Сынок, сегодня мы где-то с радостью, где-то с тревогой и печалью в душе доверяем судьбу нашей кровинки Джулии в твои руки. Вопреки всем предрассудкам, обстоятельствам, перешагнув через пролитую безумцами кровь… Береги ее. Не обижай. Пусть святая Дева Мария сама хранит вас от невзгод… – она, не торопясь, перекрестила нас с места. – Инна, Самик, Роза, благословите детей! Не сидите, как на похоронах…
– Джулия, джана, иди к нам, – с радостью в глазах проворковала тетя Инна в сторону спальной комнаты. – Сядь рядом с женихом. Гаянка, подай сладкий чай… Благословляю… – она перекрестила Джулию – та тихо пришла и села рядом. По инерции старушка хотела и меня перекрестить, но рука ее замерла в воздухе и медленно опустилась.
– Благословляю, – сидя, прошептал дядя Самвел, не поднимая глаз. – Будьте счастливы…
Роза разрыдалась и обняла нас.
– Откройте шампанское, какой чай? Вах!.. – это шумно заявил Размик Аллахвердян. – Артур, сынок, включи музыку! Я хоть по принципиальным позициям против, но тоже благословляю, раз ничего не поделаешь… А он, ей-богу, мне нравится, – старик обратился к рядом сидящим. – Клянусь Аствацом, у него ничего туркского нету, настоящий ариец-армянин. Даже нос нащий. Ну, почти… – тут, встретившись с моим мрачным взглядом, он гладко ушел от скользкой темы. – Теперь-таки я могу пригласить Люсечку? Такая радость, а она сидит в холодной машине и вспоминает мою маму. Где наша армянская гостеприимность?..
Выпили сладкий чай и шампанское открыли. Под родные всем бакинцам песни Боки поднялись бокалы и полились поздравительные речи. Люди в один миг переменились. Сбросив с плеч груз раздумий, все присутствующие – и стар, и млад – предались веселью. Словно лента времени прокрутилась назад в прошлое. Будто не было войны и последствий. И находились мы не в холодной и чужой Москве, а в Баку, в нашем теплом дворике в поселке Кирова…
Какие черные
Глаза у ней,
Какие нежные
Глаза у ней,
Какие чистые,
И лучистые,
И прекрасные,
Глаза у ней!
Какие чистые,
И лучистые,
И прекрасные,
Глаза у ней…
“Господи, как мало надо людям для счастья…”, – задумался я, одевая кольцо невесте, у которой и так лучистые глаза засияли ярче, чем камушки на обручальном. – “Крыша над головой, хлеб насущный и вера в светлое будущее, насколько призрачным оно не казалось бы…”
Я розы алые
Дарю тебе,
И свет, и солнышко,
Дарю тебе,
И эту радугу,
На небе звездочку,
И эту песенку,
Дарю тебе.
И розы алые,
И в небе звездочку,
И эту песенку,
Дарю тебе…
“Господи, дай мне силы…” – попросил я мысленно Верховного, когда Джулия надела и на мой палец кольцо и вновь засверкала прослезившимися от счастья глазами. Этот миг, этот ее взгляд я уже никогда не забуду. Он запечатлелся в моем сознании навеки и, наверное, последнее, что промелькнет, когда оно навеки погаснет…
Длинный замолчал. После, бесцеремонно отобрал бутылку у Арзумана – тот намеревался наполнить его рюмку – и приложился к ней через горлышко. Беспомощно наблюдая, как емкость стремительно теряет содержимое, мы начали просыпаться от гипнотического воздействия, вызванного текстом рассказчика.
– Что ты делаешь, придурок?
Это мрачно спросил Арзуман у Бакинца, который стал за спиной Длинного и начал чего-то выискивать.
– Ищу следы крыльев. По моему расчету, они давно должны были прорезаться.
Гюля хихикнула, покрутив указательным пальцем у виска.
– Какой рассказ!.. – мечтательно пропела Аталай, положив голову на плечо Ганмуратбека. – Неужели действительно где-то есть любовь? Если бы сняли кино, я с удовольствием сыграла бы Джулию.
– Только кавалера другого найди, – съязвил Оператор. – Этот с усами годится исключительно в качестве мавра.
– Небось, сам мечтаешь о роли невесты? – тут же съязвила Гюлечка.
– О чем я мечтаю, тебе даже не снится, – профыркал Оператор, демонстративно поворачиваясь к Режиссеру. У того тоже двигался кадык из-под рюмки. – Фу, опять двадцать пять…
– Слушай, кто эту парочку к нам подсадил? – вдруг возмутился Ветеран в тельняшке. – В тюрьме такие экземпляры под нарами спят или парашу чистят.
