Чем больше проходило времени, тем сильнее становились их чувства, которые помимо их воли захватывали обоих как, наверное, спрут охватывает свою добычу своими цепкими щупальцами – медленно, но верно. И тем тревожнее становилось на сердце у влюбленных, которые понимали, что так долго продолжаться не может. Новость о том, что через три дня Максим выписывается, была для Лены как гром среди ясного неба. Она прекрасно понимала, что рано или поздно это произойдет, и все же была к этому не готова, ловя себя на мысли, что совсем не рада тому, что он поправился. Изменения в ее настроении сразу стало заметным, едва она услышала от лечащего врача, которого обычно сопровождала, что Зотов и Думбадзе могут готовиться к выписке. Поздравив их с выздоровлением и высказав пожелание больше не встречаться с ними в качестве доктора, он пожал им руки и, давая возможность медсестре приступить к выполнению своих обязанностей, вышел из палаты. Едва за врачом закрылась дверь, Сандро засуетился и громко сказал первое, что пришло ему в голову:
− Ребята, через пять минут начинается футбол. Очень ответственный матч, надо поддержать наших и поболеть дружно за родной спорт.
− Какой футбол, десять часов утра, – возразил было недовольный перспективой опять покинуть палату «чайник».
− Кубок кубков, родной, – беря его за руку и больно сжимая локоть, прошипел сквозь зубы Сандро. – А ну пошел к телевизору, – и, оборачиваясь к Лене, широко улыбаясь, виновато разводя руками, добавил: – Молодой, совсем график чемпионата забыл.
Понимая ситуацию, остальные «жители» палаты без лишних разговоров покинули помещение. Даже вновь прибывший, тяжелый, Мишка-танкист, которому недавно ампутировали ноги, и тот попросил вынести его в кресле в коридор, чтобы не мешать молодым людям объясниться.
Оставшись наедине, Максим, смущенно улыбаясь, указал рукой на дверь и сказал дрожащим от волнения голосом:
− Я здесь ни при чем, ребята сами так решили.
− Я так и поняла, – отозвалась она, подойдя к окну.
− Лена, мне надо тебе кое-что сказать, – выдавил из себя
он, остановившись в полуметре от девушки и пользуясь тем, что она рассматривает растущие за окном деревья. Машинально вынул из кармана платок и провел им по пересохшим губам, затем, спохватившись, отер крупные капли пота, выступившие на лбу, и, делая полушаг вперед, взял ее за плечи. Девушка вздрогнула от прикосновения его дрожащих пальцев и, развернувшись лицом, с затаенной надежной спросила, отводя глаза в сторону:
− Я слушаю. Ты хотел что-то сказать?
− Видишь ли, – не решаясь сказать то, что вертелось на языке, вполголоса проговорил он, – нет, не сейчас и не здесь. Давай встретимся сегодня вечером, понимаешь, то, о чем… нет, в общем, мне бы не хотелось об этом говорить здесь.
− О чем? – лукаво улыбнувшись, прошептала Лена. – Скажи сейчас, я не доживу до вечера, – добавила она тихо, скромно потупив взгляд, чувствуя, как бешено колотится сердце, готовое вот-вот выскочить.
− Извини, давай вечером, – он замялся, не находя, что еще придумать в свое оправдание, – давай встретимся попозже и обо всем поговорим.
− Хорошо, я буду ждать, как всегда, на том же месте, – разочарованно произнесла она, твердо про себя решив, что сегодня она сама скажет то, что мешает ей спокойно спать. – Встретимся вечером, а сейчас скажи своим болельщикам, чтобы заняли свои места, пока их никто не увидел.
Выйдя из палаты, она подошла к столпившимся в стороне ребятам, которые, заметив ее приближение, стали что-то усердно рассматривать в окне, и, одарив всех своей лучезарной улыбкой, сказала им «спасибо», а затем, не останавливаясь, направилась прямо по коридору.
− Так, ребята, тамадой буду я, чтоб никто не спорил, – дождавшись, пока Лена отойдет на почтительное расстояние, первым не выдержал Сандро. – Айда по койкам, а то Мишку совсем заморили.
− Ничего, я потерплю. Решается серьезный вопрос, только, чур, со свадьбой подождать, пока я не оклемаюсь, если это, конечно, возможно?
− Это, брат, у жениха надо спросить, – отозвался кто-то из толпы. Ввалившись с шумом в палату, они застали Максима, сидящего в задумчивой позе на табурете.
− Ребята, я ваш должник, – сказал он, вставая навстречу гомонившей толпе.
− Да ладно тебе, ерунда все это.
− Ну что? Договорились?
