В микроавтобусе пришлось потолкаться, пока расселись по местам, – собровцы и так-то не маленькие, а в бронежилетах и с оружием просто гиганты. Оставили пятачок свободным сзади между кресел, чтобы фээсбэшники могли переодеться обратно в гражданку.
– Нормально сработали? – спросил Богданов, снимая «сферу» и приглаживая влажные волосы.
– Вполне, – кивнул один из фээсбэшников. – Не боишься вот так светиться? Придут к тебе от этого Кости и холку намнут.
– Я сам кому хочешь намну. «Мы не ждали посмертной славы. Мы хотели со славой жить», – процитировал он стихи Друниной, удивив своей эрудицией оперативника ФСБ. – У меня нет в планах пасть смертью храбрых.
Богданов не собирался откровенничать с незнакомым коллегой Ермилова о том, что ради этого самого Ермилова он горы свернет и никакой Костя, тем более Ростовский, ему не помеха.
* * *
– Олег Константиныч, я тебе кое-какие материалы по Петрову уже подобрал, – Сухопарый седой архивист Леонид Степаныч протянул Ермилову большую папку, напоминающую форматом ту, в которой второй сын Ермилова, Васька, таскал на кружок по рисованию свои акварели. – Завтра смогу снабдить тебя более полными данными. Запросил дело Петрова. А сегодня погляди пока это. В таком объеме мы даем информацию о разоблаченных предателях для ознакомления молодым сотрудникам. Ты в ДВКР, можно сказать, и есть молодой сотрудник.
Ермилов хмуро кивнул. Он пришел к Николайчуку прямиком от Плотникова. Разговор с шефом Олега напряг. Петр Анатольевич показал фотографии, уже распечатанные с карты памяти фотоаппарата. Он внимательно наблюдал за реакцией Ермилова, перебиравшего пачку фотографий. Тут были кадры с Меркуловой и до ее встречи с Олегом.
– Чего приуныл? – спросил Плотников. – Теперь нам, во всяком случае, понятно, что следили не за тобой, а за журналисткой. И фотки твои мы изъяли. За Старковым приглядывают, телефоны его слушают, – увидев недоумение во взгляде Олега, он пояснил: – Фотографа зовут Сергей Георгиевич Старков.
– Я-то ладно, – махнул рукой. – А вот за ней почему следят?
– Разберемся. Одно хорошо: раз за ней «хвост», значит, маловероятно, что ее завербовали в Штатах.
– Вы в самом деле так думали?
– Я обязан просчитывать все варианты и тебе советую, – сухо заметил Плотников. – Невзирая ни на какие симпатии.
– Какие симпатии? Вы о чем? – насупился Ермилов. – Просто я убежден, что Меркулова не могла… Она, может, и авантюрного склада, но все-таки все ее репортажи и материалы в печатных изданиях патриотичные. Она не пошла бы на сговор с американцами.
– Наивный ты человек, Ермилов! Все могло бы выглядеть довольно безобидно в ее контактах с американцами. Сели они с Мораном в ресторанчике, к примеру, в том же самом Сиэтле. Стали болтать о том, о сем. Оба журналисты. Он не откуда-нибудь, а из «Нью-Йорк Таймс». Голова у девчонки закружилась. – Плотников взял одну из фотографий из пачки, надел очки и пригляделся: – А девчонка симпатичная, молодая… Зашел у них, скажем, разговор о спецслужбах. Моран мог предложить ей выдать все, что он знает об американских спецслужбах. Естественно, она взамен пообещала ответную любезность.
– Что она может рассказать?
– Ну, – развел руками Плотников, – например, с кем она общалась в ФСБ. Фамилии, имена, звания, должности. Где встречалась. Описать внешность. И это уже ценная информация. А если Моран к тому же не тот, за кого себя выдает, а разведчик, то он сможет незаметно для девицы выведать весь пласт информации, которой она владеет.
– Во-первых, – засопел обиженно Олег, – она ничем таким не владеет. А во-вторых, вы не забывайте, что она журналист, а журналисты охраняют свои источники и информацию порой более рьяно, чем контрразведчики. Это ее хлеб. Не станет она каждому встречному-поперечному выдавать хоть малую толику даже в обмен. Она ухитрилась бы слить в ответ нечто малозначительное.
– Ты ее не переоцениваешь? – со скепсисом поинтересовался шеф.
– Думаю, что недооцениваю.
