− За что пьем? – неуверенно спросил командир первого взвода, подставляя под руку наливающего свою кружку.
− Разрешите мне сказать, – поднимаясь с места, уверенным и серьезным тоном начал Максим, – давайте выпьем за жизнь, за то, чтобы она продолжалась и, как сказал классик, чтобы не было мучительно больно за прошедшие года. Что говорить, все когда-то умирают, но не о всех будет жить память. Так давайте любить и ценить ее, пока это в наших силах.
Возгласы одобрения и последовавший за ними дружный глухой стук кружек были своего рода оценкой для молодого лейтенанта.
Молодец, Максим! Сразу видно, наш парень! Не только оружием, но и головой владеет. Никто лучше бы не сказал, – дружески хлопая его по плечу, улыбаясь, подчеркнул ротный.
Посидев еще полчаса, офицеры стали расходиться. Как ни крепок был напиток, как он ни затуманивал разум, все осознавали, где они находятся, а самое главное – нельзя позволить себе расслабиться. Выйдя из прокуренного помещения на плац, Максим пошел к себе, пожелав спокойной ночи попавшемуся ему навстречу дежурному офицеру. Добравшись до своей комнаты, он неторопливо разделся, аккуратно сложил свою форму и, стараясь ни о чем не думать, уснул крепким сном…
ГЛАВА 2
«Где умирает надежда, там возникает пустота». Леонардо да Винчи
Близился к концу 1988 год. Наступающий Новый год открывал перед бойцами и офицерами радужные перспективы. Вопрос о выводе войск был решен, и большая часть ограниченного контингента была уже по другую сторону моста Дружбы. Последними уходили подразделения специального назначения. Основная задача для батальона, где проходил службу Максим уже в качестве командира роты, сменив тяжелораненого капитана Зуева, это обеспечение безопасного выхода других частей. Рота проводила рейды в горах, устраивала засады на караванных тропах, по которым боевики продолжали подвозить оружие. И моджахеды и советские бойцы знали, что война практически окончена, и поэтому широкомасштабных операций не предпринимала ни одна, ни другая сторона. Война, унесшая не одну тысячу жизней, начатая из-за так называемых геополитических соображений, близилась к окончанию. Порой, оставаясь наедине со своими мыслями, Максим старался разобраться, что же на самом деле происходит. Сегодня на марше «потерял» двух бойцов, уничтожили пятерых нападавших и разошлись, унося с собой безжизненные тела. Чем больше убьешь своих врагов, тем выше почет. Какая-то первобытная дикость, завуалированная под современные дифирамбы орденов, медалей и прочих знаков поощрения. Совсем недавно с Большой земли приезжал священник. Сам факт его появления в части – явление не совсем обычное. Мало из того, что он говорил, было понятно. С его слов следовало, что убийство на войне – явление даже богоугодное и церковь с охотой благословляет своих верноподданных на это «благородное» дело. Больше того, даже боевая техника была освещена батюшкой святой водой, то ли для того, чтобы не быть подбитой, то ли, чтобы перебить побольше врагов.
Интересно получается, религии разные, трактуются по-разному, а в конкретном случае сводятся к одному – к идеологической обработке людей для достижения конкретных, земных целей. Что такое Бог, его Сын и христианство вообще? Для Максима, выросшего атеистом, после первой в его жизни проповеди осталось больше вопросов. Всем своим существом он понимал, что все, о чем говорил батюшка, не совсем истина, такого не может быть в природе. Но где-то в тайных глубинах его подсознания, зарождался и не давал покоя внутренний голос, говоривший, что его личные убеждения могут быть ошибочны. Где искать ответы? Голос подсказывал – в самом себе. Но даже сам для себя он оставался загадкой. Спокойный, уравновешенный, даже несколько сентиментальный в повседневной жизни, попадая в бой, лицом к лицу с противником он перевоплощался в хладнокровного, не знающего жалости, бесстрашного воина, уничтожающего попавших на его пути врагов всеми имеющимися средствами. Не важно, был ли это автомат, штык-нож или вообще голые руки. Что-что, а превращать одушевленные существа в неодушевленные предметы он умел хорошо. Создавалось впечатление, что он с этим родился, это умение с ним было всегда, просто до поры до времени мирно дремало в нем, как что-то передаваемое по наследству.
