Казалось, что подушка увеличилась в размерах. Ее складки разгладились. Уголки заострились. Он стала выглядеть как новая. Почти новая.
– Это делает вам честь, сударыня! При всей вашей мягкотелости, податливости и эмоциональности вы достойны всяческих похвал! Простите, что перебил вас! Продолжайте!
– Сейчас! Минутку! Мне нужно собраться с мыслями.
– Я вам помогу, если вы не против?
Подушка кивнула.
– Заметили ли вы изменения в поведении Алекса по отношению к вам за эти четыре года?
Подушка немного подсобралась. Потом у нее внутри что-то произошло и уголки ее повисли.
– Да… заметила… В первые ночи нашего знакомства мы притирались друг к другу. Точнее, я пыталась понять, что от меня требуется. Старалась выполнять все прихоти. И надо признаться, это было не так сложно. Благодаря моим формам…
– Да, уж формы что надо… – пробасил матрас.
– Не надо ваших сальных намеков! Хам! Тоже мне! Всего-то пару месяцев, а возомнил о себе невесть что! И позволяет себе скабрезничать. Тебе даже и не снилось то, что я пережила. Так что лежи себе и помалкивай в обивку.
– Да! Советую вам контролировать свои пружины! – поддержал подушку судья. – Простите, сударыня!
– Спасибо! Я хочу сказать, что это были волшебные времена. Сплошная романтика. Нам было хорошо вдвоем. Его голова только касалась меня, и он тут же отключался. Простите – сладко засыпал. Сны его были стремительными и светлыми. Только изредка Алекс менял позу. И я с радостью помогала ему. Он приобнимал меня и снова погружался в глубокий сон. Это были не просто сны, это был полет фантазии, наполненный надежд и грандиозных планов… Теперь же…
Подушка как-то совсем сникла. Сбилась в комок. Замолчала.
– Погодите про сейчас. А во время болезни?
– А что во время болезни? Ничего особого. Меня временно заменили подушкой побольше. Алекс почти всегда сидел или полулежал. Так что от меня не было бы никакого толка. После того, как сняли гипс, и Алекс начал ходить, я снова вернулась на свое место.
– И как было тогда?
– Сны Алекса начали возвращаться. Ну, может, их было не так много, как до болезни. И, наверно, они были не настолько волшебные. Но они были. Это означало, что он вновь погружается в свою стихию. В какой-то момент мне казалось, что все возвращается на круги своя. Я предвкушала наши сказочные ночи. Но…
Подушка окончательно потеряла форму. Форму, которой она так гордилась. Она превратилась в свалявшуюся кучу синтетического волокна.
– Продолжайте! – голос Судьи был настойчив.
– Все обернулось совсем иначе. Мне трудно сказать, с чем это связано. Я не эксперт и мне неизвестна дневная часть жизни человека. Но то, как Алекс ведет себя во сне, говорит о многом… Точнее, об одном.
Подушка вздохнула.
– Не заставляйте тащить из вас показания клещами. О чем же это говорит?
– Все плохо! Вот что я вам скажу. Я не знаю, почему, но чувствую, что все очень плохо! Он полночи ворочается, не находя себе места. По несколько раз встает. Я вижу, как он стоит у окна, упершись лбом в стекло, и плечи его беспомощно опущены. А если ему и удается уснуть, то это сплошное мучение. Он ворочается с боку на бок. Переворачивает меня несколько раз за ночь, а когда все-таки успокаивается, то темные сгустки тяжелых мыслей давят на меня. Безрадостный беспросветный поток темной энергии. А иногда он утыкается в меня лицом, и я чувствую его горячее дыхание. И мне кажется… Я, конечно, не уверена… Но… Это только предположение…
– Хватит юлить!
– Я думаю, что он плачет.
– Плачет? – по квартире пронесся тихий шелест недоверия и даже удивления, так эта мысль была неожиданна. – Как плачет? Слезами?
– Да! Он плачет! Тихо! Беззвучно. Без слез. Но он плачет, господин судья!.. Простите меня, но я больше не могу говорить. Позвольте мне уйти.
– Да! Идите! Вы достаточно нам рассказали!
Подушка, тяжело переваливаясь с боку на бок, ушла в спальню.
– Вот так посмотришь на человека и скажешь – метр бязи и полкило химии, а послушаешь его – целый мир с трагедией. Тут тебе и преданность, и любовь, страдания с разочарованиями… То есть, наоборот… Сначала разочарования, а потом страдания… Или… что-то я запутался.