− Надеемся, нас не забудешь пригласить, – посыпались со всех сторон реплики и вопросы, которые были прерваны Сандриком, который, многозначительно подняв вверх правую руку, попросил минутку внимания.
− Я, как педагог, попрошу отставить эти неуместные вопросы. А что касается моего лучшего ученика, я им доволен. Скоро «на свободу». Через неделю-полторы будем у меня, отпразднуем шикарную свадьбу. В общем, все как положено. Домашних я уже предупредил, что приеду с лучшим другом, который хотел бы сыграть свадьбу в Грузии, тем более, языком он уже владеет, так что нас уже ждут.
− Ничего не скажешь, орел, – восторженно произнес Степаныч, – и когда ты все успеваешь?
− А у него голубиная почта обеспечивает бесперебойную связь с Родиной, – неуместно попытался пошутить «чайник», как обычно, попав пальцем в небо.
− Ох, – глубоко вздохнул Сандро, – я не врач, но на тебя все равно обижаться бесполезно. Ты лучше учись, сынок, пока я живой, глядишь, в жизни и пригодится.
− Как же я буду учиться, если ты скоро уезжаешь?
− Ничего, я тебя заочно буду учить, в письмах. Ты мне пиши вопрос, а я, так уж и быть, поделюсь опытом. Туда-сюда, смотришь, и твои мозги, сдвинутые после столкновением с БТР-ом, встанут на место.
− Да подождите вы все. О чем вообще речь? Какая свадьба? Еще ничего толком не известно, я даже… в общем, пока я с ней не объяснюсь, все, о чем вы говорите, пустой звук. Может, у нее свои планы, и для меня там места нет.
− Брат, ты нам здесь зубы не заговаривай. Или она от тебя без ума, впрочем, как и ты, или я в женщинах ничего не понимаю. Одного взгляда на вас, голубки, достаточно, чтобы все было ясно, поверь мне, у меня какой-никакой опыт имеется.
− А ты свою квалификацию там, у себя в горах, на козах и баранах приобрел, – с издевкой в голосе встрял в разговор «чайник», который явно недолюбливал Сандро и при любой возможности старался его уколоть.
− Я тебе сейчас таких коз покажу, что после этого тебя даже в реанимации не откачают, – грозно произнес Сандро, вставая со своего места.
− Вы что, народ, с ума посходили? Давайте начнем драться. Конечно, что еще можно придумать. А ты, оболтус, – Степаныч хлопнул затаившегося «чайника» по затылку, – не встревай, когда взрослые говорят.
− А что я… я ничего такого не сказал.
− Зато я все сказал. Прижми нижнюю челюсть к верхней и помолчи. И вообще, что окружили человека, разойдитесь по своим местам. Дайте ему побыть одному, собраться с мыслями, а то устроили галдеж, как чайки на прибое.
Максим с благодарностью посмотрел на старшего товарища. Ему на самом деле было о чем подумать. Вещи, о которых он раньше не задумывался, наверное, потому что не было причины, вдруг как-то сразу обрели важность.
«Сделаю я предложение, сыграем свадьбу, а потом, – думал он, уткнувшись взглядом в потолок, лежа на больничной койке поверх одеяла, не раздеваясь, – куда меня пошлют после распределения? Какие там будут условия? Как сможет она с этим мириться? Как быть с ее учебой?» Эти и другие проблемы тяжелым бременем опустились на него.
«Когда один, всегда проще. Никогда не задумываешься, что поесть и где переночевать. Все время на ногах, в казарме, среди солдат. Семья, это совсем другое. Готов ли ты к этому морально? – спрашивал сам у себя Максим. – Хорошо, материально первое время ты обеспечен. Всю зарплату сразу же перечислял на книжку, потому что тебе, солдафону, деньги не особо были нужны. Теперь, если Леночка согласится… – он тяжело вздохнул, – другие же живут как-то, рожают детей, справляются с трудностями.
Все, решено, главное, это я точно знаю, что люблю ее и без нее дальше жизни не представляю. Если моя служба будет мешать нашим отношениям, не беда. Подам в отставку, устроюсь на гражданке. Словом, проживем не хуже других. Зато, какая у меня будет жена», – он ясно представил перед собой образ любимой девушки, лицо его самопроизвольно расплылось в широкой улыбке…
− Старший лейтенант Зотов, – донесся до его сознания чей-то незнакомый строгий голос. В палату в сопровождении начальника госпиталя вошли двое в штатском, одетые в одинаковые черные костюмы и галстуки в мелкий горошек. По их внешнему виду и непроницаемым лицам можно было догадаться, чем они занимаются.