Женщины приняли Бриндла, пса, который пришел вместе с Эдгаром. Тот завоевал их расположение тем, что прогнал лис из курятника. Дренг же ни разу не погладил Бриндла, а пес его словно не замечал.
При этом Дренг любил свою дочь Квенбург, а та отвечала ему взаимностью. Он улыбался, глядя на нее, тогда как остальных приветствовал кривой усмешкой, если вообще до них снисходил. Ради Квенбург он был готов бросить любое дело, которым занимался, и они вдвоем сидели и тихо разговаривали, порой часами.
Это вроде бы доказывало, что с Дренгом можно наладить разумные человеческие отношения, и Эдгар твердо решил попробовать. Ему не требовалось доброты и покровительства, он был согласен на повседневное общение без лишней злобы.
На берегу реки он устроил мастерскую под открытым небом, тем более что по счастливой случайности жаркий солнечный август сменился теплым сентябрем. Эдгар радовался, снова взявшись за привычный труд, точил лезвие топора, вдыхал запах распиленной древесины, воображал очертания и обводы и прикидывал, как воплотить их в дереве.
Наконец он изготовил все деревянные части, разложил их на песке и понял, что лодка постепенно приобретает узнаваемый вид.
Дренг недовольно проворчал:
– Доски же должны ложиться внахлест, нет?
Эдгар ожидал подобного вопроса, и ответ у него имелся, но следовало проявлять осторожность. Ему надо убедить Дренга, но не выглядеть при этом всезнайкой, что было не так-то просто.
– Такой корпус называется клинкерным. Но эта лодка будет плоскодонной, мы обошьем ее досками снаружи, стык в стык. Между прочим, корабелы говорят «вгладь», а не «встык».
– Да плевал я на то, как они говорят! Почему плоскодонная-то?
– В основном для того, чтобы люди и скот могли стоять, а корзины и мешки можно будет надежно складывать в кучи. Еще такая лодка не станет сильно раскачиваться, люди будут меньше бояться.
– А чего тогда все лодки так не строят?
– Потому что большинство лодок предназначено для преодоления волн и течения на большой скорости. А на твоей переправе какие волны, сам посуди? Течение тут ровное и несильное, а расстояние в пятьдесят ярдов можно переплыть без спешки.
Дренг хмыкнул, затем указал на доски по бортам.
– Я думал, что поручни будут выше.
– Зачем? На реке нет волн, нам не нужны высокие борта.
– У лодок обычно острый нос. А ты сделал свою тупой с обоих концов.
– Все по той же причине – нам не придется быстро рассекать воду. Зато по таким концам удобнее заходить и выходить. Я и сходни предусмотрел, чтобы крупный скот перевозить.
– А зачем такая ширина?
– Чтобы телега поместилась. – Желая поскорее добиться одобрения, Эдгар добавил: – Переправа в устье реки в Куме берет по фартингу за колесо с телеги, фартинг за тачку, полпенни за ручную тележку и целый пенни за телегу с волами.
Глаза Дренга жадно сверкнули, но он еще не закончил придираться:
– У нас здесь телег раз-два и обчелся.
– Все едут в Мьюдфорд, потому что твоя старая лодка их не переправит. Погоди, скоро сам убедишься.
– Что-то я сомневаюсь, – проворчал Дренг. – Да и грести будет чертовски тяжело.
– Мы обойдемся без весел. – Эдгар указал на два длинных шеста: – Глубина реки не превышает шести футов, поэтому можно пользоваться шестами. Справится даже один сильный мужчина.
– На меня не рассчитывай, с моей-то спиной.
– Или две женщины вместе. Вот почему я сделал два шеста.
Некоторые местные спустились к реке и теперь с любопытством разглядывали будущий паром. Среди них был и священник-ювелир Катберт, опытный и мастеровитый, но робкий и необщительный, совершенно запуганный настоятелем Дегбертом. Эдгар частенько заговаривал с Катбертом, но получал, как правило, односложные ответы, если только речь не заходила о ремесле.
– Ты все вытесал своим топором викинга? – спросил Катберт.
– Это все, что у меня есть, – ответил Эдгар. – Торец лезвия служит мне молотком. А само лезвие постоянно острю, чтобы оно не затупилось.
Катберт недоверчиво хмыкнул.
– Как ты будешь крепить планки между собой?
– Приколочу к деревянному каркасу.
– Железными гвоздями?
Эдгар покачал головой.
– Я воспользуюсь деревянными.
