Женщины трудились на войне наравне с мужчинами, хотя, конечно, их труд был другим. Я предпочла стать сестрой милосердия, решив, что принесу больше пользы, ухаживая за ранеными, чем если буду вязать носки и варежки. Меня приписали к отряду, расквартированному рядом с Торки, и поначалу мы занимались лишь перевязками и тампонами в палатах импровизированного госпиталя, развернутого в городской ратуше. А когда ручеек прибывающих раненых превратился в реку, даже сама мысль о том, чтобы отвлечься на что-нибудь еще, стала для нас роскошью. Везя окровавленных мальчиков по коридорам, я мельком слышала географию их битв: Марна, Антверпен. Но в остальном мои дни проходили в тумане смены уток, подтирания блевотины, подготовки гигиенических салфеток для врачей во время обхода, смены бинтов на гноящихся ранах – работы, доставшейся практически всем обученным на скорую руку медсестрам.
Я сама себе поражалась, насколько стойко мне удавалось переносить лазаретную рутину – всю эту кровь, гной и кишки. Другие санитарки – такие же девушки из хороших семей – не переносили вида ран, и мне зачастую приходилось оказывать помощь им самим, когда их тошнило от зрелища солдатских увечий. Опытные, профессиональные медсестры обратили на меня внимание, и вскоре я стала завсегдатаем в операционных при ампутациях или когда нужно было ухаживать за особо тяжелыми ранеными.
Мама на удивление терпимо отнеслась к сделанному мною выбору, хотя мой энтузиазм поверг ее в недоумение.
– Боже мой, Агата, – пожав плечами, воскликнула она как-то после вечернего чая. – Ты относишься ко всем этим ужасам как к чему-то обыденному.
Возможно, она терпела мою работу в госпитале в надежде, что я встречу юношу, который отвлечет меня от Арчи. Мама попросту понятия не имела, что в действительности творится в этих палатах и в каком состоянии лежат там раненые солдаты, она не понимала, что они думают лишь об одном – как бы выжить, когда смерть повсюду.
На самом деле я в окружении мальчиков, находившихся на волоске от смерти, душой лишь больше привязывалась к Арчи. Они напоминали мне о хрупкости нашей связи с жизнью. Каждую промытую мной рану, каждую перебинтованную культю я сопровождала немой молитвой: чтобы Арчи остался цел, пока он парит в европейских небесах.
Дни превращались в недели, а недели уже стали казаться годами, когда наконец Арчи получил увольнительную. Прошло не три месяца, а как будто три года, – думала я, собираясь на свидание. Увиденное и пережитое сильно меня изменило. Но если стала другой даже я, которая ни в чем не участвовала, то как же, должно быть, переменился Арчи – среди всего этого ежедневного ужаса, кровопролития и смерти, в эпицентре боевых действий. Узнаю ли я вообще человека, в которого когда-то влюбилась?
Глава 12Исчезновение. День первый
Суббота, 4 декабря 1926 г.
Озеро Сайлент-Пул, Суррей, Англия
Кучка полицейских загораживает озеро Сайлент-Пул. Но Арчи и без того прекрасно знает, что там, за этими людьми, у подножья холма – застойный солоноватый водоем – там, у мелового карьера рядом с Уотер-Лэйн, где, по их словам, нашли «Моррис Каули» Агаты. Он настолько часто бывал в этом месте, что не нуждается в подробных разъяснениях.
По какой-то причуде его жена находила вдохновляющим это темноватое, тусклое, окруженное густой, не пропускающей солнце чащей родниковое озерцо в трехстах ярдах от живописного плато Ньюлендз-Корнер. Агата говорила, что этот мрачного вида водоем дает пищу ее фантазии – как, кстати, питал он и местные легенды о достославном короле Иоанне. Тот якобы пытался соблазнить прекрасную дочь лесоруба, которая, отвергнув его любовные притязания, кинулась в обманчиво глубокие воды Сайлент-Пула. Но пучина – если верить преданиям – не смогла заглушить глас девы, и если кому не посчастливится бродить в полночь по берегу, то суждено ему будет увидеть всплывающий труп утопленницы. Разумеется, абсолютный нонсенс, и Арчи указывал на это Агате уже раз сто.
В первое время их жизни в Стайлзе Арчи – пусть нехотя – сопровождал Агату в прогулках вокруг Сайлент-Пула. Она всячески пыталась увлечь мужа, дабы он почувствовал притягательную силу озера. Но он в последние годы все чаще отказывался от этих променадов, предпочитая организованность, традиционность и простор полей для гольфа, да и саму компанию. А с недавних пор Агата всегда гуляла там одна.
