– Я хорошо знаю свою работу и не нуждаюсь в указаниях.
– Когда только режиссер руководит процессом и считает себя всегда правым, спектакль получается провальным. Режиссер должен указывать направление, давать импульс своей команде, но не быть тираном. Ни один нормальный режиссер никогда не будет оставаться глухим к мнению своего творческого коллектива. Выигрывает тот спектакль, который является результатом сотрудничества, – спокойно и уверенно высказал он в лицо Грациелле.
– Как ты вообще смеешь меня учить?! – аж задохнулась она от возмущения. Было видно, что слова Венто сильно задели ее. – Я могу выкинуть тебя и из этого спектакля! – негодующе пригрозила она.
– Не можешь, – неприлично спокойно возразил Венто. – Мне известны условия твоего контракта. Точнее тот пункт, что я буду участвовать хотя бы в одном спектакле. И если мы не найдем общий язык, проиграешь ты, а не я.
– Ты… Ты… – не находила она слов. Венто явно лишил ее самоуверенности и вывел из душевного равновесия.
– Ты мужененавистница? – внезапно спросил Венто.
– Мужененавистница?! – Грациелла изумленно захлопала глазами, а потом вдруг рассмеялась: – В целом нет. Но таких, как ты, я не переношу.
– Каких таких?
– Которые считают себя неотразимыми и незаменимыми.
– Сколько презрения и неприязни в твоих глазах к совершенно незнакомому человеку, – хмыкнул Венто. – Ты ведь меня не знаешь.
– Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять, какой ты ловелас.
– Какое это имеет отношение к работе? Моя личная жизнь не должна тебя касаться. Тебя должны заботить только мои профессиональные качества.
– Для этого ты не должен переносить на работу свои похождения. А мне известно, что ты переспал со всеми задействованными в театре женщинами.
– Ошибаешься, – злорадно усмехнулся Венто. – Не помню, чтобы я переспал, например, с тобой.
– Да как ты смеешь?! – прошипела Грациелла, покраснев до корней волос. Она вдруг подняла руку, делая резкий шаг вперед и, видимо, намереваясь ударить Венто, но он перехватил ее движение.
– Как агрессивно ты реагируешь, будто тебе в принципе противна мысль о близости с мужчиной. – Его губы расплылись в саркастичной улыбке.
– Ты почти угадал! – Грациелла одарила его надменным взглядом. – Это одна из самых бесполезных вещей на свете – быть вашей одноразовой подстилкой.
– Тебя кто-то бросил после первой ночи? – невинно поинтересовался Венто, приподняв брови домиком.
– Не твое дело, – огрызнулась Грациелла.
– Твоя неудовлетворенность видна при первом взгляде.
– Ты… ты… – снова начала она задыхаться от ярости.
– Что я? Я лишь говорю то, что вижу. А вижу я привлекательную женщину, которая могла бы покорить любого, но своим холодным презрением ко всему мужскому полу вызывает лишь отторжение. Ты оказываешься никому ненужной, одинокой и неудовлетворенной и презираешь нас еще больше. Замкнутый круг.
– Да как ты смеешь делать подобные предположения?! Что я неудовлетворенная одинокая женщина…
– Да потому что любой мужчина, даже если захочет приблизиться к тебе, испугается твоего ледяного надменного взгляда и начальственного тона. Не удивлюсь, если ты даже целоваться не умеешь…
Грациелла гневно сверкнула глазами, испепеляя взглядом. На миг Венто испугался, что перегнул палку, и теперь она будет добиваться его исключения даже из этого не подающего надежды спектакля. Он, конечно, знал, что директор театра не позволит такого и скорее поищет другого режиссера, чем исключит Венто из конкурса, однако внутри все замерло в ожидании действий разъяренной тигрицы.
Реакция Грациеллы оказалась непредсказуемой, хотя именно этого Венто и добивался, по сути. Вместо того, чтобы устроить истеричный скандал, какой устроила бы любая уважающая себя феминистка, Грациелла резко распахнула дверь, с силой втолкнула Венто внутрь, затем с грохотом захлопнула дверь за своей спиной – в этот момент Венто испугался, что она достанет откуда-нибудь нож и вонзит в него, – и… впилась в его губы поцелуем. Именно впилась, а не нежно прильнула, поцеловала или прикоснулась к губам. О нежности вообще речи не шло, а поцелуй можно скорее охарактеризовать как принуждающий. Внутри Венто он поднял лишь бурю протеста. Никогда прежде женские губы не казались ему настолько чужими и твердыми. От них веяло холодом. К тому же, в нос ударил аромат духов, который был неприятен ему до отвращения.
