– Мы с вами не встречались раньше?
Я не дал панике выбраться из ее мокрого убежища и спокойно ответил:
– Может быть. Мир тьесен, камарад Овчинников. Но я давно не был в России, так что это могло случиться лишь давно.
Овчинников задумчиво кивнул, не спуская с меня внимательный и жесткий взгляд. Вот теперь он был в точности таким, каким я его запомнил. Молчание затягивалось. Наконец голубь стряхнул пепел и спросил:
– Так зачем вы хотели увидеться?
– Вы веть занимаетесь на фабрике «Красный октябрь», бывшей «Эйнем»?
– Да. И что с того?
– Вы работаете там… технологом, значит, знаете все рецепты?
– Знаю.
– Очьень хорошо! Мне очьень нравятся ваши конфеты. Особенно… «Ми-шка косьолапи».
– Поздравляю.
– Спасибо! Вы знаете их рецепт?
– Конечно.
– Дос… досконально?
– До буковки. А зачем вам?
Я бросил на него быстрый взгляд, а после этого заговорщицки придвинулся поближе:
– Видьите ли, я работаю на фабрик «Ду венже» в Реймсе. Мы тоже делаем сладости. Раньше у нас были договоры с «Эйнем» – они передали нам чьясть рецептов, но Реймс сильно пострадал от Гер мундиаль… эээ, Мировой войны, и все рецепты пропали. В том числе и рецепт «Мьишки».
– И теперь вы хотите снова их получить?
– О да! Очьень! Потому я и позвал вас.
– А причем тут я? Обращайтесь к директору фабрики или в наркомат внешторга, а лучше и туда, и туда – не ошибетесь.
Я разочарованно развел руками:
– Боюсь, что наши дела идут плохо после Войны, а офьициальный договор будьет очень дорого стоить. Кроме того, власти Франции не очень хорошо относятся к договорам с Совьетской Россией. Так что…
– Так что вы хотите украсть рецепты.
В тоне Овчинникова не было, ни гнева, ни осуждения – он просто констатировал. Я испуганно оглянулся вокруг в поисках несуществующих шпионов, а потом торопливо зашептал:
– Прошу вас, тише! Не украсть, а восстановить. Мы купить эти рецепты у «Эйнем». Если бы не случились обстоятельства в России, «Эйнем» передали бы нам этьи рецепты.
– Но обстоятельства случились. Что же, пожалуй, я могу вам помочь.
– О, это замьечательно!
– Но это будет стоить.
– Коньечно-коньечно! Мы понимаем! «Ду венже» готова сделать вам… подарок за ваши усилия.
– Надеюсь, вы понимаете, что дело рискованное. Такие маленькие коммерческие дела дознаватели из ОГПУ очень быстро превращают в заговоры французских шпионов.
Мне захотелось рассмеяться от этих слов – голубь сориентировался мгновенно и уже готовил почву для будущего шантажа, хотя мы еще даже не договорились ни о чем. Вместо смеха я изобразил испуг и вновь оглянулся.
– Ньет-ньет, О-Г-П-У ни о чем не узнает, могу вам поклясться! О нашей встрече знаем только мы двое.
– Не надо клясться. Скажите-ка лучше, товарищ Розье – мой подарок будет большим?
– Да, очьень! Как и благодарность «Ду венже»!
– Благодарность можете оставить себе – еще пригодится. Насколько большим?
– Десьять тысяч рублей.
– Двадцать пять тысяч. Французских франков.
Я был удивлен по-настоящему и даже не пытался этого скрыть.
– Но, кам… товарищ Овчинников, зачьем вам франки в Совьетской России?
Он неожиданно рассмеялся этому вопросу:
– Да мне и рубли в таком количестве в Советской России без надобности! Что я на них куплю? Десять шуб жене? А что я скажу ответственным органам, когда они меня спросят о происхождении этих шуб? Нет, товарищ Розье, рубли мне не нужны. Разве только до отъезда.
– До отъезда?
– Да, до отъезда, господин Розье. Вы правы, в России мне франки не нужны, а вот в Париже…
– Но как вы собираетесь попасть в Париж?!
– А вы меня туда вывезете.
Знаешь, мне захотелось выхватить пистолет и убить его сразу же, не скрываясь, не таясь, не заботясь о шуме. Было чертовски трудно удержать себя от этого. Я справился, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза:
– Ну, боюсь, что организовать это будет трудно – вывести троих человьек… десять тысяч франков и вы передадите мне часть рецептов до отъезда.
– Одного человека.
– Что?