– Полковник Кристи, сюда! – зовет Кенворд.
Ему не хочется смотреть, что там еще нарыли полицейские, но человек, готовый на все, чтобы узнать о судьбе пропавшей жены, просто обязан ринуться туда, где появится любой намек. Ведь в письме ему не просто указали, как себя вести, но и четко проинструктировали: участвовать в любых поисковых мероприятиях обязательно. Так что он со всех ног мчится на голос Кенворда.
Кольцо людей в форме расступается перед ним, давая дорогу внутрь наводящего ледяной ужас замкнутого пространства. И там, в центре этого круга, он видит серый «Моррис Каули» с «мордой» в форме бутылки. Машина стоит на травянистом склоне над Сайлент-Пулом. Густые кусты, с одной стороны, скрывают капот, а с другой – не дают машине скатиться вниз, в меловой карьер.
– Можете ли вы, полковник, подтвердить, что это – автомобиль вашей жены? – интересуется Кенворд.
– Внешний вид и модель определенно соответствуют. Но с уверенностью я сказать не могу. – Его голос колеблется. И ноги неожиданно становятся ватными. Он представить себе не мог, что вид Агатиной машины приведет его в дрожь. Она купила этот «Моррис Каули» на гонорар от первых трех книг и обожала носиться на нем по округе. А он-то сам приобрел машину лишь недавно, причем подержанную – спортивный французский «Деляж», – но она плохо годилась для поездок по сельским дорогам. Хотя он ведь, в конце концов, и не для того ее покупал. Ему нужен был автомобиль, чтобы добираться на службу в Лондон и курсировать между домом и полем для гольфа.
– А ведь этот «Моррис Каули» – недешевая штука, – отмечает один из подручных Кенворда.
Заместитель главного констебля бросает на подчиненного недовольный взгляд.
– Похоже, полковник, на машине нет повреждений. Ветровое стекло – в целости и сохранности, на откидной крыше – ни единой дыры. Пострадал лишь капот. Судя по следам шин, машину заставили съехать с дороги какие-то непредвиденные обстоятельства – если, конечно, эту грязную тропинку можно назвать дорогой. И не будь тут кустов, она определенно рухнула бы в карьер.
– Нужно осмотреть передние сиденья и заглянуть в отделение для перчаток, – бросает Кенворд подчиненным, – и установить, кому принадлежит автомобиль.
Наблюдая за тем, как полицейские обыскивают «Моррис Каули», Арчи отваживается задать вопрос, который не давал ему покоя все это время:
– Скажите, главный детектив-констебль Кенворд, как вам вообще удалось обнаружить машину в столь глухом месте? Причем так быстро – мы едва успели узнать о пропаже Агаты.
– Я так понимаю, что фары остались гореть, когда ваша жена ис… – запинается он, понимая, что должен подбирать слова тщательнее, – когда она покинула автомобиль. Они горели еще в семь утра, и их приметил один местный житель по пути на работу – увидел свет в чаще вокруг Сайлент-Пула. Его сигнал зафиксировали, мы собирались заняться им позднее, но тут стало известно об исчезновении вашей жены, и мы связали эти два события воедино.
Кивнув, Арчи продолжает наблюдать за тем, как бобби обыскивают автомобиль. Повинуясь указаниям Кенворда, они шарят на задних сиденьях, а Арчи с главным детективом-констеблем молча стоят рядом. Поначалу ничего интересного не обнаруживается.
– Шеф! – вдруг кричит один из полицейских. – Тут сумка. И шуба.
Арчи чувствует, что ему трудно дышать при виде чужаков, которые лапают сиденья «Моррис Каули» его жены, но он понимает, что обязан сохранять спокойный вид. Полицейские вылезают наконец из машины, у каждого из них в руках – по аккуратному свертку из казенного вида однотонной ткани.
– А ну-ка поглядим. – Кенворд жестом приказывает полицейским разложить предметы на земле.
Те снимают ткань, в которую они уже успели упаковать найденные вещи, и там оказываются шуба и дорожный несессер. Повинуясь подробным инструкциям Кенворда и под его тщательным присмотром, полицейские методично открывают сумку, где обнаруживают пару предметов дамской одежды и кое-какие туалетные принадлежности.