Тем временем он продолжал говорить таким же мягким голосом:
– Уважаемый Семён, мне нужно с вами поговорить, но это лучше не по телефону. К тому же я хотел бы познакомиться с вами лично. Приходите к трем часам в «Сити-тауэр», вам удобно? – вежливо спросил он и, не дожидаясь ответа, вышел на коду: – Вот и хорошо. Тринадцатый этаж. Не опаздывайте, пожалуйста.
– А офис? – опомнился я.
– Не имеет значения – весь этаж мой… как, впрочем, и весь «Сити-тауэр», – сообщил он и положил трубку.
– О боже… – выдохнул я и стек по стенке на пол.
– Сёма, кто тебе звонил? – встревожилась мама. – Никогда никто не звонит, а тут на тебе – позвонили.
– Ты не поверишь, мам, это был Абсис Русисович Саркимов, – от волнения я перепутал его имя – ничего удивительно, не каждый день мне звонит знаменитый миллионер, – тот самый владелец «Горноморсквуда»… и половины Горноморска впридачу.
– Ох, Сёма, Сёма… – не поверила мама… а жаль, могла бы вовремя уберечь сынулю от множества неприятностей, если бы рассказала, какой накануне ей приснился сон…
Часы на главпочтамте показывали без десяти три. Я спешил как только мог. Впереди уже белел «Бизнестаун», а за ним высился самый пафосный деловой центр Горноморска – «Сити-тауэр». Красоты здания, состоящего, казалось, сплошь из зеркальных стекол, в которых отражалось зеленое убранство Пушкинского сквера и синее небо, я не замечал.
Нервы были напряжены до предела, а в голову лезли одни только тревожные мысли: «Если тебе кто-то звонит, – рассуждал я, – значит, ему от тебя что-то надо – это золотое правило телефона. Так зачем же я понадобился Русинову? Отомстить за "свинский" репортаж? Непохоже, однако, чтобы он был зол на меня, да и столько времени уже прошло… А может быть, это вовсе и не он звонил… Тогда розыгрыш? В "Сити-тауэре"?! Ну нет…»
Взвинтив себя до предела, я ступил на мощеную известняковым травертином площадь перед входом в «Сити-тауэр» своими дырявыми туфлями с порванными шнурками, завязанными в нескольких местах узелочками. Я опаздывал всего на двадцать минут…
– Да, знаю, вы – владелец «Горноморсквуда», – ответил я, когда мой собеседник, кем бы он ни был на самом деле, спросил, осведомлен ли я о роде его деятельности.
Передо мной стоял невысокий, с покатыми плечиками и круглым животом, лысеющий, но старательно скрывающий это, человечек лет шестидесяти. Поверх белоснежной рубашки на его плечи был накинут тоненький свитерок темно-вишневого цвета. А на худеньких ногах болтались просторные черные брюки с безупречными стрелками, из-под отворотов которых выглядывали коричневые мокасины – один носок почему-то был черным и сморщенным, как будто его жгли паяльной лампой.
Со словами: «Пожалуйста, прошу вас, проходите», Абрам Саркисович – я решил, что это был все-таки он, – суетливо передвигаясь, завел меня в просторный зал для переговоров. Сразу было видно, что к интерьеру приложил руку какой-то жутко креативный дизайнер-минималист: посередине комнаты стоял длинный черный стол на металлических ножках и тринадцать абсолютно одинаковых черных стульев, расставленных вокруг стола на приличном расстоянии друг от друга. Вот и вся мебель. Похоже, хозяин этого офиса не страдал комплексом большого начальника и охотно садился на любое из них в зависимости от ситуации.
Три стены были выкрашены в нейтральный светло-бежевый оттенок без каких-либо отвлекающих внимание орнаментов или узоров. Я думаю, этот вид предназначался для рядовых или даже для провинившихся сотрудников. Зато другая «стена» представляла собой панорамное окно высотой от пола до потолка – и эта сторона, как я решил, конечно же, предоставлялась важным персонам, а так же служила для поощрения отличившихся подчиненных.
Я сел к столу на предложенное мне место, и перед взором открылся умиротворяющий вид голой стены, на которой были-таки нанесены едва заметные царапинки, видимо, каким-то специальным строительным инструментом. Как и предполагалось, ничто не отвлекало меня от собеседника, который сел напротив, хмыкнул и заговорил глубоким, приятным голосом:
– Хм… и не только. У меня самые разнообразные интересы в бизнесе… Итак, Семён… Ты же позволишь, чтобы я обращался к тебе на «ты»?
