Она явно слышала разговор. Оценив выражение ее лица, Ермилов пытался вспомнить, что он такое сказал, отчего ее бледное, как у всех рыжих, лицо с высокими скулами и зеленовато-голубые глаза приобрели настолько решительный вид.
– Ермилов, ты не обнаглел вообще? Дома, в нашей спальне, обсуждаешь какую-то дамочку. Дескать, она свободна, у нее нет супруга… Уж не ты ли баллотируешься на роль чьего-то там супруга. А?
– Это по работе, – Олег не собирался оправдываться и пошел в атаку: – Ты вот мне скажи лучше, какие у тебя сейчас дела в производстве?
– Чего это я должна отчитываться? – Люська метко швырнула портфельчик на кресло в углу. – Статья восьмая Федерального закона – адвокатская тайна, – напомнила она ядовито. – Или ты все перезабыл в своем ФСБ? А ведь был неплохим юристом, подавал надежды… – Люда спряталась за дверцей шкафа и начала переодеваться.
– Короткова, не борзей! Если спрашиваю, значит, надо. У тебя есть какие-нибудь клиенты-уголовники?
– Грубо говоря, у меня все клиенты уголовники, – Люся высунулась из-за дверцы, ослепив мужа белоснежным плечом, пересеченным тонкой розовой бретелькой комбинации. – Предъяви санкцию от прокурора, и я тебе все тайны выдам.
– Сейчас я тебе такую санкцию предъявлю! – грозно надвинулся Ермилов. – Ну-ка признавайся, адвокатесса! – он ткнул двумя указательными пальцами ей в бока так, что смешливая Люська, боявшаяся щекотки, с визгом плюхнулась в шкаф.
– Дурак! – охарактеризовала она Ермилова. – Все платья с вешалок попадали. Вешай сам теперь, а я ужин готовить пойду.
– Ты не ответила!
– И не собираюсь! Что ты привязался? Говорят же тебе, адвокатская тайна. Чего ты вдруг?
Она выбралась из шкафа и надела домашнее платье, превратившись из адвокатессы в домашнюю Люську. Глядя на нее, Ермилов вдруг подумал о журналистке. Он и не сравнивал – Короткова умнее, добрее, а главное, привычнее. И все-таки вспомнил Меркулову.
Люська безошибочно чувствовала перемены в его настроении.
– Темнишь ты что-то, Олег. Нет у меня сейчас ничего такого настораживающего, если ты об этом. Все спокойно. У тебя неприятности?
– Не надо на мне тренировать свою дедукцию. Никаких неприятностей, – Ермилов стал вешать на перекладину в шкафу Люськины платья, упавшие на пол. – Все в штатном режиме. Если не считать, что Петька-паразит ключи от квартиры посеял. «А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хо-ро-шо».
– Почему я? – раздалось возмущенный возглас из соседней комнаты. – Это Васька!
– Сейчас кто-то по ушам получит, своим наглым, длинным ушам! – громко пообещал Олег.
Петька его особенно раздражал последнее время. У сына ломался голос, он то и дело давал петуха, но главное, у него ломался характер. Он врал напропалую, учился через пень-колоду и выводил отца из себя с методичной регулярностью.
Платья и блузки предательски соскальзывали с вешалок, Ермилов раздражался все больше и больше. Он бросил охапку платьев на кровать.
Разговор с подколками перерос в скандал. Незаметно. Перетек, как ртуть, неуловимо от одного к другому. У Люськи так всегда. Среди ясного неба появлялась вдруг Людмила на грохочущей колеснице, и рыжие волосы развевались у нее за спиной.
Она повесила платья в шкаф сама, а поскольку это сопровождалось нотациями в адрес неряшливого, бестолкового Ермилова, которого она и дети дома почти не видят, к тому же перестраховщика, считающего, что жене не стоит заниматься ничем серьезным, кроме как варить манную кашу и гладить ему рубашки.
Олег взял несколько энциклопедий с полки у кровати и неторопливым демонстративным шагом удалился в ванную комнату – обитель пара и уединения в период, когда Люська носилась по квартире на грохочущей колеснице.
Он бросил несколько полотенец на табурет, включил воду, чтобы заглушить воззвания Люськи ко всем богам, из-за стиральной машины достал старую стиральную доску с металлической ребристой поверхностью и, положив ее поперек раковины, устроил импровизированный письменный стол.