И снова погружаясь в свои мысли, в процессе понимания возникала некая невидимая преграда, не позволяющая найти ответ или даже подойти чуть ближе к разгадке.
«Как интересно и запутанно все устроено. Уровень человеческого познания ограничен не только уровнем образования, но и условиями, в которых он живет. Иной раз даже нужную книгу достать невозможно, либо запрещено это делать. Я уже не говорю о материальной стороне, есть возможность учиться или нет. Как будто бы существует кем-то установленный регламент на то, что мы имеем право знать, и на то, что не узнаем никогда. И это весьма печально, – продолжал свои умственные терзания Максим, уткнувшись взглядом в плохо покрашенный потолок, заложив руки за голову. Надо как-нибудь на досуге поинтересоваться в библиотеке книгами о религии. Хоть я и атеист, но стал им не по убеждению, а по воспитанию. Может быть, тогда что-нибудь прояснится».
Максим посмотрел на часы. Было около пяти часов утра. Спать не хотелось, а просто так валяться уже порядком надоело, а в голову лезли непонятные мысли.
− Надо вставать, – лениво пробормотал он, глубоко вздохнув, потянулся, резко откинул одеяло и рывком поднял натренированное тело с койки. Приведя себя в порядок, он вышел из модуля и неторопливо направился к казарме, где через некоторое время тишина сменится привычными звуками, состоящими из окриков сержантов, топотом ботинок, громыханием передвигаемых табуреток и еще много чем, что в общем и целом дополняло музыку солдатских будней.
На традиционном утреннем совещании командир батальона майор Дудник был чем-то расстроен и немного взвинчен, что не осталось незамеченным для остальных офицеров. Что вывело из себя всегда спокойного, рассудительного человека, было пока неизвестно, но все присутствующие каким-то особым, выработанным за годы службы чутьем, догадывались, что это может быть что-то, что неприятно ему самому. Нервно постукивая пальцами по столу, комбат дождался, пока закончит свой короткий, лаконичный доклад начальник штаба. Выждав минуту, тяжело вздохнул.
− Товарищи офицеры, еще одно, самое главное и неприятное. Перед нами поставлена очередная задача, не простая, но очень важная. Моджахеды с окрестных гор продолжают обстреливать город ракетами. Потерь от этих действий почти нет, пока нет, наверное, еще не пристрелялись. Но все это создает проблемы и затрудняет выход наших оставшихся подразделений. Мы должны найти и подавить пусковые установки противника. Зотов, готовь своих ребят. После обеда выступаете. Подробности, схему взаимодействия и прочие детали операции согласуйте с начальником штаба. Остальным, как обычно в таких случаях, – боевая готовность, чтобы, если что, незамедлительно выдвинуться на помощь. И еще, как говорится, не для протокола. Через неделю переходим мост и мы, постарайтесь остаться в живых, и сохраните ребят, насколько это возможно.
− Товарищ майор, разрешите, – поднялся один из командиров рот Руслан Муканов. Несмотря на возраст, волосы на голове у него были наполовину седые, что уже само говорило за себя – «парень побывал в переделках».
− Зотов поведет своих людей без прикрытия с воздуха. Если нарвется на засаду, помочь ему будет некому.
Вертолетчики улетели еще на прошлой неделе. Те, что остались, вряд ли будут отвлечены от своей задачи прикрывать аэропорт. Беда может случиться. Без вертушек в горах тяжеловато будет.
− Я понимаю это не хуже Вас, товарищ старший лейтенант, но приказ есть приказ. Начальник штаба и старший лейтенант Зотов к 12:00 ко мне со своими соображениями по предстоящей операции.
− Товарищи офицеры! – подал команду дежурный по части, давая понять, что совещание окончено. Присутствующие одновременно встали и застыли в строевой стойке.
− Вольно, разойдитесь! – скомандовал командир батальона и, заложив папку под мышку, вышел первым.
− Макс, почему тебе так везет? – заговорщически подмигивая и беря товарища под руку, спросил Руслан, как где что серьезное, так сразу вторая рота. Может, махнемся подразделениями?