– Гонорар? – Рот кошелька шевельнулся, тесемки завиляли, как жиденькие усы. – У меня нет возражений. Если мой друг Эрзац согласился выплатить гонорар, что ж, я заплачу его, но ни пылинкой больше. Сколько это было?
У меня в голове имелась цифра, но я не собирался ее объявлять, пока у меня не будет возможности посовещаться с Мечом.
– Эта работа еще не закончена, – сказал я, уклоняясь от ответа. – Ты видела, что только что произошло. Неизвестно, сколько еще расходов я понесу.
Похоже, настоятельница прочла мои мысли.
– Понятно. Ты должен взять Дзынь-Хуа с собой. Ничего страшного. У меня есть все, что мне нужно. Бери ее. Сейчас. Все в порядке.
– Но ведь сборщик налогов забрал все, что у вас было, – сказал я. – Вы совершенно разорены.
Хайлида безмятежно улыбнулась мне:
– Мне удавалось сводить концы с концами до того, как она появилась здесь. Я буду делать то же самое после того, как она уйдет. Она чудесно мне помогала.
– Я была счастлива помогать той, кто является истинной святой своего времени, – сказала Дзынь-Хуа. – Ты такая бескорыстная женщина! Никогда ничего не просила для себя. Для меня было великой честью состоять у тебя на службе.
Хайлида, тронутая до глубины души, подошла и погладила Кошелек.
– Ты была хорошим другом мне и моей пастве, – сказала она. – Спасибо за то, что ты укрепила во мне веру, когда та пошла на убыль.
– Твоя вера подвигла меня внести свой вклад в ваше дело, – ответила Дзынь-Хуа. – Я бы хотела, чтобы как можно больше моих протеже были столь же щедры по отношению к себе и своим усилиям. Как часто люди забывают, что материальные вещи – отнюдь не самое главное в этом мире.
Это общество взаимного восхищения начинало действовать мне на нервы. Чем больше настоятельница и Кошелек превозносили друг друга за бескорыстие и самоотверженность, тем сильнее меня тревожило чувство, что, возможно, только возможно, что мои личные приоритеты нуждались в некотором пересмотре. Не то чтобы мне и вправду были нужны ее деньги. Тот факт, что у меня с собой ничего не было, не означал, что я окончательно сел на мель. С тех пор как сотня золотых монет изменила десятичный знак в моем банковском счете, я мог позволить себе не считать последние гроши. Работа со Скивом сделала меня и всех остальных членов корпорации М.И.Ф. очень богатыми. Нет не вопиюще богатыми. Не скажу, что золото фонтанами било у меня изо всех дыр, но при желании я легко мог купить отель, если официант вдруг отказался бы смешать мне коктейль по моему вкусу.
Хайлида обратила на меня свой светлый взор:
– Я уверена, ты будешь умерен в своих просьбах к моему дорогому другу. Ты производишь впечатление хорошего человека, несмотря на твое бахвальство. Позаботься о ней.
– Э-э-э… спасибо, – ответил я, беря Кошелек. Дзынь-Хуа скептически посмотрела на меня. – Мы найдем ей верное применение.
– Мы все будем стремиться соответствовать вашему примеру, – сказал Эрзац, опуская глаза. – Благородная леди, я бесконечно счастлив, что встретил вас.
– Ваше имя вписано золотом в мои анналы, – изрек Пейдж. – В будущем я буду советовать читателям, нуждающимся в моральном уроке, внимательно изучить вашу историю.
Буирни издал резкий звук, который привлек к нему внимание. Личный прожектор высветил его в самом выгодном свете.
– Я напишу о вас песню. Все гонорары пойдут на пользу вашей миссии.
– Спасибо, – сказала Хайлида. – Это весьма великодушно с вашей стороны.
Я по привычке открыл было рот, чтобы съязвить, но Тананда многозначительно покашляла.
