– Я бы заплатил, лишь бы увидеть, как ты притворяешься фанаткой кассет. – От этой мысли меня разбирает смех.
– Это несложно. Я просто несла всю ту чушь, о которой ты постоянно твердишь: «звук теплее» и прочая ерунда. Все шло хорошо до тех пор, пока он не спросил, какой модели и какого года у меня бумбокс.
Пока я просматриваю ассортимент, Деб нетерпеливо переминается у меня за спиной. Я пообещал ей веганский пончик (или сразу дюжину) из пекарни через улицу в обмен на то, что она отправится вместе со мной смотреть кассеты. К сожалению, глазу здесь зацепиться решительно не за что.
Я вылавливаю кое-что из корзины «все за доллар», полагаясь только на обложки – парни с красивыми распущенными гривами в духе восьмидесятых, саундтреки на кассетах, вкладки которых выполнены в стиле коробок старых VHS-фильмов, – и безо всякой иронии расплачиваюсь за этот ретроулов с помощью современного айфона.
– Наконец-то, – выдыхает Деб, выскакивая из музыкального магазина. – Странное место. И ты тоже странный.
– Спасибо, я в курсе.
Мы шагаем по Нижнему Ист-Сайду, который не сильно отличается от нашего района в Бруклине. Ладно, здесь чуть грязнее, и по пути встречается не так много детишек, но в остальном все очень похоже.
– Мне нравится этот район, – признаётся Деб.
– Да, вполне подходит для заведений вроде того магазинчика с кассетами, – отвечаю я, пожимая плечами. – Слышал, тут собираются открыть «Трейдер Джо».
– Боже, – морщится она. – Конечно, как без него.
Мы ныряем в крошечную пекарню, в которой лишь пять стульев для гостей. Двум пекарям явно тесно за прилавком, и от одного их вида меня начинает одолевать приступ клаустрофобии. Однако, оглянувшись по сторонам, я замечаю названия соседних районов в расклеенных по стенам объявлениях. Курсы йоги, услуги няни, уроки игры на фортепиано, писательские группы. Оборачиваюсь и замечаю различные протестные знаки, всевозможные флаги сторонников квир-прайда, старые агитационные наклейки с предыдущих выборов.
У Нью-Йорка есть свои способы сделать так, чтобы вы чувствовали себя как дома, где бы ни оказались. Достаточно свернуть с улицы, как новый район с радостью раскроет вам объятия, принимая в число своих обитателей.
– А как вы готовите свой веганский лимонный крем? – завороженно спрашивает Деб, и я понимаю, что скучаю по ней, когда она находится в своей стихии. Прежде чем пекарь успевает ответить, она говорит мне: – Это потрясающее место. Я собираюсь заказать дюжину, но думаю, что стоит попробовать по одному с разной начинкой. Это же не чересчур? – спрашивает она, ни к кому конкретно не обращаясь.
Я вегетарианец, но она веганка и буквально очутилась в раю. У веганов плохая репутация, но Деб всегда относилась к этому спокойно. Она поощряет веганство, но не до такой степени, чтобы воспринимать его как культ.
Впрочем, это также означает, что мы должны посещать каждый новый веганский ресторан, пекарню, хипстерское кафе или фестиваль, стоит им только открыться, но я не жалуюсь.
– Ты ведь поделишься со мной, правда? – спрашиваю я.
– Господи боже мой, – постанывает она, откусив пончик. – Нет, если они так же хороши, как этот, с лимонным кремом.
Мы неторопливо двигаемся в сторону Бруклина, поскольку не выбрали для себя определенного пункта назначения. Слишком далеко, чтобы идти пешком, но сегодня на удивление хороший день, и я никуда не тороплюсь. Да и Деб спешить некуда.
– Ты не должен был за меня платить, – ворчит она. – У меня же теперь есть работа, чувак. Не нужно больше бросаться мне на помощь.
Я краснею.
– Знаю, но дело не в этом. Просто я бросил тебя одну в этом закутке с кассетами, такую беззащитную, что тебе пришлось притворяться одной из нас, чтобы хоть как-то вписаться в атмосферу. Невозможно представить, через какие ужасы тебе пришлось пройти. Это меньшее, что я могу для тебя сделать.
Я не стал признаваться, что прекрасно знаю, как она экономит каждый заработанный цент. Деб работает усерднее всех моих знакомых, вместе взятых. Если бы я мог хоть как-то ей помочь, то, конечно, сделал бы это. Но пока мы оба не сбежим из наших курятников, в моих силах лишь подсластить ей жизнь.
