Елизавета Владимировна от радости, видя, что молодые наконец сладили меж собой, принесла богатые дары в церковь и поставила угощение для всей дворни. В воздухе разлилось умиротворение.
Один Ванька не разделял общего умиления, и на лице его не сияла улыбка. От дармового угощения он отказался, что, впрочем, никто не заметил, обнову – новую красивую рубаху – принял с поклоном и запрятал в сундучок, положив себе не надевать её никогда. Молодую хозяйку отныне он видел реже, в основном в столовой, для поручений и мелких нужд у неё теперь была Палаша. Ванька устранился как мог, чтобы ни словом, ни взглядом не напоминать о себе. Но что он мог сделать для усмирения собственных демонов? Ничего. Они пожирали его ежесекундно. Кусок не лез в рот. Парень похудел, глаза потемнели и стали ещё больше, щёки впали. Впрочем, службу свою он исполнял справно, не придерёшься. Да молодой барин и не искал поводов для придирок, вроде как не до того ему было. Обращался со своим молочным братом спокойно и ровно, о вспышке ярости не поминал, словно ничего и не было.
Одна барыня, несмотря на одолевавшую её радость, обратила внимание на бледный вид слуги.
– Ваня, ты нездоров? – как-то во время обеда спросила она.
– Что вы, матушка Елизавета Владимировна, здоров как бык! – не глядя на неё ответил Ванька, ловко меняя тарелки.
– Погоди, не суетись, – остановила она его, задержала взгляд на запавших глазах, дотронулась ладонью до лба. – На тебе лица нет, лоб пылает… Ты точно нездоров!
– Спаси вас Бог, государыня, за ласку, не волнуйтесь попусту за своего холопа, – тихо сказал Ванька. – Студёной водицы попил в жару и занемог чуток, глотку застудил…Ништо! Бабушка Мирониха отвар сделает – всё как рукой сымет.
Елизавета Владимировна провела рукой по его волосам, пригладила:
– Ну, смотри, Ваня, если станет плохо, я тебе лекаря вызову. Глотошная опасной может быть…
– Матушка, не много ли чести! – ухмыльнувшись, подал голос Саша. – Что за беда! Смерд горло застудил… – он покачал головой. – Пройдёт. Настойку крапивную выпьет – и как заново родился!
При этих словах Пульхерия, не поднимавшая взор от тарелки, вздрогнула.
– А вообще, матушка, женить его надо, – Ванька перевёл взгляд на хозяина. – Что смотришь? – опять усмехнулся Саша. – Сколько же тебе холостым быть? Иссохнешь весь… от скуки, вот тут-то чёрная немочь и нападёт! Или нет? Или ты по ночам с девками барагозишь?
– Что вы, барин, как можно! – Ванька стал красный как рак.
– Тогда… теребонькаешь? – хохотнул барин.
– Саша! – возмущённо воскликнула Елизавета Владимировна.
– О чём вы, Александр Андреич, говорите, разве можно так? – Ванька стал ещё краснее, хоть это казалось невозможным. Пульхерия совсем уткнулась в тарелку.
– Учить меня вздумал?! – с грозой в голосе сказал Саша.
– Нет, хозяин, нет, бес попутал, – торопливо ответил парень.
– Поди ко мне!
– Саша, уймись же! – с ещё большим возмущением воскликнула барыня.
– Матушка, не лезьте! – оборвал её сын.
– Я пойду! – вскочила Пульхерия.
– Сядь! – рявкнул он. – И сиди смирно!
Ванька подошёл к своему хозяину.
– Нагнись! – приказал он.
Слуга склонился.
– Так что ты о женитьбе думаешь, Ваня? – медоточивым голосом спросил Саша.
– Воля ваша, хозяин, как вы прикажете, так и будет…
– На Дуньке-птичнице, а?
– Александр, да остановись же ты!! – вскочила Елизавета Владимировна. – Ваня, выйди!
Ванька было дёрнулся уйти, но быстрая рука Александра Андреевича схватила его за волосы.
– Нет уж, матушка, позвольте! – с негодованием воскликнул Саша. – Не вы ли подарили мне его, ещё когда мы детьми были??
– Но…
– Не вы ли сказали, вот тебе верный слуга и помощник?
– Да, но…
– А я, как добрый хозяин, должен устроить судьбу своего слуги, своего имущества, так или не так? Позаботиться о нём??
– Саша, не передёргивай… – бессильно упав на стул, сказала мать.
– Барин, матушке плохо, – подал голос Ванька.
– А ты молчи! Сам знаю! – с остервенением рванул его за волосы Александр. – Ты и виноват во всём, холоп! – снова пощёчина обрушилась на крепостного.
– Матушка, вам нехорошо?! – Пульхерия подбежала к Елизавете Владимировне.
– Нет, доченька, просто ослабла что-то… проводи меня в покои, милая, – барыня поднялась, опираясь на руку невестки, и они вышли из столовой.
