Нельзя сказать, чтобы Рита не любила мужчин. Она просто не хотела видеть их в своем окружении.
Там, в вонючих, без единого дерева кварталах Бетнал-Грин, родились все три старших брата Риты. Только через восемь лет семье удалось оттуда съехать благодаря стараниям и упорству Эмилии. Она наскребла денег на швейную машинку и уговорила хозяина одной из многочисленных мастерских в Вест-Хэме давать ей работу на дом. Она же нашла квартирку в Стратфорде, Лейонстоун-роуд, 88. И наконец-то у нее появилась возможность вывезти из Германии дочь Эльзу.
Перепись населения 1901 года: семья Блиц. Мать Эмилия (глава семьи), ее дети: Оттилия,16 лет (помощница в магазине тканей), Эльза, 15 лет, Эмиль, 13 лет, Фредрик, 11 лет, Эрнест, 8 лет, Мабель, 5 лет, и Рита, 2 года. Муж не указан. Георг Блиц, потерявший все имущество семьи, теперь и сам потерялся. Местонахождение неизвестно. Оказалось, Эмилия лучше справляется в одиночку.
Рита много раз пыталась вспомнить, но так и не вспомнила, произносила ли она хоть когда-нибудь слово “папа”? Мать не хотела ничего про него знать, в семье его никогда не называли по имени. Как будто можно изгнать человека из жизни и из памяти общим молчанием.
Они не хотели его знать, но он не оставлял их в покое.
Что я помню об отце? Он приходил к нам, колотил в дверь, кричал и требовал, чтобы его впустили в дом. Мать запирала дверь на засов, гасила лампы, мы притворялись, будто нас нет. Ш-ш-ш… это ОН! И мы сидели в полном молчании, застывшие в напряжении, как потревоженные зверьки в норке. Мать и целая команда детишек страстно молились, чтобы он поскорее исчез.
Семья не пропускала ни одной воскресной службы в кирхе Святого Георга в Уайтчепеле. Слово Господне по-немецки, да еще там всем вручали мыло и жидкость для дезинфекции. Островок чистоты посреди пахнущего сточными водами города. У Риты болела спина, настолько неудобными были деревянные скамейки в церкви, хотя мать и говорила: хорошо. Значит, Бог тут.
Без боли Бога нет, думала Рита, пока пастор читал длиннющую проповедь.
Время шло, и семья постепенно убывала. Оттилия вышла замуж, братья Эрнест и Фредрик работали по десять часов в день в страховой компании, Эльза – служанкой в отеле “Савой”. Остались только Мабель, Рита и мать – тесный треугольник, из которого никто не мог, да и не хотел выпадать. Никто, кроме них самих, им и не нужен был. Но с матерью иногда происходили странные вещи. Рита запомнила, как она внезапно отрывалась от машинки и долго, очень долго, не шевелясь смотрела в никуда. Такое обычно случалось, когда приближался срок уплаты за квартиру. Как только девочки замечали, в каком состоянии мать, не говоря ни слова, надевали сапожки. Матери надо выйти из дома, прогуляться, ударами подошв о мостовую загнать тревогу внутрь, постараться, чтобы ее место заняла усталость. Так они и шли, взявшись за руки, Мабель справа, Рита слева, мимо вечерних магазинов, никогда не закрывающихся мастерских, мимо пабов с матовыми окнами, шли долго, шли, пока не заканчивался изматывающий многочасовой рабочий день и город не начинал заполняться чадом и вонью пивной мочи. Их толкала вперед тревога. Девочки молчали – говорить было не о чем. Жизнь – это ходьба, бесконечная, утомительная ходьба, а ее составные части – вот они: Эмилия, Мабель, Рита, вечная тревога, работа, несокрушимая гигиена и голод. Что еще можно сказать? Дети шли, держали мать за руки и молчали: Викарейдж-лейн, Портвей, свернуть на улицу Святого Энтони, потом на Дизраэли-роуд – и домой, на Ромфорд-роуд, 145. И мгновенно засыпали – девочки на диване-кровати, а Эмилия на узкой лежанке, которая раскладывалась из кресла.
В тяжелые периоды Риту отсылали к старшей сестре. Оттилия вышла замуж за пекаря, сына эмигранта, который переделал свою немецкую фамилию на английский лад: был Сандштайн, стал Сандстоун. Их дом пах мылом и мукой. Риту кормили досыта, а она в благодарность помогала по дому после уроков и бегала по различным поручениям.
