Однако уехал парнишка недалеко. У самой Тулы в вагон пришли контролеры. Они проверяли билеты, двигаясь навстречу друг другу, и неуклонно приближались к Борьке, который сидел в середине вагона.
Борис мог бы попытаться проскочить в другой вагон, но он весь сжался и оцепенел. Мальчик не был готов к такому повороту событий, нервный, предательский страх сковал его тело.
Первой к парню подошла женщина. Она проверила билеты у соседей и обратилась к ребенку:
— А у тебя что?
Борис напряженно молчал. Нервная дрожь в теле усилилась.
— С кем ты едешь? — спросила контролерша.
Борис ничего не ответил.
— Ты что немой? — опять спросила женщина.
Борис по-прежнему молчал.
— Саша, тут странный мальчик, похоже, один едет без билета и сопровождающих, — обратилась контролерша к подошедшему коллеге.
— Отведем его в пикет на вокзале, — сказал мужчина. — Уже подъезжаем.
Контролеры так и сделали. В милицейском пикете Борю долго пытался разговорить мужчина в форме. Он не отставал от мальчишки до тех пор, пока Боря не назвал свое имя и адрес.
Вызвали мать. Она говорила про склонность сына к бродяжничеству, его несносный характер, о том, что не доглядела за парнишкой, потому что была на работе: одной приходится кормить двоих детей.
Их отпустили. По дороге домой мать заявила Борьке, что сдаст его в детдом. Он напугался: как же так — его и в детдом? Детский дом почему-то страшил Борю больше бродяжничества в Москве и даже больше гнева матери.
Валентина Михайловна увидела страх сына и потом не раз еще пугала его детским домом, хотя реально отказываться от ребенка она не планировала.
В тот день они приехали домой, мать надавала беглецу подзатыльников и посадила на ночь в погреб. Боря тогда сильно замерз.
Больше попыток убежать из дома он не совершал.
В Москве же Борис побывал только один раз в январе этого тысяча девятьсот девяносто первого года. На зимних каникулах они ездили с матерью на электричках в столицу за продуктами. В последнее время их и так небогатые магазины совсем опустели. Мать оставила Таню на попечение соседки и ранним утром на первой электричке из Скуратово с пересадкой в Туле они, часам к двенадцати, приехали в столицу.
Москва поразила Бориса, но не понравилась, произвела гнетущее впечатление. Густая плотная масса пассажиров вывалилась из электрички на платформу. С этой массой они с матерью выбрались на многолюдную привокзальную площадь, которая фырчала автомобилями, автобусами, переполненными трамваями. Везде спешка, суета, напряжение. Зараженный выхлопными газами воздух бил по мозгам.
Борис не принял, не полюбил Москву. Громадный город давил на его психику, в нем сложно уединиться, пробиться сквозь людской поток. А Борис не любил толпу, физически не переносил многолюдье.
Парнишка хотел бы побывать на Красной площади, посмотреть на Кремль и Мавзолей. Открытку с Мавзолеем ему присылал отец.
Однако экскурсии не получилось. Достопримечательностей Москвы Борис так и не увидел. Мать таскала его весь день по магазинам. Сначала они отоварились у вокзала, потом проехали несколько остановок на трамвае и снова стояли в очередях, нагружая сумки продуктами.
Пока покупали колбасу, гречку, мясо и консервы, опоздали на пригородную электричку, которая отправлялась с Курского вокзала в четыре часа дня. Приехали в Тулу поздно вечером. К ним электрички уже не ходили. Пришлось сидеть на вокзале всю ночь, дожидаться утреннего поезда. Намаялись так, что мать проклинала все на свете.
И все же, отчасти, поездка Борису понравилась. Ему доставило удовольствие смотреть в окно электрички. Там, как в телевизоре, проплывали луга и поля, речки и ручьи, деревни, станции, поселки и города с их домами и улицами, величественными куполами церквей.
Бориса манила романтика дальней дороги. Парню казалось, что где-то далеко, за лугами и лесами, его ждет счастливая жизнь без страхов, упреков и унижений.
ГЛАВА 27ОН ТАК ХОТЕЛ УВИДЕТЬ МОРЕ!
Борис не стал дожидаться рассвета, он пошел на полустанок по ночному лесу. Ему нужно было согреться.
