Мельник налил вина и выпил. Тронутый его рассказом Наполеоне положил свою тонкую ручонку на его круглое плечо и с некоторой торжественностью произнес:
– Не печальтесь, папаша Луиджи! Вы честно исполнили свой долг, и теперь дело за нами! И я клянусь вам, что мы сделаем Корсику свободной!
Растроганный мельник прижал к себе мальчика одной рукой, а другой нежно погладил его по спадавшим на плечи длинным волосам. Глаза его повлажнели. Вот также он мечтал ласкать своих внуков, ибо после Корсики папаша Луиджи больше всего на свете любил детей.
– Дай-то Бог! – прошептал он, чувствуя, как по его изуродованной кинжалом щеке ползет предательская слеза.
При слове Бог, Наполеоне поморщился. Все связанное с церковью вызывало у него неприязнь, и для него не было страшнее наказания, нежели отстоять час в церкви. Несмотря на юный возраст, он интуитивно чувствовал: сколько бы люди не поклонялись этому самому Богу, он никогда не снизойдет до них. И он с явной неприязнью произнес:
– Бог ничего и никогда не даст! И свободу мы должны завоевать сами!
Мельник изумленно взглянул на мальчика. Он был верующим человеком и в то же время почувствовал скрытую в словах его странного гостя правоту. Да, в этой жизни надо было расчитывать только на себя, и если бы Бог на самом деле интересовался землей, он вряд ли бы допустил унижение одних людей другими.
В горах потемнело, на Корсику быстро надвигались сумерки, и Наполеоне засобирался домой.
– Спасибо за угощение, папаша Луиджи! – поднялся он с чурбака, заменявшего стул. – Мне пора…
Мельник прижал к себе мальчика.
– Приходи ко мне, малыш! – с понятной только ему грустью сказал он. – Ведь мне… – голос его неожиданно дрогнул, – не с кем перекинуться даже парой слов… Моя Анна ненадолго пережила Геро и осталась там, – махнул он рукой в сторону гор, – у Понте-Нуово..
Не плакавший даже под самыми жестокими наказаниями Наполеоне почувствовал, как у него защемило в горле и, боясь показаться слабым, он поспешил домой. А мельник еще долго сидел у костра и грустно смотрел на тлевшие у его ног поленья. Но это была уже совсем другая, никогда не испытанная им ранее светлая грусть…
Мальчик медленно спускался по узенькой тропинке к морю. Постепенно образ папаши Луиджо принимал в разгоряченном его рассказом воображении мальчика все новые черты, и, в конце концов, Наполеоне стало казаться, что он побывал в гостях не у обыкновенного мельника, а посетил какого-то мифического героя.
Ничего странного в этом не было. С трех лет он слушал рассказы кормилицы о подвигах своих соотчественников и привык видеть в каждом корсиканце патриота.
У берега маленький патриот услышал громкий смех и французскую речь. Выйдя из кустов, он увидел троих солдат, знакомого ему сержанта и офицера.
Они пили из большой плетеной бутылки вино и закусывали овечьим сыром. Сержант что-то оживленно рассказывал своим товарищам, и те то и дело покатывались со смеху. Заметив мальчика, хорошо говоривший по-корсикански сержант удивленно спросил:
– Откуда ты, малыш?
Наполеоне промолчал. Говорить о том, что он был в гостях у ненавидевшего французов мельника? Заметив его разовранную одежду и ссадины на руках, сержант понимающе покачал головой.
– Все готовишься стать солдатом?
– Да, – с вызвовом ответил мальчик, – готовлюсь!
– Зря, – махнул рукой сержант, – ничего у тебя не получится!
– Почему? – хмуро взглянул на него мальчик.
– Больно ты мал! – с наигранным сожалением развел руками Пьер. – Да и ни к чему это! Тебе никогда не победить французских солдат, лучших солдат в мире!
Прекрасно понимая, что сержант шутит, мальчик даже не улыбнулся. Да и какие могли быть улыбки, если над ним и его родиной смеялись ее враги! Разве это не они убили сына и жену папаши Луиджи? И разве он может спокойно слушать этот смех? Да никогда!
– В таком случае, – бледнея от ярости, – воскликнул он, я вызываю тебя на дуэль!
– Нет, – испуганно замахал руками сержант, – все что угодно, только не это!
– Почему? Боишься? – с трудом перевел дыхание Наполеоне.
