В пакетике лежали сложенные треугольниками два шелковых платочка в красно-белую клетку. Йошуа с недоумением разглядывал тряпицы. Умиленно улыбаясь, Сара забрала у него скромный дар: “Давай сюда. Я всю жизнь буду хранить эту прелесть – на память о сегодняшнем дне!”
2
Эльдад и Эйтан ехали из Бет Шема в Авив. В одном из южных районов мегаполиса, на берегу моря расположился пригород, большую часть которого населяли ханаанские аборигены. К одному из них в гости, а, вернее, с важным, не терпящим отлагательства делом, направлялись наши герои.
Эльдад правил машиной, Эйтан смирно сидел рядом, хотя считался прекрасным водителем. Но нынче он уступил руль товарищу ради безопасности, ибо ощущал некоторую дрожь в руках, как следствие одолевавшего его трепета. Эльдад состоял в молодежной организации “Движение за чистоту”, а Эйтан только готовился вступить в ее члены, и сегодняшнее задание было первым испытанием кандидата. Выдержит экзамен – и получит рекомендацию от друга.
– Знаешь, Эльдад, я вычитал, что Рахав было уж за пятьдесят, когда Йошуа впервые увидал ее, – сказал Эйтан.
– Ты переутомился, дружок, – рассмеялся Эльдад, – Йошуа повстречал Рахав примерно двадцатилетней, женился на ней, и она родила ему дочерей, и это установленный факт. В наших книгах не бывает разноречий.
– А вот когда Йошуа послал разведчиков в Йерихо, явились к нему два чёрта и давай выспрашивать, куда это он бойцов направил, а тот отвечает…
– Хватит, Эйтан! В башку твою черти явились! Трусишь и сам себе зубы заговариваешь. Скажи-ка лучше, ты инструменты приготовил?
– Конечно! Клюшки для гольфа. Железные. В багажнике лежат. Полиция остановит – ничего подозрительного не найдет.
– Молодец! Полиция сейчас бдительна. После того, что случилось.
– А что случилось? – спросил Эйтан.
– С луны свалился? – начал сердиться Эльдад, – какой-то болван, из соседнего с нашим поселения, вооружившись ножом, напал на солдатку. Застрелили его, прежде чем успел злодеяние свершить.
– Об этом что-то я читал. Так ведь намерения у него были правильные! Девица в солдаты пошла! Неслыханно!
– Верно, намерения его были угодны перед Богом, да действия неугодны!
– И чем дело кончилось? – снова спросил Эйтан.
– Приятель его, умом небогатый, думал отмыть имя дружка. Принес в полицию письмо, которое тот якобы оставил, дескать, таким манером решил жизни себя лишить.
– Но мы-то не таковы, верно, Эльдад?
– Верно, верно. Как звать ту дуреху, помнишь?
– Кажется, Рахав…
– У тебя всё древность на уме. Не Рахав, а Рахель ее имя!
– Подъезжаем, Эльдад. Паркуйся здесь.
– Ясно. Ты парня хорошо запомнил?
– Не бойся, не ошибусь.
– Доставай инструменты из багажника! – скомандовал Эльдад, выйдя из машины.
Эльдад и Эйтан уселись на скамейку, стали дожидаться, когда из бара за углом покажется тот, который им нужен. Эйтан подготовился к операции, вызнал необходимое. Вот-вот закончится рабочая смена у субчика, он направится домой, тут неподалеку, переоденется и поедет в колледж, где учится на строительного инженера, а вечером у него назначено свидание с Рахель. Последнее нетерпимо, и остановить бесчинство наглого аборигена призваны наши герои.
Вот появился молодой парень привлекательной наружности. Среднего роста, широк в плечах, крепок на вид. “Хорошо, что нас двое, но не худо бы и третьего. Жаль, Яков не с нами!” – подумал Эйтан.
Ученики ешивы преградили дорогу студенту колледжа, пригласили сесть с ними на скамейку для серьезного разговора. Все трое были напряжены. Парень сразу понял, зачем он понадобился. Он молчал, в глазах его застыли страх и неприязнь.
Без предисловий Эльдад ультимативно заявил, что дочери Израиля предназначены сынам Израиля, и только им, и исключений не будет. Двое враждебно смотрели на третьего, сжимая в руках клюшки для гольфа, тот, безоружный, глядел на них с ненавистью. Он повернулся и зашагал прочь, ни слова не вымолвив.