Венто хотел оттолкнуть ее, возмутиться, разорвать этот отвратительный для себя контакт. Грациелла ворвалась в зону его комфорта слишком бесцеремонно и против его воли. Но в голове снова всплыли слова Джорджо и недавние размышления. «Раз уж она сама решила воплотить в действие этот план, я просто не имею права упустить выпавший шанс…» – подумал Венто.
Грациелла отстранилась и торжествующе посмотрела на него.
– Надеюсь, ты убедился, что я умею целоваться? И не знаю недостатка в мужском внимании?
– Конечно, – ответил Венто, стараясь скрыть сарказм в своем голосе. Он прекрасно понимал, что женщина, не знающая недостатка в мужском внимании, не пытается это кому-то доказать, а просто принимает подобное внимание и наслаждается им.
– Слишком неубедительно! – с вызовом ответила Грациелла. А затем схватила его за рубашку и рывком расстегнула ее. Нити, которыми были пришиты пуговицы, с треском лопнули.
Венто отпрянул и с упреком посмотрел на главного режиссера. Она же взирала на него надменным взглядом, ни сколько не смущаясь. Внутренне Венто содрогнулся: ему показалось, что женщина с таким взглядом вполне могла бы применить какие-нибудь садистские приемы, а этого он терпеть не собирался. Для него секс был синонимом нежного удовольствия.
– Я, впрочем, как и мои пуговицы, не терплю жестокого обращения, – произнес он странным голосом.
Грациелла рассмеялась ему в лицо, но что-то в ее смехе выдавало наигранность. Она только хотела выглядеть властной и самоуверенной, а на деле, похоже, была слабой женщиной.
– Если ты хочешь ласки и нежности, попробуй сама подарить эти чувства другим. А если ты хочешь властвовать надо мной не только как режиссер, то не слишком обольщайся. Насилие и принуждение караются законом, – едва уловимая жесткость появилась в его голосе.
Грациелла вспыхнула и отвернулась. Плечи ее вдруг поникли, она закрыла лицо руками и, кажется, сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Венто застыл около двери. Теперь ситуация была в его руках, и Грациелла стояла перед ним поверженная. Он даже мог бы в тот момент пригрозить ей обнародованием произошедшего, если она не поставит его на главную роль второго спектакля. Но подлость не была сильной стороной Венто.
– Грациелла, зачем ты ведешь себя, как гиена? Ты ведь красивая женщина, которая может быть желанной многими мужчинами. Но от тебя так и веет презрением, от которого мужчины готовы сбежать на край света. Неужели тебе не хочется тепла и ласки?
Она вдруг резко обернулась, и Венто увидел в ее глазах застывшие слезы. Он со страхом смотрел на нее: Венто в принципе не переносил женские слезы и истерики в любовных разборках, а утешать эту гиену было совсем не радостной перспективой. Венто уже пожалел о своем вопросе и о том, что ввязался в этот разговор.
– Почему же ты не убегаешь? – вызывающе спросила она, шмыгнув носом.
«Давай, ради своей цели прояви хоть немного ласки! – горячо зашептал внутренний голос. – Ты ведь хочешь уехать из Италии! Ну что тебе стоит изобразить симпатию?»
«Я не могу! Она мне несимпатична!» – возразило сердце.
«Какая разница? Никто не заставляет тебя разыгрывать любовь и жениться! Немного нежности и близости – и все!»
«Немного близости?! Да у меня от нее только все опускается!»
«Потому что ты думаешь не о том, – хихикнул внутренний голос. – Представь на ее месте милую и горячую девчонку. Ты же актер! Вспомни какой-нибудь приемчик, чтобы войти в роль!»
Наверное, впервые в жизни войти в роль оказалось так сложно, ибо впервые в жизни Венто предстояло пойти на близость с женщиной, которая не просто не нравилась ему, но и была глубоко неприятна.
– Мне кажется, ты чем-то расстроена или подавлена. Могу я немного согреть тебя?
Венто явно увидел, как перехватило у Грациеллы дыхание. Возможно, она слишком давно или даже никогда не слышала подобных слов, и они глубоко взволновали ее. Подбородок ее задрожал, ресницы затрепетали, а из глаз брызнули слезы. С трудом превозмогая себя, Венто протянул руку и второй раз за этот день стер слезы с женской щеки. Только если в первый раз внутри него все замерло от щемящего приятного волнения, то в тот момент он переступал через себя, стараясь замаскировать неприязнь.