Я обходила комнату за комнатой. Все было на своих обычных местах: на столике лежала газета, стоял стакан с недопитым лимонадом. Я проверила кухню, потом — комнату Умберто. Нигде не было никаких признаков жизни. Тогда я медленно поднялась по лестнице. «Все в порядке, — уговаривала я себя, — ей просто пришлось бежать в спешке. Она уехала в какое-нибудь безопасное место и забрала с собой Ханни. У нее не было времени дать мне об этом знать».
Одну за другой открывала я двери спален. Непохоже было, чтобы кто-то пытался собрать вещи в дорогу. На шелковом покрывале все еще лежал халат. Потом я заглянула в маленькую спальню и собралась уже выйти, когда заметила какое-то движение и подскочила от испуга.
— Кто здесь?
— Джульетта? — прошептал очень тихий голосок.
— Ханни?
С огромными от страха глазами она выбралась из-под кровати.
— О, Джульетта, ты пришла, — и бросилась в мои объятия.
— Девочка моя, что случилось? Где графиня?
— Они пришли. Нацистские солдаты, — сказала девочка. — И забрали графиню. Она увидела, как они подходят к дому, и велела мне спрятаться. Я не знала, что мне делать и куда идти.
— Что произошло с Умберто?
— Не знаю. Он ушел. Когда я спустилась на первый этаж, никого не было. — Теперь она плакала. — Они ее забрали. Куда они ее увели?
— Наверно, в один из концлагерей для евреев, которые построили в Лидо. — Я крепче обняла Ханни. — Не волнуйся. Графиня — влиятельная женщина, ее в городе уважают и поэтому быстро отпустят. А до тех пор я о тебе позабочусь, Ханни. С тобой ничего не случится, вот увидишь. Мы вместе поедем ко мне. Будешь прятаться у меня в квартире, пока не придут союзники и не вышибут из города этих мерзких нацистов.
Она взяла мою руку и с такой благодарностью посмотрела на меня, что на глаза мне навернулись слезы, а душу переполнила нежность.
— Я так рада, что ты здесь, Джульетта.
Я прижала девочку к себе.
— Не тревожься, дорогая моя. Обещаю, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.
Мы как раз спускались по лестнице, когда раздался звук открывающейся парадной двери. Я поманила к себе Ханни и шепнула:
— Беги и спрячься снова. И не выходи, пока я тебе не скажу.
Потом я глубоко вздохнула, уверенно зашагала вниз по лестнице и увидела всего лишь Витторио, который входил через парадную дверь. Увидев меня, он застыл от удивления.
— Джульетта, что вы тут делаете?
— A-а, Витторио, здравствуйте, — самым беззаботным голосом проговорила я. — Я приехала навестить графиню, но что-то ее нет. Вообще дома никого. Наверно, все уехали куда-нибудь за город.
— Да, — сказал он, — наверно, вы правы. А меня интересует девочка, австрийская еврейка. Не знаете, графиня ее тоже забрала?
— Очевидно, — ответила я, — не могла же она бросить ребенка в одиночестве. Графиня ведь обожает ее.
— Так вы уверены, что девочки тут нет? — огляделся по сторонам он.
— Уверена, — сказала я, — я весь дом обошла. И уверена, что графиня точно не могла просто взять и оставить ее.
Я переместилась, встав у подножия лестницы, на случай, если он решит подняться на второй этаж и осмотреть там все лично. Совершенно непонятно, откуда у него вдруг возник такой интерес к Ханни. Я старалась, чтобы мой голос звучал непринужденно и светски.
— А не знаете, случайно, адреса этих ее друзей, о которых она говорила? Где-то в сельской местности, под Тосканой, кажется? Неподалеку от Кортоны?
— Да, — сказал Витторио, — вроде бы так оно и есть. — Пока он говорил, его глаза сканировали все вокруг.
— Но точного адреса у вас нет?
— Может быть, на письменном столе, если только графиня не забрала с собой записную книжку, — ответил он. — Поискать?
— Спасибо, я сама. Не хочу вас задерживать. Наверно, придется просто вернуться в город и ждать, когда они приедут. Мне будет не хватать графини. Я так привыкла приезжать к ней каждую неделю!
Он кивнул, явно не собираясь уходить. Я тоже не собиралась.
— Вы что-то хотели? — спросила я. — Я могу вам чем-то помочь?
Витторио нахмурился.
— Графиня просила меня забрать на хранение в галерею кое-какие картины из самых ценных. Я подумал, что, может быть, сейчас самое подходящее время.
— Хорошая идея, — поддержала я. — Мне говорили, что нацисты грабят везде, куда бы ни явились, и вывозят все ценное.
Он по-прежнему хмурился.
— Вы когда поедете в город, сейчас?