Он имел в виду деревянные колышки с расщепленными концами. Колышек вставляли в отверстие, затем забивали в него клинья, чтобы он встал враспор. Затем торчавшие над поверхностью концы остругивали заподлицо, чтобы поверхность была гладкой.
– Глядишь, чего и сладится, – одобрил Катберт. – Только не забудь стыки от воды защитить.
– Да, придется сходить в Кум и купить бочку дегтя и мешок грубой шерсти.
Дренг скривился при этих словах Эдгара.
– Опять деньги тратить? Шерсть-то зачем? Из шерсти лодок не спрядешь.
– Стыки между досками прокладывают шерстью, пропитанной дегтем, чтобы вода не проникала.
– На все-то у тебя есть ответы, ловкач, – хмуро процедил Дренг. – Шустрый ты парень.
Это звучало почти как похвала.
* * *
Когда лодка была готова, Эдгар спустил ее на воду.
Такое событие всегда воспринималось как что-то особенное. Пока отец был жив, собиралась вся семья, и зачастую присоединялись многие горожане. Но теперь Эдгар сделал все один. Он не боялся того, что лодка затонет, – просто не хотел красоваться. Будучи новичком в поселении, он старался вписаться в местную жизнь, а не выделиться из нее.
Привязав лодку веревкой к дереву, чтобы не уплыла, он отвел паром подальше от берега и стал изучать, как судно держится на воде. Удовлетворенно отметил, что все как будто в порядке, вода через стыки не просачивается. Отвязал веревку и ступил на сходни. Лодка под его весом слегка просела, как и следовало ожидать.
Бриндл нетерпеливо мялся на берегу, но Эдгар решил не брать пса в первое плавание. Надо было проверить, как лодка справляется без людей и груза на борту.
– Оставайся тут, – велел он псу, и Бриндл послушно улегся, положив морду на передние лапы.
Два длинных шеста размещались в деревянных пазах, по три с каждого борта. Эдгар взял один шест, опустил его в воду, нащупал речное дно и оттолкнулся. Оказалось даже проще, чем он ожидал, и паром плавно двинулся в путь.
Юноша прошел на нос, затем стал работать шестом с борта, направляя судно немного вверх по течению, чтобы выяснить, насколько паром управляем. Что ж, тут не требуется чрезмерная сила – скажем, Блод или Квенбург вполне в состоянии трудиться на пароме самостоятельно, а Лив и Этель легко справятся вместе, если их, конечно, заранее обучить.
Пересекая реку, Эдгар бросил взгляд на пышную листву деревьев на дальнем берегу – и рассмотрел овцу. Потом другие овцы показались из леса в сопровождении двух собак, а там и пастух появился – молодой длинноволосый мужчина с растрепанной бородой.
Вот, кажется, и первые путники.
Внезапно Эдгар встревожился. Да, он строил судно для перевозки домашнего скота, но вот беда – он многое знал о лодках и почти ничего не знал о животных. Как поведут себя эти овцы? Может, они перепугаются, откажутся заходить на борт или затеют давку? Поди пойми…
Ладно, это возможность узнать.
Доплыв, он сошел на берег и привязал паром к дереву.
От пастуха воняло так, будто он не мылся годами. Мужчина долго и пристально смотрел на Эдгара, а затем сказал:
– Ты здесь новенький. – Он выглядел довольным своей проницательностью.
– Да. Я Эдгар.
– Ага. И у тебя новая лодка.
– Красивая, правда?
– Ну да, со старой не сравнить. – После каждой своей фразы пастух замолкал, словно восторгаясь собственным успехом. Наверное, ему обычно не с кем поговорить, вот он и отвык общаться.
– Это точно, – сказал Эдгар.
– Я Саэмар, все кличут Сэмом.
– Рад встрече, Сэм.
– Гоню эти весенние шкуры на рынок.
– Я уже догадался. – Эдгар успел узнать, что «весенними» называют однолетних баранов и овец. – За переправу возьму по фартингу с головы, будь то человек или животное.
– Ясно.
– Двадцать овец, две собаки и ты сам. Получается пять пенсов и три фартинга.
– Ясно. – Саэмар сунул руку в кожаный кошель на поясе. – Я дам тебе шесть серебряных пенни, с тебя фартинг сдачи.
Эдгар совершенно не готовился к денежным расчетам. Некуда складывать деньги, сдачи нет, как и ножниц, чтобы разрезать монеты пополам и на четыре части.