– Чудесно! – снова хлопнула в ладоши миссис Баррера. – Расскажи нам поподробнее!
– Ну, в общем, когда я проснулась в тот день, лил дождь. И потом почти весь день не переставал. Но как раз к концу занятий прояснилось, выглянуло солнце. И когда я шла домой и оказалась уже почти рядом с маминой парикмахерской, я вдруг взглянула вверх и увидела в небе огромную радугу! Я такой большой никогда не видела! Как в мультике, просто потрясающая!
– Да, я помню! – кивнул Сэм. – Мы с моей девушкой как раз были у мусорных баков возле спортзала и… ну, не важно, что мы там делали, но мы ее тоже видели!
– Штука в том, – объяснила Кэйлин, – что моя мама просто обожала радугу! Прямо до сумасшествия! Так что эта, огромная, возле ее парикмахерской, да еще в ее день рождения… Куда уж яснее, правда? Мама посылала мне знак! Что она рядом и что у нее все хорошо!
Слушая ее, Нок вспоминал, сколько раз он сам молил о таком же знаке от Патрика. Не о радуге, конечно, – о чем угодно. И обязательно понял бы, если бы увидел! Однако ничего подобного не появлялось, и теперь Нок не верил, что это вообще возможно. Он попытался поймать взгляд Иззи, чтобы вместе насмешливо закатить глаза, но та не смотрела на него, а напряженно слушала.
– Со мной тоже такое было, – проговорил Сэм, ставя свой напиток на пол возле ног в незашнурованных кроссовках. – В смысле, знак. Это ведь отец познакомил меня с трэш-металлом… И вот как-то в прошлом году у меня был особенно паршивый день, я стоял на автобусной остановке, на душе погано, и вдруг на светофоре остановилась машина. Окна настежь, и на всю улицу орет «Черный рассвет» группы «Детроун». Слышали про такую?
Судя по взглядам, никому это название ничего не говорило.
– Вот именно! Малоизвестные финские металлисты из восьмидесятых, никто их сейчас не знает! – Сэм покачал головой, будто сам себе не веря. – Вот только это была любимая группа отца! До такой степени, что он выучил финский, чтобы понимать слова! А еще более крышесносно, что «Черный рассвет» он любил у них больше всего!
– Ого! – проговорил Дакота.
– Ребята, а помните ту игру в начале года против школы Лейн-Тек на нашем домашнем стадионе? – взволнованно выпрямился «Рахим-Мама-Рак», откладывая сэндвич с ветчиной на колено. – Ну, где мы выиграли двадцать один – три?
Еще бы! Рахим был звездой группы: он учился в выпускном классе и с большим успехом играл на позиции нападающего в «Линкольнских львах».
– В общем, перед самым началом игры я стоял на боковой линии. И вдруг почувствовал буквально сногсшибательный запах парфюма. И не просто какого-нибудь… – Он обвел всех глазами. – А «Кашемир мист» от Донны Каран – любимый мамин аромат! Клянусь, народ, она была там, рядом со мной, в тот день!
– Ты ведь тогда провел три тачдауна, да? – спросил Дакота.
– Два, – поправил Рахим. – Но еще пробежал за всю игру триста ярдов и побил школьный рекорд! – Он сложил руки и поднял глаза к потолку. – И я знаю, кого надо за это благодарить.
Нок закинул в рот горсть крендельков. Мама положила их в полиэтиленовый пакет, и они теперь тоже отдавали пластиком. Попытался снова перехватить взгляд Иззи, но та как раз раскрыла рот и произнесла:
– А мне снятся сны. С Тедди. У вас такое бывает?
– Еще бы! – откликнулся Дакота.
– Конечно, – кивнула миссис Баррера.
– Постоянно, – проговорила Кэйлин.
– Когда он снится мне больным, – продолжила Иззи, – я просыпаюсь и сразу вспоминаю, что его больше нет. Но если еще здоровым, то мне тогда кажется, что я не одна в комнате. Он как будто стоит рядом. Я почти слышу его дыхание…
– Я тоже часто ощущаю присутствие Джошуа, – подтвердила миссис Баррера. – Буквально чувствую его вес на руках каждый раз, стоит только мне взглянуть на какого-нибудь младенца.
Нок, покончив с крендельками, вытащил из бумажного пакета сэндвич с арахисовым маслом. Устало вздохнул, увидев, что он из цельнозернового хлеба.
– Нок?
– А? – Подняв голову, тот увидел, что все выжидающе смотрят на него.
