− Зотов, Максим, если мне после контузии не изменяет память, то я вижу твое лицо? Ты ли это? Или призрак явился к нам? – Протянул он, округлив от удивления глаза и крепко пожимая руку.
− Так точно, Зотов, не дух, не призрак. А ты, если и я ничего не путаю, Чехов Сергей, командир взвода первой роты.
− Так точно, это я. Ну что ж, будем знакомы еще раз. Там, в Афгане, не в счет, где мы были просто сослуживцы. Зато сейчас мы, как-никак, «земляки», из одного батальона. Не мешало бы это дело отметить, – Сергей хитро улыбнулся и, сделав щелчок указательным пальцем себе по горлу, знак понятный всегда и всем, добавил, кивнув в сторону: – Мы тут с ребятами соображаем.
− Нет, спасибо, – вежливо отказался Максим, я бы с удовольствием, но не сейчас и не здесь.
− Ну, как знаешь. Наше дело предложить. И все же не могу поверить, что это ты. Помнишь, тот бой в ущелье, когда ты себя подорвал гранатами.
− Еще бы мне этого не запомнить. Начало помню, середину тоже, смутно, но помню, что было после этого, как отрезало, – ответил со вздохом Максим.
− Ну как? О том, что вы ввязались в бой, доложили на базу. На счастье, в это время на базе приземлились две вертушки, чтобы забрать тяжелораненых и какие-то штабные документы. Комбат распорядился лететь в ущелье на помощь. Пока долетели, ты уже того, прихватив нескольких духов, подорвался. Не поверишь, не хватило каких-то нескольких минут. В иллюминаторы можно было видеть вспышку взрыва. Ну все, решили, каюк тебе. Командир дал команду накрыть уцелевших духов ракетами. Когда все было кончено, одна машина забрала пострадавших из личного состава, другая –приземлилась за твоим телом. Признаков жизни ты не подавал и, насколько я знаю, было даже распоряжение отправить твое тело в морг. Поэтому я был приятно удивлен, когда увидел тебя целым и невредимым. А на следующий день я подорвался на мине, самого еле спасли. Вот такие дела.
− Дела были бы намного хуже, если бы мне не повезло. Судя по рассказам санитаров, когда меня несли в морг, я вдруг зашевелился. Естественно, меня сразу в лазарет, а там, на мое счастье, оказался профессор-хирург, кажется Федор Тимофеевич Скабин, сотворивший чудо, собрав меня, как говорится, по частям.
− Не знаю, не слышал про такого. При мне его уже не было, – печально произнес Сергей, прикуривая папиросу. – У меня, как видишь, чуда не произошло. Оттяпали ногу по самый яйца, ну ничего, слава Богу, жив остался, и на том спасибо. – Он глубоко затянулся и, задумчиво глядя в сторону, медленно через ноздри выпустил едкий табачный дым.
Неловкую паузу, возникшую в их разговоре, прервал мелодичный голос Лены, которая, незаметно для собеседников, приблизилась к ним.
− Добрый вечер, молодые люди, – первая поздоровалась она, подходя поближе к Максиму.
− Здравствуйте, – растерявшись, пробормотал Сергей, а затем, спохватившись, виновато улыбнулся и элегантным движением поднес протянутую девушкой руку к своим губам, тут же учтиво добавив, – прошу прощения за невнимательность и, с вашего общего позволения, разрешите откланяться.
− Еще увидимся.
− Обязательно, – Сергей, опираясь на костыли, подтянулся, щелкнул по асфальту единственным каблуком и, грациозно поклонившись, удалился.
− Ты его знаешь? – спросил Максим.
− Конечно. Сережа Чехов. Палата № 12. Ампутация правой ноги. Множественные повреждения левой. Молодец. Ему вот-вот вторую ногу отнимут, а он не теряет присутствие духа, ходит, шутит, веселит всех, такое не каждому под силу. – Она взяла Максима под руку и потянула в зал, где вот-вот должен был начаться концерт популярной молодежной рок-группы.
− Слышишь, Лена, я у тебя хотел спросить одну вещь.
− Спрашивай, конечно, – мило улыбнувшись, отозвалась она, продолжая увлекать его за собой.
− Ты помнишь того профессора, что меня оперировал?
− Федора Тимофеевича? Конечно, я помню.
− Видишь ли, хотелось бы его найти, поблагодарить, что ли, – договорить ему не дала громкая музыка. Максим, спохватившись, быстро взял свою спутницу за локоть и прошел на свободные места.
− Ты что-то хотел спросить? – наклоняясь к его уху, громко прокричала она.