— Я беспокоюсь о старом Умберто, — сказала я. — Как вы думаете, куда он подевался? Могла графиня взять с собой и его тоже?
— Вряд ли, — отозвался он. — Скорее всего, старик вернулся к своим родственникам. У него, знаете ли, дочь живет тут неподалеку, на острове Виньоле.
Мы стояли и смотрели друг на друга.
— Ну, я так понимаю, вы хотите отобрать картины для хранения, — сказала я. — Если хотите, я могу остаться и помочь вам с этим.
— Нет необходимости, — ответил он. — Я буду их замерять, чтобы для них подготовили ящики.
— Да, думаю, вам нельзя терять время. Тут полно немцев. На вашем месте я сняла бы самые ценные работы и сложила куда-нибудь, где их не так просто найти. Может, в домике садовника? Или в старой комнате Умберто?
— Неплохая идея, — согласился Витторио. — Интересно, там открыто или придется поискать ключи?
— Запасные ключи вроде бы хранятся за кухонной дверью, — сообщила я, хоть и не имела понятия, так ли это.
Он, кивнув, к моему облегчению, отправился в сторону кухни и комнат для прислуги. Я, стараясь не издать ни звука, взлетела на второй этаж.
— Ханни, идем, — сказала я, приложив палец к губам. Мы на цыпочках спустились по лестнице. — Выйди в сад и спрячься в больших кустах у ворот. Я приду через минуту.
— А как же мои вещи?
— Боюсь, их придется оставить. Надеюсь, я смогу приехать за ними попозже, но сейчас собирать их слишком рискованно. Так что иди быстрее.
Ханни выскочила в парадную дверь, и я смотрела ей вслед, пока она не исчезла среди кустов. Не теряя больше ни секунды, я отправилась в библиотеку, достала из ящика картонную папку, вытащила оттуда рисунки и сунула их под пальто. Потом пошла в кухню и увидела, что Витторио идет мне навстречу.
— Вы правы, там целая связка ключей. Попробую открыть домик садовника.
— А я, к сожалению, не нашла записную книжку, — проговорила я, — так что надо ехать домой. Сейчас вапоретто ходят очень редко.
— Рад был снова встретиться с вами, мисс Браунинг, — сказал Витторио, отвешивая мне легкий поклон.
— Взаимно, синьор Скарпа.
Идя по дорожке от парадного входа к воротам, я спиной чувствовала его взгляд. Потом услышала, как дверь закрылась, и с облегчением вздохнула. Неподалеку от ворот я помедлила, осмотрелась, убедившись, что вокруг никого нет, и шепотом позвала Ханни. Девочка вышла, я взяла ее за руку, и мы быстро зашагали по бульвару.
— Слушай, — сказала я, — если тебя спросят, ты — моя младшая сестра, Елена Альото. Capisce?
Она кивнула, ее глаза были все еще громадными от страха.
— Меня тоже заберут, когда узнают, что я еврейка?
— Не волнуйся, милая. Я буду тебя защищать, — пообещала я. — Скоро все это закончится, честное слово. А до тех пор ты должна быть храброй.
На пристани вапоретто толпились люди — хороший признак, значит, трамвайчик вот-вот подойдет. Так и произошло. Там было невыносимо тесно, но мы все тоже залезли на борт. Я нашла уголок, затолкала туда Ханни и прятала ее у себя за спиной до самой остановки на Сан-Марко. А потом мы без происшествий добрались до дома.
Глава 44
Джулиет. Венеция, октябрь 1943 года
Вечером я уложила Ханни в свою постель, закутала и сидела рядом, поглаживая по голове, пока она лежала с закрытыми глазами, и стараясь не думать, как близка была девочка к тому, чтобы оказаться в концлагере. А моя дорогая графиня? Наверняка она сможет потянуть за нужные ниточки, чтобы освободиться. Все-таки ее знает весь город, она — его благодетельница, богатая и влиятельная женщина. Ханни будто прочла мои мысли, открыла глаза и посмотрела на меня.
— С ней все будет хорошо, да? Ее отпустят?
— Я уверена, что да, дорогая. Не тревожься, поспи.
Ханни задремала, а я все сидела, глядя в окно на луну над каналом Джудекка. Такое мирное, красивое зрелище это было, пока я не заметила немецкую канонерку. Выйти в эфир я не могла — Ханни наверняка заметит, незачем подвергать ее такому риску на случай допроса — и потому просто смотрела, пока судно не исчезло в темноте. Мне очень трудно было поверить, что графиню забрали. Она чувствовала себя в полной безопасности, однако за ней пришли, как и за всеми евреями, и неважно, что она была вдовой итальянского графа и весьма богатой женщиной. Она была еврейкой. Только это и имело значение.