– Ты хотел что-то сказать? – ободряюще улыбнулась миссис Баррера. – С тобой тоже такое случалось? Ты видел знаки?
– Нет. – Он откусил от сэндвича.
– Никогда? – Улыбка чуть поблекла.
– Ни разу.
В кабинете повисло неловкое молчание.
– Ничего, Нок, – проговорил наконец Рахим. – Это обязательно случится – когда ты меньше всего ждешь.
– Да, когда будет действительно нужно.
– Когда начнешь прислушиваться по-настоящему.
– И если даже нет, – добавила миссис Баррера, – это тоже совершенно нормально и в порядке вещей. Каждый переносит горе и потерю близких по-разному.
Снова откусив от сыроватого хлебного мякиша, Нок промолчал. На самом деле ему хотелось бы, чтобы все перестали называть это «потерей». Когда ты что-то теряешь, есть шанс найти снова – ключи, пропавшее домашнее задание… А Патрика не отыскать уже никогда. Его не было рядом, и присутствие не ощущалось нигде – ни в радуге, ни в знакомой мелодии, ни в запахе, почудившемся в воздухе. И даже во сне брат ни разу не появился.
Нок молча прикончил свой сэндвич, зная, что ранит чувства других, если скажет им правду. Патрик не потерялся. Он просто умер.
Глава 7
Придя на вечеринку Иззи в субботу, Нок, как обычно, вошел через незапертую заднюю дверь и натолкнулся на компанию дамочек, рассевшихся на высоких табуретах за кухонной стойкой и пивших белое вино из бокалов, больше походивших на мини-аквариумы на ножках. Перед ними стояли еще бутылки в ведерках со льдом и поднос с сырными кубиками, виноградом и разнообразными крекерами.
Едва дверь, скрипнув, открылась, как все лица тут же обернулись к вошедшему. Нок выругался про себя – как он мог забыть про книжный клуб! Если бы вспомнил, написал бы Иззи сообщение, она впустила бы через главный вход и можно было бы пробраться в подвал незамеченным. По опыту общения с подругами старших сестер Нок знал, что женщины за сорок, собравшиеся вместе за выпивкой, обязательно начнут приставать с разными странными разговорами, полуфлиртуя-полунасмешничая, и ему будет жутко неловко.
– Нок!
Он едва узнал мать Иззи в топе в цветочек, с крупными кольцами сережек в ушах и настоящей, не деланой улыбкой на лице. Обычно та носила стильные черные деловые костюмы, всегда держала губы плотно сжатыми и интересовалась только двумя вещами – торговлей недвижимостью и успеваемостью дочери.
– Здрасте, миссис Дуглас.
– Дамы, – она сделала руками жест, словно была помощницей фокусника, а Нок – кроликом из цилиндра, – это тот самый молодой человек, о котором я вам только что рассказывала.
– «Дуэнья» Иззи? – Женщина в розовой кожаной курточке окинула юношу взглядом с ног до головы, ковыряя крекером сырный шарик.
– Именно. – Миссис Дуглас обернулась к подругам в той пренебрежительной манере, с которой взрослые иногда будто забывают, что ты все еще рядом. – Нок с Иззи лучшие друзья с первого года в старшей школе. Они встретились в группе поддержки – он тоже потерял брата, тот заболел менингитом в колледже. Просто ужасно! Но все же для них двоих было так замечательно обрести друг друга, найти кого-то, кто тебя понимает…
Все закивали, вдруг посерьезнев. Некоторые пробормотали:
– Соболезнуем…
– И вот теперь бедняга Нок – единственное, что стоит между невинностью моей дочери и загребущими лапами ее придурочного бойфренда.
– Ох, Кэролайн… – Женщина с сырным шариком отправила наконец крекер в рот. – Неужели ты не понимаешь – если Изабель действительно захочет заняться сексом со своим парнем, она все равно найдет способ, и ни ты, ни этот очаровательный рыжик ее не остановят.
Она уставилась на Нока поверх своего бокала.
– А ты ведь и правда очарователен. Такой… изящный. Сколько у тебя обхват талии?
– Не называй его «рыжиком», Кендра.
– А что тут такого?
– Это… ну, не расизм, что-то другое, но все равно некрасиво.
– Извини, солнышко. – Кендра положила одну ногу в обтягивающих джинсах на другую и легонько ткнула Нока носком босоножки в бедро. – Я тебя обидела?
– Э-э… – Тот посмотрел вниз. – Нет.
– Вот и чудно, – хрипловато промурлыкала женщина. Остальные перемигивались со сдавленными смешками. – Так как тебя зовут?