− Да, но после того, как закончится этот артобстрел, – руками показывая, что ничего не слышит, выпалил он.
Нельзя сказать, что музыка не интересовала Максима. Он любил слушать классику, хорошую ритмическую, понятную для сердца, так называемую попсу, но то, что приходилось слушать, сейчас было далеко от его представлений об идеальной музыке. Это было что-то оглушающее, давящее на психику. Понять смысл текста не представлялось возможным, поэтому он как-то сразу потерял интерес к происходящему на сцене и, усевшись поудобнее, полностью переключился на свои чувства и размышления, одолевающие его. Плечом он ощущал теплое плечо девушки. Сделал невольное движение, он еще теснее прижался к ней, затаив дыхание. Чувство неловкости за свои действия охватило его, но в следующее мгновение он сам себя успокоил: «Подумаешь, слишком тесно в зале и это не его вина, и вообще, сидишь, как школьник, может надо положить свою руку ей на плечи или хотя бы на спинку стула». От одной мысли об этом краска залила его лицо.
«Хорошо, что в зале темно, – облегченно вздохнув, подумал про себя он, – нет, так не годится, не надо торопить события, вот начнутся танцы и тогда…» А что тогда? Ответить сам себе на этот вопрос он не смог, скосив глаза на свою подругу, он не мог знать, что внешне спокойная, внимательно следившая за сценой, Лена вся превратилась в комок нервов. Стараясь уловить любое движение со стороны Максима, которое говорило бы, или хотя бы намекало на то, о чем ей хотелось бы думать. Спроси ее кто некоторое время назад, что она чувствует по отношению к Максу, как она невольно называла его про себя, ответ бы был однозначным, что это ее работа и все такое… Но сейчас, когда между ними установилась какая-то связь, ей было трудно самой себе признаться, что это на самом деле. Откуда-то издалека, из глубин подсознания, до нее доходило невольное чувство страха, чтобы не показаться Максиму особой, бросающейся в объятия каждому выздоравливающему. С другой стороны, надо было определиться в отношениях и, если его сердце занято, постараться забыть обо всем и не дать себя засосать в обманчивое болото чувств и страсти.
«Ну ничего, вот закончится этот тарарам, начнутся танцы, вот тогда можно будет спокойно поговорить», – успокаивала себя она, до конца не уверенная в том, хватит ли ей храбрости об этом говорить. Просидев без движения весь концерт, молодые люди с нетерпением ожидали его окончания, не сводя пристальных взглядов со сцены. Посторонний наблюдатель, глядя на их сосредоточенные лица, мог бы заключить, – вот они, подлинные ценители рок-музыки.
Установившаяся неожиданно тишина, яркая вспышка света, последовавший за этим звук сдвигаемых стульев, привели обоих в чувства. Максим, все еще находящийся под впечатлением своих сомнений и переживаний, автоматически подхватил Лену под руку, другой рукой расчищая дорогу сквозь толпу, прошел в сторону, чтобы не мешать освобождать от стульев площадку для намечавшихся танцев.
− Никогда не думал, что в нашем госпитале столько людей, – для поддержания разговора, не найдя ничего лучше, сказал он, продолжая держать свою девушку за локоть.
− Ну что ты, это лишь часть всех тех, кто здесь лечится. Просто кто-то не смог прийти, кто не захотел, а так это очень серьезное учреждение, – отозвалась Лена, давая всем своим видом понять, что не об этом сейчас надо говорить.
− Такое впечатление, что все смотрят только на нас, – исправляя положение, выдохнул Максим.
− Может быть, ты у нас фигура необычная? Всем интересно посмотреть на восставшего из мертвых.
− Интересно, что они теперь подумают, увидев нас вместе. Наверное, завтра пойдут всякие разговоры.
− Не переживай. Ничего такого, кроме того, о чем уже давно перешептываются.
− То есть, ты хочешь сказать, кто-то уже успел что-то придумать про нас с тобой.
− А что тут придумывать. Все и так, как на ладони, просто некоторые, особенно одаренные, ничего, кроме себя, вокруг не замечают, – она одернула руку и, надув губки, притворно отвернулась в сторону.
Понимая, кому адресовано замечание, Максим немного замялся, не зная, что надо предпринимать в таких случаях, а потом решил, что не стоит ничего выдумывать, просто довериться своим чувствам, инстинктам. Нерешительно взяв девушку за плечи, небольшим усилием он развернул ее лицом к себе и, притянув ее поближе, примирительно прошептал ей на ухо: