– В верхнем ящике прикроватной тумбочки, – ответил сержант, поняв наконец ее логику. – Ты думаешь, что Белинда использовала этот дом в качестве такого ящика? И держала здесь важные вещи – подальше от хаоса соседнего дома?
Ким кивнула и выдвинула нижний ящик комода.
– Ага, – сказала она, доставая оттуда пачку бумаг.
– И что конкретно мы ищем? – спросил Брайант.
– Понятия не имею, – ответила инспектор, протягивая ему пачку. – Но ты пока просмотри вот это, а я обойду дом.
Она поверхностно осмотрела кухню и двинулась дальше. На кухне не увидела никаких признаков того, что женщина любила готовить. И в этом Стоун была с ней солидарна.
Этот дом в принципе мало что говорил ей о жертве. Обычно она могла почувствовать человека, просто осмотрев его жилище. А сейчас в ее распоряжении было целых два дома – и ни один из них ничего не говорил о женщине, привязанной проволокой к качелям.
Как правило, Ким многое могла узнать о жизни и интересах владельца жилплощади. Она обращала внимание на книги, журналы, на мебель и украшения, на всякую ерунду, разбросанную по дому. Но сейчас перед ней была только Белинда Эванс – ученая шестидесяти одного года, бывший профессор детской психологии. А что насчет Белинды-женщины? Что она любила, чего боялась, о чем мечтала? Ким нужна была информация, которая превратила бы эту схему личности в уникальную индивидуальность. Как она росла вместе со старшей сестрой Вероникой и какая тайна скрывается за всем этим?
Однако инспектор не рассчитывала найти портреты в рамках и альбомы с сентиментальными фотографиями. Женщина никогда не была замужем, так что не стоило ожидать изображений детей и внуков на каминной полке. И в то же время что-то не давало Ким покоя. В ее доме, например, была только одна фотография – она и Мики в возрасте шести лет, – но, хотя дом в целом был скудно украшен, везде присутствовали следы ее пребывания. Собачьи миски, мотоциклетные запчасти, журналы, книги по психологии серийных убийц, засохший цветок на окне. В конце концов, масляное пятно на ковре, которое никак не хотело выводиться.
А здесь все пусто, что для явно непростой женщины было абсолютно неприемлемо.
Ким прошла мимо спальни, в которой не нашлось ни одного предмета мебели, и направилась в спальню в задней части дома. В этой стояли двуспальная кровать, прикроватная тумбочка с лампой, туалетный столик, шкаф и зеркало в полный рост.
Детектив направилась прямо к прикроватной тумбочке. Два верхних ящика оказались пустыми, а в нижнем лежал экземпляр «Пятидесяти оттенков серого» и очки.
Ким почувствовала, что улыбается. Наконец-то свет в конце туннеля…
Она прошла к первому из двух шкафов и обнаружила в нем комплект выглаженной одежды, похожей на ту, что была на жертве накануне вечером. Здесь же висели несколько пар широких брюк. На полке лежало нижнее белье и колготки телесного цвета. Ким быстро перевела взгляд с одежды на предмет, находившийся в правой части шкафа. Вытащила дорожную сумку и поставила ее на кровать как раз в тот момент, когда в комнату вошел Брайант.
– Ну, что там с бумагами?
– Несколько недавних счетов, пара писем от адвокатов относительно окончательного приобретения дома и какие-то банковские выписки… – Сержант покачал головой. – А что у тебя?
Ким расстегнула молнию и стала выкладывать содержимое сумки на постель. Две юбки, пара брюк. Две рубашки, пакет с белым кружевным неглиже, еще не распечатанный. Пара туфель, нижнее белье, небольшая пилюльница, наполненная лекарствами, и нечто совсем маленькое в боковом кармане.
– И куда же собиралась наша Белинда Эванс? – поинтересовался Брайант.
Ким достала из бокового кармана три презерватива.
– Мне кажется, гораздо важнее не куда она собиралась, а с кем.
Глава 13
Пенн отодвинул остатки сэндвича.
– Ты что, не будешь больше? – спросил Дуг, приканчивая вторую упаковку чипсов со вкусом сыра и лука.
Пенн покачал головой, а Линн снисходительно улыбнулась:
– Дуг, клянусь, ты просто бездонная бочка какая-то.
– Просто не люблю, когда еда пропадает зря, – ответил полицейский, протягивая руку к остаткам сэндвича.