Темно. Луна пряталась в облаках, Борис не знал сколько времени. Он с большим трудом угадывал тропинку, которая вывела его на песчанку. Здесь было чуть светлее.
«Надо купить фонарик», — подумал Борис и пошел в сторону Ольгинки. Он размышлял о том, что на электричках, с пересадками, можно доехать до Крыма. Он где-то читал об этом, и прошлым летом к нему пришла мысль рвануть на море, но уехать без денег и мамашиного разрешения он не решился.
Сейчас Борька стал другим, у него появились деньги, он мог позволить себе отправиться в путешествие.
С ранних лет мальчик мечтал увидеть море. Еще отец, когда они жили вместе, обещал свозить его в Крым, как только пойдет в отпуск летом, но вскоре он поссорился с матерью и ушел из семьи. Отец рассказывал ему о море, но по настоящему Борис влюбился в него после просмотра по телевизору фильма «Человек — амфибия». У матери в комнате стоял цветной телевизор. Валентина Михайловна разрешала сыну иногда смотреть интересный фильм.
Борис шел по темному лесу и думал о море, словно не было никаких убийств. Хотя всего несколько часов назад он убил уже третьего по счету человека. За неполные двое суток!
Все же юноша был взвинчен и осторожен, он вздрагивал от каждого звука, скрипа стволов деревьев.
Чем ближе он подходил к железной дороге, тем отчетливей до него доносились гудки тепловозов и стук тяжелых товарных составов.
При подходе к Ольгинке восточная часть неба стала просветляться, понемногу тускнели и гасли звезды, свет все уверенней распространялся по горизонту. Парень свернул на тропинку к полустанку и пошел быстрее. Он без проблем добрался до места, но не пошел сразу на платформу, а притаился в лесочке неподалеку.
Короткая платформа и широкая дорога в садоводство, которая начиналась у противоположной стороны железнодорожного полотна, были пусты. Борис стал жалеть о том, что сразу не пошел в садоводство в поисках бесхозного домика. Там наверняка имелись дачные строения, обитаемые только летом.
Было прохладно, из своего укрытия Борис довольно долго наблюдал за дорогой и полустанком. Наконец пришли мужчина и женщина, а за ними ещё несколько человек, которые остались на платформе в ожидании поезда.
Борис стал волноваться. Он чуть было не прозевал свою электричку, засмотревшись на собаку, которая бежала по рельсам со стороны Орла. Состав примчался стремительно, без грохота, шума и предварительного оповещения, лишь у остановки машинист подал сигнал. Борису пришлось выскочить из своего укрытия и быстро бежать, чтобы успеть заскочить в первый вагон. Он и планировал сесть именно в первый, чтобы знакомые, если они ехали в этой электричке, не увидели из окна его на платформе.
Юноша постоял немного в тамбуре, посмотрел, есть ли в вагоне люди, которые знают его. Таких не заметил и сел на свободную скамейку у окна.
Народу набралось не слишком много, но почти на каждой станции прибавлялись новые и новые люди. К Орлу все сидячие места заполнились и несколько человек стояли даже в проходе.
Борис тихонько сидел и смотрел в окошко. Никто не обращал на него внимания. Но по мере приближения к городу беспокойство его нарастало, страх неопределенности опять стал беспокоить парня. Он не мог понять, чего боится. Может, контролеров? Но он способен заплатить за проезд, да и билеты никто не проверял.
В Орле Борис вышел на платформу в общем потоке пассажиров, но возле зала ожидания отстал от основной толпы и, озираясь, поспешил в туалет, не столько ради того, чтобы облегчиться, сколько для того, чтобы вымыть лицо, руки и осмотреть одежду на предмет пятен крови. Замытые пятна не исчезли, но они не сильно бросались в глаза и вполне могли сойти за обычную грязь. При людях оттирать их Борис не стал.
Он покинул вокзал, прошелся по привокзальной площади, забитой машинами и магазинами. Первое время парень всматривался в лица прохожих. Знакомых не наблюдалось, никто не останавливал его и не интересовался, зачем он приехал в город.
Орел понравился юноше гораздо больше, чем Москва: он оказался не таким спешащим и суетливым. Конечно, и Орел был для Бориса большим и шумным городом, почти таким же большим и шумным, как Тула.