“Уверен, роман не будет дописан, – процедил Эльдад, – парень, кажется, понятлив. На всякий случай, вечером понаблюдай за дурочкой. Поехали назад в Бейт Шем. Дам тебе, Эйтан, рекомендацию, вступишь в наше “Движение за чистоту”.
3
Аврам-Ицхак принимал поздравления от единомышленников. Его смелое выступление в столичной ешиве получило широкий общественный резонанс. Пресса, в большинстве своем враждебная национальным духовным ценностям, тенденциозно и вне связи с общим контекстом цитировала слова оратора. Телевидение, тоже предубежденное, демонстрировало горячую и в карикатурном ракурсе реакцию слушателей на самые острые фрагменты доклада. По мнению обитателей Бейт Шема и иже с ними, парадоксальны ханаанские средства информации: чем светлее мир, тем темнее они его освещают.
Седобородый патриарх искренно и без околичностей высказал то, что тяготило сердца многих, да только не хватало им храбрости уста отверзнуть. Не от того ли старики откровеннее молодых, что карьера им без надобности? Если верно это, то, выходит, смелость не благородству души обязана, а на трезвом расчете ума зиждется.
Аврам-Ицхак говорил о недопустимости привлечения женщин в армию. Не гоже девушкам мелькать на глазах у парней. Без ложного стеснения, называя вещи своими именами, он обрисовал вероятные сюжеты – все с печальным финалом. Он обращался языком Книги к ученым знатокам и добавлял житейские примеры для людей попроще. Не срезая углов, без обиняков, Аврам-Ицхак прямо заявил, что проникший в землю Ханаанскую бес феминизма – губитель духа иудейской веры – должен быть безжалостно изгнан из голов и сердец. Он решительно возразил возмущенным матерям, вступившимся за своих боевитых дочерей, сказав коротко и доходчиво: “Да кто ж на бывших солдатках женится?”
Йошуа не собирался посвящать семью в брачный сговор с Сарой, покуда та не примет веру. Но Якову-то он сказал, а у стен отличный слух. Первой узнала мать. Хава поспешила поделиться новостью с Цви. Родителям Йошуа не хотелось доводить до сведения престарелых Аврама-Ицхака и Рейзы-Ривки сей важнейший факт. Во-первых, жалко будоражить стариков, а, во-вторых, Цви и Хава предвидели, что, взволновавшись, ветераны подсластят им жизнь. С другой стороны, если дед с бабкой проведают, что сын и сноха скрыли от них весть первостепенной важности, то обида неминуема.
Избрав меньшее из зол, Цви и Хава осторожно уведомили Аврама-Ицхака и Рейзу-Ривку. На семейном совете было принято единодушное решение не подавать виду, что шило вылезло из мешка. “Пусть Йошуа не подозревает, что нам известны его планы взять в жены неиудейку. Кто знает, что родит грядущее? Может, дело и само уладится, а, вернее, расстроится. Как говорится, не суйся день первый прежде субботы!” – мудро рассудил Аврам-Ицхак.
Из упомянутых четверых доброжелателей, искренно желавших благоденствия дражайшему Йошуа, только Аврам-Ицхак мог с уверенностью характеризовать свое отношение к предмету как однозначное.
Материнская душа Хавы разрывалось от боли при мысли, что сына лишат избранницы, подлинно любящей ее мальчика. Понимая неизбежность разрыва, она, как и свекор, полагала, что лучше уж пусть разладится любовь меж молодыми.
Рейза-Ривка больше всего хотела скорейшей женитьбы внука – мечтала дожить до правнуков. Но шепот мужниной правоты был громче крика собственного сердца, и за многие годы оно приучилось говорить его устами, изрекающими только высшие истины. От долгого употребления лицемерие обретает вид благонамеренности.
В душе Цви таилось естественное и неистребимое желание сына не соглашаться с отцом, особенно, когда тот бывал прав. Как родитель и еще нестарый мужчина, он желал чаду своему женитьбы по любви и был бы рад видеть в доме юное женское лицо. Вполне сознавая невозможность отмены решения Аврама-Ицхака, все же Цви заметил отцу, мол, легендарный Йошуа женился на неиудейке Рахав, и чем же наш Йошуа хуже?
“Сын мой, – великодушно возразил старец, – ведь тебе, наставляющему юношество и обладателю широкого кругозора, без сомнения известно, что древний герой бывал прав не во всех своих деяниях, и это отмечено нашими мудрецами. Среди них нашлись смельчаки, осудившие Йошуа за скоропалительный брак. Мы не начетчики, не рутинеры, мы – люди духа, и читаем нашу Книгу, сообразуясь с велением дня!”