Пенну было все равно. Простой сэндвич с майонезом на сером хлебе. Если б он готовил что-то подобное дома, для брата, то не пожалел бы майонеза и добавил бы крупной соли, а потом намазал этой массой два толстых куска белого хлеба. Но даже эту вкуснятину он сейчас съесть не смог бы.
Пенн ненавидел судебные слушания. Хотя и понимал необходимость свидетельских показаний для успешного завершения дела. И вносил во все это свою лепту. Как офицер, арестовавший преступника, он первый занял место на трибуне для свидетелей и зачитал свои показания. После чего последовало несколько вопросов со стороны защиты, к которым Пенн пытался заранее приготовиться и которые оказались вполне безобидными.
– Этот барристер был так мил с тобой, пока ты стоял там, что я уже решила, что он вот-вот предложит сделать тебе массаж ног, – заметила Линн, вытирая рот салфеткой.
Ну да, и это беспокоило Пенна больше всего. Из собственного опыта он знал, что обычно защита выбирает в качестве своей жертвы либо полицейских, либо свидетелей. Если полицейских, то вопросы обычно касаются всех тонкостей соблюдения необходимых процедур. В этом случае защита цитирует страницами текст статьи о доказательствах по уголовному делу из закона о полиции от 1984 года и анализирует каждый шаг полиции, выданные ордера на обыск, саму процедуру ареста, проведение допросов и все остальное, начиная от жестокого обращения с подозреваемым и кончая тем, кормили ли его по расписанию.
Пенн знал, что в данном случае все требования закона были соблюдены, но тем не менее ждал, что барристер может упереться.
А теперь, если цель защиты – не полицейские, то что она знает о свидетелях?
– Ага, этот парень чуть по головке тебя не гладил, – согласился с Линн Дуг.
– Послушай, не сглазь, – та толкнула Дуга под ребро. – Наша очередь следующая, и мне вовсе не хочется, чтобы меня мучили.
– Дорогая, я готов мучить тебя всю жизнь… – Полицейский подмигнул ей.
– Дуг… – В голосе Пенна слышалось предостережение.
– А ты возьми и попробуй, приятель, – ответила Линн стальным голосом.
Пенн знал, что Линн вовсе не нуждается в его защите. Половина команды до смерти боялась ее, но иногда Дуг позволял себе переступить черту…
Тот закатил глаза, всем своим видом показывая, что Пенн воспринял все слишком серьезно, и достал телефон.
– Эта необходимость ошиваться здесь здорово выводит из себя, правда? – обратилась Линн к Пенну.
Сержант кивнул. Он уже дал свои свидетельские показания и теперь вынужден был бесцельно сидеть на этом гребаном заседании, пока ребята расследуют убийство.
– Хотя я рада тебя видеть, – теперь Линн подтолкнула уже Пенна.
– Взаимно, – согласился он, осматриваясь. Люди уже поглядывали на часы, чувствуя, что перерыв на ланч подходит к концу.
– Пойду покурю, – сказал Дуг, отодвигая свой стул.
– Приятель, у тебя осталось меньше…
– Да ладно тебе, – отшутился Дуг. – В крайнем случае скажешь, чтобы начинали без меня, – добавил он, похлопав Пенна по плечу.
– Советую тебе досчитать до десяти, – вмешалась Линн.
– Этого не хватит.
– И не думай, что я не обратила внимания на то, как равнодушно ты отнесся к моим словам о том, как здорово вновь увидеть Пенна.
– Конечно здорово, – Дуг посмотрел на часы.
– Тогда, если ты закончил ездить мне по ушам, забыв о том, что я знаю тебя как облупленного, давайте на этом прекратим.
Если б дело происходило не в суде, Пенн рассмеялся бы, увидев всепонимающее выражение на ее лице.
Когда он сегодня утром собирался идти в суд, какая-то его часть радовалась возможности вновь встретиться со старыми коллегами, поболтать с людьми, которых он так хорошо знал и с которыми дружил вот уже много лет. Он просто успел забыть о том, как часто в прошлом ему приходилось подтирать сопли офицеру полиции, который был старше его лет на пятнадцать.
А еще он понял одну важную вещь. Его прошлой команде не хватало сбалансированности. Она была больше и состояла из сержантов и констеблей, собранных с бора по сосенке, поэтому, несмотря на их профессионализм, когда дело доходило до распределения обязанностей, никто не был готов взять на себя инициативу. А он уже начал понимать, что именно делает команду сильной и жизнеспособной. Ключевым словом была «взаимозаменяемость». В этом случае, если один выпадал из обоймы, то команда продолжала работать. А в его старой команде не было и речи о командной игре, и никто не ощущал своего места в ней.