– Я с тобой ещё не закончил! – с угрозой сказал Александр. – Налей мне вина! И пошёл вон отсюда!
Ванька молча выполнил приказ и оставил барина одного.
В ухе звенело после крепкой оплеухи, в груди нарастал протест. Не смея выйти из господского дома, не зная, чего ожидать от взбесившегося хозяина, юноша прошёл в свою каморку и прилёг на топчан. Нехорошие мысли одолевали его, неправедные. Никогда прежде не протестовал он против своей судьбы, внимая наставлениям матушки, которая сызмала призывала его к смирению пред волей Господа, убеждала и усовещивала всегда повиноваться хозяевам и не поднимать головы.
– Такая уж судьба у нас, Ванечка, Бог велел нам, крепостным, терпеть! – говорила она, целуя сына в вихрастую макушку, когда он прибегал к матери со слезами и с закономерным вопросом: почему Саша разбил чашку, а наказали меня?!
– Будь терпеливым, сынок, и Бог наградит тебя! – приговаривала она между поцелуями.
– И чем же он наградил меня, матушка? За мою покорность? – вопросил Ванька пустоту. – Одни тычки да оплеухи получаю и страдания невыносимые… Сбежать хочу, матушка, сбежать… Моченьки моей нет это сносить! А уж если поймают, то сразу убьют и от страданий меня избавят! Никаких сил не осталось…Может, хоть на том свете узнаю, кто мой отец и зачем я на свет родился…
Но долго предаваться пагубным мыслям ему не пришлось: прозвенел колокольчик – барин призывал в свои покои.
– Сними с меня сапоги и переобуй в домашние туфли, ноги устали! – приказал Саша, вальяжно вытянувшись на диване. Ванька опустился на колени и стал стягивать сапоги, но хозяин словно нарочно мешал ему, исподволь разглядывая слугу.
– Ну что, Ванька, продолжим наш тет-а-тет? – с издёвкой спросил он.
– Как вам угодно, барин, – парень возился с сапогами.
– А мне угодно, – расслабился наконец Саша, дозволяя переобуть себя, – поговорить с тобой о прелестях женитьбы… Квасу принеси! Оказывается, Ванька, это так хорошо, когда есть жёнушка!… Ах!
Саша развалился на диване, глядя на стоящего рядом слугу.
– Знаешь, какая она у меня сладенькая?? А?! Такие маленькие твёрдые грудки с упругими сосочками, сразу торчком встают, стоит их помять немного! Мммм! Шейка лилейная, медовая, жилка вот тут бьётся, – он показал на себе, – когда желать начинает меня сверх меры… Стонет сладко-сладко, как птичка ночная! – он мечтательно вздохнул и прикрыл глаза.
Его слова рисовали такие яркие картины перед внутренним взором Ваньки, что он стоял как на горящих углях, босые ступни жгло. Всё внутри полыхало.
– Чего топчешься? – усмехнулся Саша. – Я ещё до главного не дошёл!
– Барин, будьте милостивы, отпустите меня? Зачем мне про супругу вашу слушать? – взмолился Ванька.
– А с кем мне ещё поговорить, как не с тобой?! – возмутился барин. – С матушкой, что ли?? И вообще, где мин херц?!
– Мин херц, – послушно сказал Ванька, – неловко мне, дозвольте уйти…
– Стой, дурак! – недовольно сказал Саша. – Принеси воды умыться да влажное полотенце, обтереться хочу!
Слуга снял с барина тонкую сорочку с кружевами и начал осторожно обтирать его полотенцем.
– А самое главное, Ваня, у ней между ног такая махонькая щёлка… я прямо Гераклом себя чувствую, когда владеть ей начинаю… Так сладко, аж сдержаться не могу! Сейчас ей больно, конечно, вырываться начинает по первости, ну, я ей груди пососу, покусаю, щёлку поглажу… Ты что застыл? Сильней спину три! А там знаешь, у баб в самой щёлке такая горошинка есть (мне шлюхи показали), если её потереть перстом, они соками истекать начинают, вот тогда и надо засадить на полную мощь! Понял? Что молчишь?
Саша обернулся и ехидно посмотрел на слугу. Ванька стоял, опустив голову, лицо пылало так, что можно было лучину запалить, на скулах ходили желваки.
– Смотреть на меня! – приказал хозяин.
Ванька поднял взгляд. В глубине потемневших глаз горел огонь. Саша пристально смотрел на него:
– А когда боль проходит, она сама начинает желать меня, царапается, кричит: «Сашенька, любый мой, ещё! ещё!» – он поднял руки. – Под мышками протри! Глаза не отводить! Сейчас пойду к жёнушке, отдохнём. Хватит тереть, больно! Рачком хочу её попробовать. Вдруг понравится, как думаешь? – Саша буквально впился в молочного брата взглядом.