Я молча кивнул, и он продолжил:
– Вот и правильно, я все же немного постарше тебя… Впрочем, поговорим о тебе. Я в курсе всех твоих трудностей: ты – выпускник престижного университета, обладатель диплома с отличием, – получив элитарное образование, за последние три года сменил более десяти различных мест работы и сейчас страдаешь от безденежья, клянча пиво в долг в баре пивзавода…
Я даже не успел как-то отреагировать и только глазами изобразил недоумение.
– Не удивляйся, – угадал он мое состояние и улыбнулся, – у меня большие связи: я собрал о тебе подробную справку, и мне известно обо всех твоих злоключениях. Но ты легко можешь решить все свои проблемы, а заодно и проблемы моей газеты… с таким-то потенциалом, Семён… Дело вот в чем: я позвал тебя, чтобы предложить работу в «Горноморсквуде». Ну, что скажешь?
– Саркис Русинович, – у меня снова не получилось правильно выговорить его сложное имя, но Русинова это как будто не раздражало, лишь по левому глазу тенью побежала еле заметная судорога, – я ведь уже работал у вас в газете… курьером… один день…
– Это было недоразумение, – быстро ответил он. – Ты, даже работая курьером, написал блестящий репортаж. Понимаешь, что это значит? Это значит, что ты – настоящий журналист, прирожденный. Поверь, у меня в этом огромный опыт. Я же вижу, что ты недореализован… Это катастрофа – почему ты вдруг перестал писать?
– Русин Абрамович, – я снова все напутал, Русинов снова «ничего не заметил», а его левый глаз снова дернулся, – вы, похоже, не читали мои статьи?! К тому же Шеф сказал, чтобы я больше даже близко не подходил к компью…
Мигнув глазом, Русинов нетерпеливо перебил меня:
– Шеф… Вова ошибся. Я читал все твои статьи: вчера – три репортажа с выставки свинок, а сегодня днем – расследование правительственного антиалкогольного заговора. Блес-тя-ще! Кстати, я лично подписал этот материал в печать. Выйдет в ближайшем номере на передовице… Будешь работать у меня – все твои статьи будут только на первых полосах, – Абрам Саркисович выжидательно смотрел на меня. Казалось, его проницательные серые глаза улавливали каждую мысль, отраженную на моем лице. Я же молчал. От напряжения на его лбу проступили морщинки. – Гонорар за четыре публикации получишь завтра утром, когда выйдешь на работу в редакцию. – Морщинки еще глубже прорезали лоб Русинова, к ним добавилось несколько новых, и заблестели капельки пота…
– Абрас Саркимович, – я уже перестал стараться подобрать правильную комбинацию и говорил как придется, все равно он не обращал на это внимания, – но у меня же не журналистское образование, а я перфекционист…
Моя слабая попытка возразить была принята в штыки. После серии подмигиваний, Русинов с жаром заговорил, то повышая, то понижая голос:
– Да что ты говоришь?! Так, значит, у тебя курьерское образование?.. или, может, почтальонское?.. или поварское?.. а может быть, у тебя тунеядское образование?.. Думаешь, почему ты нигде не задерживаешься дольше месяца? Да потому что все это не твое. Ты ищешь себя, но не находишь. Как слепой котенок, ты упираешься лбом в углы, стены, натыкаешься на разные препятствия… но не видишь, где постелен мягкий коврик. Мне больно на это смотреть, Сёмочка, как ты пропадаешь без настоящего дела. Ты должен повзрослеть, найти себя, занять достойное место в обществе, чтобы тебя стали уважать, чтобы ты сам себя зауважал, в конце концов! – Я стыдливо молчал. – Пойми, наконец, ты – журналист от Бога, ведь журналистика – это не профессия, а призвание. Неужели ты сам ничего не чувствуешь? В тебе кипит могучая энергия! Это именно она открывает тебе глаза на истинную суть вещей, дает увидеть и понять то, чего не замечают и не могут понять все остальные, а потом заставляет писать об этом. Раньше она дремала, но вот проснулась в тебе, так не сдерживай, отпусти ее, пускай теперь она тебя поведет дальше. Ты станешь воином правды, джедаем пера, твоим оружием будет слово. Тысячелетиями эта великая сила выбирает себе лучших из лучших. Вспомни Теренция, Ювенала, Рабле, Вольтера, Свифта, Оруэлла… Шукшина, в конце концов! Теперь она выбрала тебя, а ты – в кусты?! Ты же пять лет изучал в ведущем вузе страны труды великих мыслителей. Или забыл уже практическую философию Канта? Ты не имеешь морального права закапывать в землю бесценный дар. У тебя есть долг – бесконечно развивать свой талант и возвращать его плоды обратно в мир, простым людям. И я предлагаю тебе… нет, я даю тебе возможность стать для них пастырем! – Абрам Саркисович все больше и больше распалялся, а его нервный тик все больше усиливался…