце, и подарить истинно-близкую, по-настоящему родственную душу.
Виконту не раз приходилось видеть, как супруги, не испытывавшие друг к другу ни любви, ни уважения, ни иных теплых чувств, а лишь равнодушие или, того хуже, презрение, заводят себе любовников, не скрывая их наличие от второй половины.
Похоть и разврат, царящие в свете, стали веянием времени. Адольфо не знал ни одной свободной женщины, которая вызывала бы в нем не только сексуальное влечение, но и хотя бы отдаленный отголосок надежды на возможное семейное счастье. Женщины, способной подарить ему тепло своего сердца, которым так щедро одаривали его когда-то бабушка и мать.
Окружавшие его синьоры и синьорины были искусными соблазнительницами, искушенными мастерицами флирта, чьи помыслы сосредотачивались исключительно на жажде плотских удовольствий. Даже в глазах совсем юных дев во время разговора с Адольфо загорался хорошо знакомый ему похотливый огонек.
И вот теперь виконт ди Бароцци, так долго и умело избегавший брачных уз, неожиданно для себя оказался пойманным в этот аркан. Нет, он не питал никаких иллюзий насчет спонтанной женитьбы. Погрязший в греховных связях, Адольфо подсознательно стремился к чистоте и невинности. Но, как ни странно, эти же качества отчего-то сдерживали и пугали.
Молодая жена была ангельски хороша внешне. Однако страх, застывший в ее глазах, молчаливый трепет во всем облике, замкнутость и чрезмерная набожность, свидетельствовали, по мнению виконта, отнюдь не в ее пользу. Эта нежная девушка напоминала крохотную боязливую пташку.
Когда-то у маленького Адольфо была такая птичка. Ее после злосчастной ссоры между матерью и отцом и последовавшей за этим поркой подарила пятилетнему внуку бабушка. Маленький Адольфито тогда, то ли от пережитого потрясения, то ли от воспалившихся на спине рубцов, заболел, и бабушка, чтобы чем-то порадовать мальчика, подарила ему маленькую птичку в клетке.
Продавший ее птицелов уверял, что эту весьма редкую и боязливую пташку, именовавшуюся bianca cinciarella, или белая лазоревка, можно приручить. Привыкнув к хозяину, она обязательно начнет садиться на руку и петь.
Адольфито был в восторге. Сутки напролет он вертелся возле клетки, любуясь маленькой пернатой красавицей. Белоснежная птаха с ярко-голубыми крылышками, такого же цвета хвостиком и забавной черной полоской, прочерченной вдоль острых глазок от основания клюва до затылка, была чудо как хороша! С подачи матушки маленький Адольфо назвал крылатую любимицу Аззурра Бьянка.
Но радость мальчика была недолгой. Пугливая птичка затосковала в неволе и начала терять свои нежные и красивые перышки. Адольфо боялся, что крошка умрет, и тогда матушка уговорила сынишку выпустить ее на волю.
Мальчик сам вынес клетку в сад и со слезами на глазах распахнул дверцу. Почувствовав свободу, маленькая Бьянка выпорхнула из клетки. Посидела, будто прощаясь, на ветке гранатового дерева и улетела.
Тогда маленький Адольфито бросился на шею матери и поклялся, что больше никогда не заведет себе питомца и никого, кроме нее и бабушки, любить не будет.
И вот теперь, по иронии судьбы, в жизнь уже взрослого Адольфо внезапно впорхнула другая пугливая пташка с тем же самым именем.
Затейник на небесах, наверное, отлично повеселился и теперь с удовольствием потирает руки, наказав виконта за распутство этим кротким, безгрешным созданием. Разве сможет он стать для такого тихого, незлобивого ангела хорошим мужем? Не разобьет ли он ее сердце, не испачкает ли ее душу? И сможет ли монахиня не только по одеждам, но и по сути своей, подарить хотя бы малейшую надежду на счастливое супружество?!
Эти безрадостные и тревожные мысли, нахлынувшие на виконта в капелле матери, были прерваны дверным скрипом.
– Ваша милость, их сиятельство приказал через час накрыть обед в малой гостиной, – послышался голос вошедшего слуги.
– Передайте его сиятельству нашу благодарность, – ответил, обернувшись, Адольфо.
Глава 8
Отдыхая после обеда в своей бывшей спальне, виконт ди Бароцци размышлял о странном поведении отца, который не только проигнорировал его при первой за десять лет встрече, но даже не удостоил их с Бьянкой чести вместе отобедать.
Казалось бы, Адольфо выполнил требование отца – женился на достойной девушке из знатной семьи. Это могло бы послужить первым шагом к примирению. Отец мог бы хотя бы поздороваться, но сделал вид, что даже не заметил присутствия сына. Ни тебе кивка, ни поворота головы, ни даже взгляда. А вот то, как он рассматривал Бьянку, с каким пристрастием допытывал ее, выглядело, по крайней мере, необычно, если не сказать подозрительно.
Что же так насторожило и взволновало отца? Неужели до него успели долететь слухи об обстоятельствах этого незапланированного венчания?!
Размышления Адольфо прервал стук в дверь.
– Ваша милость, в кабинете его сиятельства вас дожидается синьор Перони, – сообщил вошедший в комнату слуга.
Адольфо знал Джузеппе Перони сколько себя помнил. Он был поверенным графа ди Бароцци, которому тот поручал ведение всех своих дел. Синьор Перони отвечал нанимателю честным служением и беззаветной преданностью. Пожалуй, это был единственный человек, которому старик всецело доверял.
Перони приветливо улыбнулся входящему в кабинет Адольфо:
– Ваша милость, я искренне рад приветствовать вас вновь в стенах замка Кватро Торри.