Рите казалось, что кондитерская “Сандстоун и сын” на Бишопгейт похожа на королевский дворец. Сверкающие витрины, круглые, продолговатые и прямоугольные хлеба, печенье и пирожные выложены на декоративные блюда. И белые витиеватые ценники: чай 2 п., кофе 2 п., шоколад 3 п. Нищим не беспокоиться.
В церкви Рита то и дело слышала яркие описания рая Господня, сочных и сладких фруктов, хрустальных источников и теплого, ласкового воздуха: Heute wirst du mitt mir im paradies sein. Ей ли не знать, как выглядит рай! И не только выглядит, но и пахнет. Рай не может пахнуть ничем иным. Рай пахнет только что вынутым из печи хлебом.
Рита часто вспоминает мать, но ни на секунду не хочется ей вернуться в свое детство, ни один прожитый в те годы час не оставил радостных или хотя бы приятных воспоминаний.
Она обогнула дом и с черного хода прошла на кухню. Что за нелепый день…
– Пора заняться чем-то полезным, – сказала она вслух тоном, в котором слышались твердость дубовых церковных скамеек, эхо исповеди и долга. Порылась в ящике и нашла висячий замок с приложенной петлей. Коловорот, несколько шурупов – и буфет застрахован от ночных рейдов Ивонн. Ключ спрятала в пустую сахарницу, которой никто никогда не пользовался. Сегодняшняя “Ньюз Кроникл” так и лежит на столе, открытая на той самой статье, где четверо мужчин в студии Би-би-си обсуждают качества примерных жен. И она опять не смогла сдержать раздражения.
Женщины любят готовить. После десяти лет замужества стряпня приводит их в лучезарное настроение. Если вы женитесь на женщине из Йоркшира, получите превосходный обед в первый же день, и так будет продолжаться до самой смерти.
Рита положила грязный коловорот и отвертку на газету, прижала и начала методично отрывать лоскуты. Не выдержала, хотя знала, что Видаль обязательно захочет перечитать.
Постаралась унять злость. Пошла в ванную и прочистила слив, выковыряла волосы и остатки мыла. Дурно пахнущие брызги запачкали рукава.
Зачем долго искать – вот же он, неоспоримый пример лучезарного настроения замужних женщин.
Кристина Гёбель родила Элизабет Катерину Эмилию Борманн, а та родила Риту Гертруду Блиц – поколения нищих пуритан, глубоко укорененных в землю Гессена. Если кому-то пришло бы в голову взять керн в самом центре Германии, в цилиндрике этом обязательно оказался бы прах Ритиных предков – измученных непосильным трудом и бесконечными родами женщин. Швеи, служанки, нищие крестьянские жены, в лучшем случае – на побегушках в сельских лавках. А теперь, когда семья, одна из ветвей рода, обосновалась в Великобритании, надо было сохранить старое и переварить новое, и все должно сосуществовать рядом, в одной семье и даже в каждом отдельно взятом ее члене. Но как при этом вновь найти себя? Что ты потерял и что тебе предстоит завоевать? Какой запах больше всего напоминает о доме? Какую грязь ты переносишь легче – в Лондоне или во Франкфурте? Грязь прошлого или будущего? Для женщины-иммигрантки и для ее детей жизнь проходит на грани между двумя реальностями с постоянным риском их столкновения.
Пришло время, когда семья поняла, что их фамилия работает против них. После победы Германии над Францией в 1870 году в стране поселился страх – не станет ли Великобритания следующей жертвой воинственного соседа? В самых крупных газетах медленно, но верно разворачивается антигерманская кампания. “Таймз”, “Дэйли Мэйл”, “Спектэйтор”, “Нэйшнл Ревю”. Эти новые издания читают миллионы, и ненависть к немцам растет с каждым свежим номером. Наклейки Made in Germany становятся все крупнее и прямо призывают к бойкоту. Джинна выпустили из бутылки, и оказалось, этот джинн ненавидит немцев лютой ненавистью. Вот что писал один из журналистов: “Немцы – содержатели борделей, портье в отелях, парикмахеры, наглецы, дезертиры и банщики, пекари, социалисты и заштатные конторщики”. Перечень не вполне понятен, но посыл сомнений не вызывает: все немцы – негодяи.
Короче, газеты делают все, чтобы проломить тонкий ледок, под которым до поры до времени тяжко ворочается агрессивный хаос массового сознания.
Немецких иммигрантов обвиняют в подрыве профсоюзного движения, сражающегося за лучшие условия труда для клерков и официантов, – немцы готовы работать дольше и получать меньше. Опросы общественного мнения не оставляют сомнений: в уличной проституции, в участившихся ограблениях тоже повинны немцы.