– А вот и Всемирный торговый центр. Мы уже близко к туристической зоне, – говорю я. – Сделаю несколько снимков для своего аккаунта на «Флэше», а потом сядем на поезд.
Солнца нигде не видно, однако пелена низких облаков проходит мимо, рассеченная надвое сверкающей башней. Стоит идеальный нью-йоркский день, но в моей груди засел комок, который напоминает, что ждет меня дома. Когда мы с Деб садимся в поезд и улыбаемся друг другу, я могу уверенно сказать: мысли у нас сейчас сходятся. Вероятность того, что сегодняшний вечер нам испортят родители, очень высока.
Мы возвращаемся в Бруклин за рекордно короткое время. Тревога сжимает мою грудь, когда я поднимаюсь по ступенькам крыльца нашего многоквартирного дома, и мне известно, что Деб обычно чувствует то же самое. Честно говоря, я бы лучше потратил еще несколько минут, оттягивая неизбежные неловкие разговоры и жаркие перепалки, которые ждут наверху. Не сказать, что эти скандалы когда-либо касались лично меня, но они всё продолжаются и продолжаются. Практически непрерывно.
И высасывают из моей семьи все силы.
Я расстаюсь с Деб на третьем этаже, и тяжесть опускается мне на плечи, заставляя сжиматься и сутулиться, пока я поднимаюсь по лестнице в свою квартиру, перепрыгивая через две ступеньки зараз. Не успеваю я дойти до двери с блестящей цифрой 11, как слышу доносящиеся изнутри крики.
А ведь так было не всегда.
Я вставляю ключ в замок и, тяжело вздохнув, поворачиваю его.
Мое лицо почти мгновенно приобретает хмурое выражение. Хлопаю дверью, чтобы оповестить о своем появлении, но это ничего не меняет, поскольку они не в силах остановиться. Я хочу, чтобы мое пребывание дома что-то значило. Хочу… Я сам не знаю, чего мне хочется, – как минимум не чувствовать себя столь беспомощным, когда они так себя ведут. Пытаюсь уткнуться в телефон, но меня снова заваливает уведомлениями с вопросами об… астронавтах.
Со вздохом начинаю их просматривать.
kindil0o (Челси Ким): Привет, я твоя большая поклонница. Хм, мне кажется или ты перестал освещать тему с астронавтами? Раньше мне нравились твои стримы, и я до сих пор их смотрю, но хотелось бы чего-то в духе твоих старых обзоров. Полетим мы на Марс или нет? Ты потратил всего 30 секунд на новость о поисках нового астронавта, как так???
Отключаю уведомления. Конечно, подписчики не могли не заметить, насколько короткими стали мои включения о НАСА и как я отвожу взгляд от камеры, когда упоминаю о поисках новых кандидатов в астронавты.
Все хотят знать почему, и прямо сейчас я смотрю на причину: мой отец только что вернулся из Хьюстона после финального раунда собеседований с НАСА.
Если у него все получится, мне больше не отвертеться.
Глава 2
– Хватит уже околачиваться у телефона, – кричит мама. – Они же сказали, что позвонят сегодня, если тебя выберут. Уже полшестого вечера! Ты потратил весь отпуск, а ведь сейчас только июнь; ты летаешь в Хьюстон и обратно каждые несколько недель – это отнимает у тебя все время. Это отнимает наше время!
Она указывает на меня; вот так и получается, что я часть их игры. Словно пешка, которой специально жертвуют, чтобы выманить слона, а затем поставить шах и мат. Мама смотрит мне в глаза, и на миг на ее лице отражается усталость. Следы паники и стресса. Но я отвожу взгляд в сторону. Я не дам ей возможности воспользоваться этим козырем. Не буду в этом участвовать.
– Мне очень жаль, но пора отбросить фантазии, – говорит мама, снова переводя внимание на папу. – Просто… взгляни на это с практической точки зрения. Мы не можем переехать. У меня есть своя жизнь и работа.
– Неужели это нужно делать чуть ли не каждый день? – бросаю я, направляясь по коридору к своей комнате.
– В Хьюстоне сейчас всего полпятого. – Папа слегка нервно откашливается. – К тому же ты ведь работаешь на удаленке и можешь кодить откуда угодно. Знаю, тебе не хочется это слышать, но шанс все же есть. Реальный шанс.
– А что насчет Кэлвина? – огрызается мама. – Мы заберем его из школы прямо на последнем году обучения? Ты когда-нибудь рассказывал ему, как это отразится на его репортажах?