Отыскал Республику Конго в атласе. Оценил ее расположение. Границы с соседними государствами. В те годы, как помнил Олег из истории, неспокойно было почти везде в Африке. Юаровцы, американцы, англичане – все пытались ловить рыбу в мутной воде и особенно в мутной воде Кванзы, протекающей по Анголе. По реке, по быстрому течению несло узкие длинные лодки с чернокожими рыбаками, плавающие острова из веток, вдоль заросших берегов нависали над водой пальмы и папайи. А на берегах среди колючих кустов или мапловцы, или унитовцы. Стрельба, взрывы… Одну сторону поддерживали ЮАР и спецслужбы Штатов, другую – Куба и СССР.
В Конго происходили перевороты один за другим, но при этой возне, борьбе за власть, сохранялась генеральная социалистическая направленность, свое государство конголезцы строили по модели Советского Союза.
Дипломатические отношения с Республикой Конго начались с 16 марта 1964 года, как вычитал в своих справочниках Ермилов. Он вообще был помешан на покупке энциклопедий. В том числе у него были справочники МИДа, справочник милиционера города Москвы, энциклопедии по искусству (в бытность свою на прокурорской работе Ермилов расследовал большое дело о хищении предметов искусства). Олег завалил книгами комнату, полку на кухне и чердак на даче. При этом убеждал Люську, что дома держит только все самое необходимое, ведь зимой на дачу Ермиловы не ездили: летний финский домик не отапливался.
По Африке много справочного материала в библиотечке Олега появилось после его поездки в ЮАР, поэтому он без труда нашел все, что искал. Теперь предстояло понять, каким образом Петров попал в ту командировку и чем там занимался? Опыт подсказывал Олегу, что такой информации в архиве он не найдет. На худой конец, еще что-то будет по Болгарии, потому что сразу по бесславному возвращению оттуда старлея взял в оборот сотрудник военной контрразведки, осуществлявший оперативное обслуживание НИИ, где работал Петров. Начал проверку.
«Нет-нет, – мысленно убеждал шефа Олег, предвидя завтрашний разговор, – необходимо начинать копать с его первой командировки. Может, он конечно просидел в посольстве этот месяц или чуть больше, а что, если нет…»
Дальше додумать Ермилов не успел. Из-за двери раздался елейный голос Люськи:
– Олежек, а ты блинчиков не хочешь? С медом.
«Змея!» – с теплотой подумал он о Коротковой, торопливо складывая книги в стопку.
Когда он вышел, Люська сунула ему ведро с мусором.
– А блинчики? – напомнил Олег жалобно.
– Выбросишь и получишь свои блинчики! – определила приоритеты Людмила.
Глава вторая
Плотников на удивление легко дал согласие на дотошную работу по изысканиям в отношении Петрова, на которую нацелился Ермилов.
Несмотря на то что Петр Анатольевич обладал высоким лбом, обрамленным редкими остатками почти седой шевелюры, утром он выглядел всклокоченным. Все от него что-то хотели, к нему стекались потоки информации, и Олег подумал было, что шеф согласился с предложенным им алгоритмом действий мимоходом, лишь бы Ермилов отстал.
Однако, когда Олег поторопился уйти и уже пересек большой кабинет шефа, тот его остановил:
– Погоди, Олег! Мы уже можем назначить тебя на должность, но торопиться не станем. Это не обсуждается, и можешь не набирать в легкие воздух. Выдохни. Пока нецелесообразно. Ты мне нужен в свободном состоянии. Сам же спасибо потом скажешь, – темнил Плотников. – Да и кстати, не затевай ничего такого, из-за чего я вынужден буду командировать тебя в Африку. Ты, говорят, любитель по заграницам шастать. То тебя, понимаешь, в Лондон английский отдел направлял, то в ЮАР. Ну это товарищ Сорокин у нас такой либерал, – хмыкнул Петр Анатольевич, имея в виду начальника английского отдела. – Со мной подобные маневры не пройдут. Максимум Болгария, и то ты мне должен будешь железно обосновать такую прогулку. Болгария давно уже не советская, а значит, о безопасности говорить не приходится.
– Разрешите спросить?
– Ну! – нетерпеливо подогнал Плотников.
– Чем Болгария, по-вашему, предпочтительнее? Сами же говорите, что не Советский Союз.
Шеф прищурил голубые глаза, как кот учуявший приближение мыши, толстой, пропахшей зерном, которое она беспечно уплетала на поле.