– Понес трезвонить! – коротко хихикнул из-под кровати потерянный носок в адрес электронного будильника.
– А ты там валяешься уже месяц, вот и молчи. С тобой вообще никто разговаривать не собирался. Про тебя забыли, а пару твою вообще выкинули.
– Как так? – вдруг встревожился потерянный носок.
– А вот так! Могу конкретный день и час назвать! Хочешь?
Носок трагично промолчал в ответ.
– То-то же! Вот и помалкивай себе, пока тебя Рыжик в клочья не изорвал.
– Чего это он меня “изорвет”? – пробурчал носок.
– Из мести! Отыграется на тебе за все мучения, что ему от хозяина прилетают!
– Ладно тебе! Раззвонился…
И носок умолк.
– То-то же… – будильник победно моргнул зелеными огоньками.
– Ну, все? Закончили? А то я уже утомился ждать, когда вам надоест ваша великосветская словесная дуэль, – устало проговорил голос сверху.
– А что, ваша честь? Я ничего! Это все он! – заверещал будильник.
– Ладно! Ладно! Только не надо трезвонить впустую. Итак…
– Вы кое-что забыли, ваша честь… – потупил взор будильник.
– Что я забыл?
– Ну, это… – будильник боязливо помигивал зелеными точками.
– Что “это”?
– Ну, то это…
– Что? Говорите яснее!
– Ну, то, что вы у всех спрашиваете… – будильник был очень щепетилен до всяких тонкостей, но при этом боялся нарушить субординацию.
– Господи, что я у всех спрашиваю? – голос начал раздражаться.
– Ну, про клятву… – совсем тихо сказал будильник.
– Да? – удивился судья. – Не спросил?
Возникла неловкая пауза.
– Да. И действительно не спросил. Заморочили мне голову носками. Итак! Клянетесь ли вы говорить правду и ничего кроме правды?
– Клянусь! – радостно звякнул будильник и тут же заговорил про себя. – Время клятвы двенадцать часов двадцать три минуты сорок шесть… сорок семь секунд. Сорок восемь…
– Вы это что там считаете?
– Время клятвы фиксирую! Для истории! Не каждый день выступаешь свидетелем! Такое ведь дело… – будильник чуть не прослезился от накатившей историчности момента.
– Ну, хорошо! Продолжим. Как давно вы служите Алексу?
– Сколько себя помню! – гордо ответил будильник.
– А это сколько?
– Как Алекс впервые меня включил!
– Слушайте, я вижу, у вас так много свободного времени, что вы можете вдаваться в никому не нужные подробности… Отвечайте сразу на поставленные вопросы.
– О, да! – высокопарно вздохнул будильник. – Времени у меня хоть отбавляй. Девать некуда!
И тут будильник сорвался в крик.
– Могу даже поделиться! Не желаете?
– Что? – голос сверху был ошарашен неслыханной дерзостью.
– Простите, ваша честь! Простите… – тут же залепетали электронные часы и часто заморгали зелененькими циферками. – Простите! Это нервное! Я отвечу на ваш вопрос! В часах, если не возражаете! Это самая большая мера времени, которой я могу оперировать! Календаря, простите, нет! Иначе бы я мог…
– Давайте в часах! – перебил неконтролируемый поток голос сверху. – Только не в минутах и секундах!
– Хорошо! В общем, если округлить, как вы просите, выходит… – будильник коротко задумался, а потом гордо выдал, – шестьдесят три тысячи пятьсот четырнадцать часов.
– Ого! Вот это да! Какие цифры! Поразительно! – заудивлялись потрясенные вещи.
– Ахренеть! – вырвался крик души бумажной салфетки. – Тут не знаешь, доживешь до следующего часа, а тут на тебе…
– Да… – победоносно обвел всех зеленым взглядом электронный циферблат, – это срок, я вам скажу. Годами исчислять, выйдет всего-то ничего. А в часах, выходит, столько времени прошло. А ведь это все неиспользованные возможности… А если в минутах? Даже страшно подумать, сколько растрачено… А в секундах…
– Стоп! Не будем усугублять! И без того тошно!
– Простите, ваша честь! Я могу идти?
– С чего это? Думаете, ошарашили всех своими числами и все?
– Разве этого недостаточно? – удивился будильник.
– Я вас не ради этого фокуса приглашал! Эти дешевые эффекты оставьте для туалетной бумаги! Вы прожили с этим человеком бок о бок столько лет и все, что можете сказать, только сухие цифры? Давайте, выкладывайте, чего у вас там в вашей электронной памяти записано!