– Вывести одного человека. Двадцать тысяч франков, все рецептуры только по прибытии на место, тысяча рублей сейчас – в знак дружбы между заводом «Красный октябрь» и фабрикой «Ду венже»!
А вот теперь мне пришлось всерьез постараться, чтобы не броситься на голубя и не свернуть ему шею голыми руками. Я шумно выдохнул и целую минуту собирался с мыслями.
– Пятнадцать тысяч франков, товарищ Овчинников. Если хоть на франк больше, то выгоднее будет обратиться к вашему директору.
– Ладно! Пятнадцать. Вы вывезете меня, передадите деньги, а я расскажу вам, как мы в России делаем конфеты. Да – тысяча рублей сейчас.
– Но у меня нет такьих денег.
– Вы врете. Вы же только что обещали мне десять тысяч рублей – тысяча у вас есть. И я хочу получить ее сегодня же, а то у меня появятся сомнения в вашей искренности, а у ОГПУ появится интерес к вашей персоне.
Признаюсь – от срыва меня спасло только осознание того, что к утру этот человек будет мертв. Нужно было только доиграть партию до конца. В конце концов, я и так собирался выманить его из «Метрополя», пообещав задаток.
– Но я ведь не ношу такие деньги с собой!
– Разумно. Поднимемся к вам в номер?
– Я жьиву не в «Метрополе».
– Даже так? Дорого?
– Не бьез этого. Я ведь не в первый раз в Москве. Мне повьезло и с моей квартирной хозяйкой не случилось ничего дурного за время революсьон. Там я и остановился.
– А вы знаете, что это незаконно?
– Почьему?
– Не знаю. Так уж вышло. Ладно, далеко это отсюда?
– Не меньше часа на авто.
– Эк вас! А точный адрес не скажите?
– Пока нет.
– Я ведь все равно узнаю.
– Когда вы узнаете, у вас на руках ужье будет тысяча рублей, и вы не сможете так легко меня предать О-Г-П-У.
– Справедливо.
Голубь тут же подскочил на ноги, показывая, что он готов выдвигаться. Я расплатился за ужин и вышел на улицу следом за ним. На наше счастье, рядом оказалась столь редкая в Москве машина такси. Впрочем, как раз у гостиницы ей и было самое место. Я кивнул водителю и устроился на заднем сиденье. Овчинников сел рядом со мной и неожиданно рассмеялся.
– Вам все равно придется назвать ему адрес.
Я упер дуло пистолета ему в бок и произнес:
– Не придется. Он и сам его знает.
12
– Не была уверена, что вы придете.
– Мы ведь договорились.
Дмитрий сел на скамейку рядом с Александрой Вольновой. С лекции Георгия прошло три дня, и теперь был вечер вторника. Тяжелого рабочего вторника. Белкин с самого утра пребывал в очень странном, несвойственном ему возбуждении духа. Привычное чувство неудобства смешивалось с горячностью и нестройностью мыслей. По убийствам Осипенко и Родионова ничего нового не было. Однако над ними больше болела голова у Стрельникова, а Дмитрий занимался текущими делами. Товарища Владимирова он за все это время видел лишь однажды вечером, когда тот уходил с работы. Разговаривать с ним у Белкина особого желания не было, да и не стоило лишний раз лезть к людям из Политического.
Вольнова так забросала его вопросами в прошлый раз, что Дмитрий почти сбежал из кафе, выдумав несуществующие дела. Однако перед этим она предложила ему встретиться где-нибудь на неделе. Уклоняться было бы слишком невежливо, поэтому Белкин согласился. Договорились на сад «Эрмитаж». Для Дмитрия это было очень удобно – от Петровки до сада было рукой подать.
Собственно, на этом Белкин Александру Вольнову из головы выкинул и занялся другими делами. Вспомнил он о назначенной встрече лишь утром оговоренного вторника и очень вовремя – девушка просила принести несколько задачек и головоломок, которые в прошлый раз ее очень заинтересовали.
Александра фыркнула:
– «Договорились…» Мало ли кто о чем договаривается! Вы в прошлый раз так удрали от моего общества – я уж решила, что вы ляпнули согласие просто, чтобы от меня отделаться.
– А зачем же сами тогда пришли?
– На случай если вы все же вновь решите обмануть мои ожидания. Вы торопитесь?
Дмитрию было досадно, что она заметила его нервозность. Эта девушка его смущала. Сильно смущала – сильнее, чем забитый трамвай и шумные соседи. Он попытался принять расслабленную позу, откинулся на скамейку, стараясь не приближаться к Вольновой слишком сильно.