– Поживем – увидим. Файлы договоров с компьютеров агентства «Досье» уже перекинули Григорьеву. Он парень дотошный, пусть ищет заказ на Меркулову. Возможно, у них в документации клиенты и объекты наблюдения фигурируют под псевдонимами, и не исключено, что Старков взял этот заказ по личной инициативе, в частном порядке. Однако проверить надо. В вашем с Григорьевым тандеме ты будешь старшим.
– Несмотря на то что я еще не назначен на должность и он более опытный в том, что касается вашей специфики?
– Ты – старший, – повторил Плотников строго. – В отделе есть кое-какие материалы по Петрову. Остальное получишь из архива. Изучай…
И Ермилов изучал. Устроился за столом рядом с широким подоконником. За оконными стеклом уже сгустились зимние сумерки и падал снег. Снежинки высверкивались в свете, распространявшемся из высокого окна.
В папке, выданной Олегу Николайчуком, оказались основные вехи пути предательства Александра Петрова. Тут были фотографии улиц и объектов, которые цэрэушники использовали в работе со своим агентом для постановки сигнальных знаков о встрече и о выемке контейнеров.
Заснеженные улицы начала восьмидесятых навеяли ностальгию. Ермилов, уставившись на фотографию улицы в промышленной зоне, погрузился в размышления: «Что он чувствовал, когда ехал на встречу с цэрэушниками? Вокруг ходили обычные советские люди со своими заботами, не богатой, но честной жизнью, а он крался, воровато оглядывался, распихав по карманам секреты Родины, а обратно в тех же карманах тащил пачки денег, которые делали его хоть ненадолго, но счастливым, – Олег попытался представить себя на его месте и испытал брезгливую оторопь. – И в чем заключалось его счастье? Выпивка, женщины… Он был любитель и того, и другого».
Ермилов перелистнул страницу и увидел фото комнаты в квартире Петрова. Комната, сфотографированная во время обыска после задержания предателя, представляла собой унылое зрелище.
Олег понял из прочитанного, что Петров развелся, квартиру оставил жене и дочери, а сам купил кооперативную однушку. Тахта с унылым темно-бордовым покрывалом и деревянной спинкой, две книжные полки на стене с несколькими книжками и чужеродно и даже смешно – икона.
«Верил в Бога или дань моде? – Олег выпрямил спину, чувствуя, как она затекла, поглядел в окно. – Как бедно жил. Получал от американцев по нескольку тысяч и все прожигал. Жил одним днем или настолько самоуверенный?»
Ермилов обнаружил в папке и фотографии с инструкциями для шпиона, напечатанными белым шрифтом на черной бумаге. Хозяева со всеми подробностями сообщали, как пройти к месту постановки сигнала. При этом делали странные ошибки. Вместо вывеска «Парикмахерская» написали выставка «Парикмахерская». И предлагали осуществлять постановку сигнала, когда «как можно меньше народу в местности».
«Как в деревне – местность», – скривился Ермилов, вспомнив американские фильмы-боевики, где бандиты говорили на исковерканном русском.
Олег склонился над письмом Петрова и мимолетно с досадой подумал, что надо уже обзавестись очками. Это было написанное собственноручно Петровым (до омерзения аккуратным почерком) послание американцам с настойчивым предложением своих услуг. В письме содержалась фраза на английском: «To the right hands».
Ермилов учился в детстве в английской спецшколе и языком владел хорошо. Он почувствовал раздражение и недоумение, зачем было только лишь эту фразу писать на английском? Почему не все письмо? С одной стороны, Петров хотел продемонстрировать знание английского (хиленько, надо сказать, у него вышло), а с другой – желал угодить. Пока читал, Олега не покидало ощущение, что писавший словно бы все время подобострастно заглядывает ему в глаза.
В папке лежали пожелтевшие гранки газеты «Красная звезда». Как понял Олег, их передавали военной контрразведке для утверждения текста. По-видимому, один экземпляр гранок оставили в тогдашнем 3-м Главном управлении КГБ СССР.
Когда Олег внимательно прочитал статью, размещенную на трех полосах, с фотографиями трех американцев из посольства, объявленных персонами нон грата и выдворенных из страны, он с недоумением вернулся к письму старлея-инициативника.
Было совершенно очевидно, что Петров предложил себя и сведения, которыми обладал на тот момент. Но из статьи в газете следовало, что американцы сами присмотрели его для вербовки, как всегда подбирая сброд для этих целей, – пьяниц, бабников, но сброд осведомленный, получивший доступ к секретам благодаря связям своих родителей или родителей жены. Это их обычный контингент. Таких можно шантажировать, да они и так охотно идут на предательство, потому что либо в долгах как в шелках, либо просто жадные до денег.