– Конечно, боюсь! – кивнул Пьер. – Но не за себя! Дома, – продолжал он балагурить, – меня ждет моя малышка, и если ты, не дай Бог, убьешь меня, она приедет на Корсику и заставит тебя жениться на ней! И поверь мне, для тебя это будет похуже французского короля!
Он повторил эту фразу по-французски, и его товарищи снова громко засмеялись. Окончательно выведенный из себя мальчик выхватил из лежавших на траве ножен саблю и бросился на сержанта, чем еще больше развеселил солдат.
– Так его, малыш! Проучи его как следует! Давай, Набули, давай! – послышались одобрительные возгласы.
Мальчик был настроен серьезно, и когда сабля скользнула по ребрам продолжавшего дурачиться сержанта, улыбка слетела с его лица. Понимая, что парень разъярен по-настоящему, он отбросил все свое веселье и внимательно следил за его движениями.
Он был добрым малым, этот сержант, и теперь старался загладить свою вину. Сделав испуганный вид, он принялся отступать, а когда Наполеоне загнал его в колючий кустарник, поднял руки вверх.
– Все, сдаюсь! – тяжело дыша, произнес он. – И беру свои слова назад! Из тебя выйдет настоящий вояка!
Наполеоне отсалютовал побежденному противнику и, вернувшись на лужайку, вложил саблю в ножны. Солдаты наперебой принялись поздравлять его, а офицер отдал ему честь и торжественно произнес:
– Вы зачисляетесь в наш батальон! А чтобы еще больше походить на настоящего солдата, прошу вас принять вот это! – протянул он мальчику театральные усы. – Надеюсь, что когда у вас будут такие же, вы будете поручиком или даже капитаном! Всего каких-то пятнадцать лет!
Выслушав перевод, мальчик слегка поклонился.
– Благодарю вас!
Когда он ушел, все еще тяжело дышавший сержант задумчиво произнес:
– Не знаю, как насчет капитана, но солдатом этот парень может стать настоящим…
И никто из них даже и не мог подумать о том, что через пятнадцать лет этот мальчишка станет бригадным генералом и спасет Францию…
Увидев сына в окроваленной и разорванной во многих местах одежде, Летиция не на шутку испугалась. Но когда тот поведал ей о своих приключениях, она с трудом сдержалась, чтобы не отлупить его. Ему предстоял серьезный разговор с отцом, и, отложив наказание, она недовольно сказала:
– Приведи себя в порядок и приходи в столовую! С тобой хочет поговорить отец!
Через четверть часа одетый в нарядную красную рубашку Наполеоне появился в зале, отец ласково потрепал его по плечу и указал на стул. Мать села в углу, у окна.
– Тебе уже десять лет, Набули, – перешел к делу Карло, – и пора подумать о твоем будущем. Нам известно твое желание стать военным, и мы хотим отправить тебя во французскую военную школу…
Наполеоне изумленно уставился на отца. Неужели сбылась его мечта, и он станет военным? Но в следующее мгновение по его радостному лицу пробежала тень, и сдавленным голосом человека, у которого отнимают самое дорогое, он спросил:
– Значит, я должен буду оставить Корсику?
– Что делать, малыш? – развел руками Карло. – На Корсике нет военных школ… Впрочем, – на всякий случай добавил он, – если не хочешь, ты можешь остаться и стать юристом…
Наполеоне презрительно покачал головой.
– Так как? – испытующе взглянул на него Карло. – Поедешь?
– Да!
– Вот и прекрасно! – довольно улыбнулся Карло.
Говоря откровенно, он и сам был несказанно рад предстоящей поездке. Из Отена он собирался отправиться в Версаль, где министр финансов Неккер созывал представителей трех сословий, дабы к всеобщему удовольствию решить вопрос о налогах. Не смотря на свой асессорский оклад и членство во влиятельном дворянском «Совете двенадцати», Карло постоянно нуждался.
Причинами всех его бед были его непомерное расточительство и крах практически всех его начинаний. Заведенная с помощью французов школа шелководства не окупала расходов, солеварня не работала, и, дабы хоть как-то сводить концы с концами, он был вынужден закладыватьвиноградники.
И вот теперь, выбранный делегатом от корсиканского дворянства, он очень надеялся на то, что в обмен на свою лояльность французскому королю сумеет получить значительную компенсацию.