– Что теперь нам предлагаешь, бандит, под стол лезть или в туалет перебраться? – разозлился и Оператор.
– Да куда хочешь, только не за мой стол, – категорически предупредил Ветеран в тельняшке. – А то убить могу.
– На! – показал ему кукиш Оператор. – Знаешь, какие люди за нами стоят? Вмиг определят тебя обратно на нары.
– Лучше на нарах, чем рядом с тобой, ублюдок, – с отвращением ответил Ветеран в тельняшке.
– Кто там тявкает? – наконец подал голос, расхрабрившийся от градусов Режиссер.
– Щас ты у меня потявкаешь… – медленно начал вставать с места Ветеран в тельняшке. – И промяукаешь, и прокукарекаешь, и прокудахтаешь…
– Оставьте, – раздраженно встрянул в тему Прилизанный, – они и так отдельно сидят, делают свою работу. Они вас не трогают, и вы их… не топчите. – После обратился к Длинному:
– Голубчик, искренне говорю, очень захватывающий рассказ. Но меня интересуют больше ваши профессиональные действия, хотя вас и профессионалом-то и не назовешь… Честно говоря, мне не приходилось сталкиваться с работой наших специальных служб за бугром. Тем более в то мутное время, когда у нас даже нормальной армии не было. Мне интересно, как вы тогда работали?
– Как могли, так и работали, – невозмутимо ответил Длинный, вяло жуя кусочек ржаного хлеба в качестве закуски. – Не забывайте, сколько кадровых офицеров остались у нас тогда от советского наследия, они нас и обучали. Я по себе сужу. Меня за пару месяцев так натаскала парочка отставных гэбешных полковников, что после, в Москве себя чувствовал, как рыба в воде.
Кроме того, не сравнивайте ельцинскую Россию с путинской. Начало 90-ых было катастрофой для бывшей империи. Она напоминала больного на голову огромного медведя, в том числе и в оперативном плане. Это было время, когда, как образно пел Розенбаум, “страна кишмя кишела иностранцами, а в чертежи бабы селедку завертывали…”
Помню забавный случай. Вы не против на небольшой экскурс в сторону, – нарочито вежливо обратился он к Прилизанному.
– Валяйте… – тот вздохнул. – Чувствую, я встречу здесь старость…
Глава V
– Как-то Наиля привезла мне из Баку камуфлированную полевую форму старого образца, то есть темного оттенка, крепко и ладно сшитую. Кто разбирается, знает, что эти спецовки отличались. Формы же у бандитов были какие-то выцветшие – “рабоче-крестьянские”…
– Вы имеете в виду камуфляжи, сшитые для высшего военного руководства? – надменно спросил Прилизанный.
– Равноправие являлось утопией даже при социализме, – неопределенно буркнул в ответ Длинный. – Но на погонах Наилькиной формы красовались всего лишь защитного цвета звездочки капитана…
– Звездочки меняй на российские, – вяло жуя жвачку, бросила Саламова. – В Баку теперь таких раритетов нет. Или вообще ходи без знаков отличия, еще нарвешься на патруль…
Ведь сказала, как в воду глянула. Для уточнения: наши национальные звездочки, хоть и назывались так по старинке, на самом деле являются восьмиконечными. В остальном же эти формы были идентичны хоть у нас, хоть у русских, хоть у армян, так как производились когда-то в едином инкубаторе под названием “Soviet Union”.
Я кивнул, хотя бес меня попутал, и я подумал:
“Кто будет считать щупальца этих осьминожек и где я сейчас российские звездочки достану?”
Ходить в военной форме в России было удобно, так как население, в отличие от ментов, к военным традиционно благосклонно относилось. Да и сами менты предпочитали с военным людом не связываться без особой надобности. Грабежу они не подлежали, а нарваться на неприятности от защитников отечества всегда было актуально.
В тот вечер Романовы пригласили меня на одно увеселительное мероприятие… – здесь Длинный запнулся и заметно покраснел…
– Так-так… – вмиг оживилась Аталай. – Отсюда поподробнее. Как я поняла, вы хотели погарцевать в этой форме отнюдь не перед коллегами-бандитами.
– А как же ваши принципы? Ваша любовь? – ехидно улыбнулась и Гюлечка.
– Все мужчины одинаковы, – томно резюмировал Оператор, тяжело вздыхая.
– Не все, к сожалению… – брезгливо покосился на него Бакинец.