– Теперь, если больше не будет помех, – сказал Асти, – мне нужно накормить нескольких человек. Вы не возражаете, чтобы они все выстроились в очередь?
Нам с Калипсой не терпелось выбраться отсюда, но всякий раз, когда я думал о том, чтобы прорваться сквозь очередь за супом Асти, я ловил себя на том, что просто не могу этого сделать. Голодные жабки приходили отовсюду, чтобы встать в очередь. Чем бы там ни кормила их Чаша, должно быть, это было очень вкусно. Никто из них не хотел отпускать ее, даже когда она пустела.
– Хорошо, – слабо произнесла Чаша, когда последний из жаб, шатаясь, вышел из двери в темную ночь, сытый до отвала. – Пойдемте.
– Верно, – сказал я и взглянул на Дзынь-Хуа: – У тебя есть какие-то специальные приспособления, приборы или контейнеры, которые тебе нужно упаковать?
– Нет, – весело ответила она. – Просто засунь меня куда угодно в свой рюкзак. Только не за пояс. Не хочу, чтобы меня видели местные. ЭТО может их соблазнить. До сих пор они не покушались на меня. Пока все они бедны, никто не может быть выше других.
Буирни протестующе свистнул:
– Ты чего-то да заслуживаешь, пусть даже сумку.
– Зачем? Я и сама сумка. Никто не кладет сумку в сумку. Мне ничего не нужно. Я тридцать лет прожила в стене за пластом штукатурки.
– Мы можем вдвоем поместиться в моем саквояже, – любезно предложил Фолиант.
Вышитые глаза сместились в его сторону.
– Весьма любезно с твоей стороны, но боюсь, там мало места.
– Да, слегка тесновато, – согласился Фолиант. – Но я счел бы за честь, если бы ты согласилась поселиться со мной.
– Или со мной! – пискнул Буирни. – У меня горы багажа. Можешь взять любой футляр, какой тебе приглянется!
– Нет, спасибо. Думаю, я помещусь в кошелек Ааза.
– Прекрасно, – сказал я. – Тогда уходим отсюда, согласны? – Я открыл свой бумажник и вытащил из него квиток сборщика налогов.
– Не вздумай трогать меня этим, – в ужасе пискнула Дзынь-Хуа. – У меня аллергия на пластик.
– У тебя аллергия? – недоверчиво спросил я.
– Когда меня создавали, никакого пластика еще не было. Как и некоторых других современных материалов. Вот почему мне было так хорошо здесь, в этой скромной обители.
– Как скажешь, – сказал я, бросая квиток в бочку для мусора рядом с зоной приготовления пищи. – Все готовы?
В здание миссии вбежал оборванный жабчик и рухнул к ногам Хайлиды:
– Люди Маджаранараны возвращаются!
Глава 20
Вооруженные тритоны галопом ворвались на неряшливую площадь.
– Сегодня их еще больше, – сказала Тананда, глядя через мое плечо. Она держала сумку Келсы и футляр с Буирни. – Нам нужно убираться отсюда, и как можно скорее. Калипса, поспеши!
– Эй, ты! – крикнул Хорункус, заметив меня в дверях. – Стой! Ни с места!
Я забежал обратно в здание миссии и оглянулся по сторонам в поисках Калипсы. Она была там, но уже обзавелась десятком новых друзей. Часть людей сборщика налогов проникли сквозь проломы в стене. Опустив копья, они окружили Калипсу. Другая компания окружила Хайлиду и ее прихожан. Парочка закованных в латы жаб подошла и схватила Тананду за локти.
Хорункус спрыгнул со своего коня и с важным видом подошел ко мне. Я сунул кошелек за пояс, чтобы замаскировать его.
– Молчите. Не открывайте рта, – предупредил я их, надеясь, что люди Маджаранараны не заметили говорящую барабанную установку или летающий свет. – Говорить буду я. – Я одарил капитана своей самой учтивой улыбкой. – Давненько не виделись! Чем мы можем быть вас полезны, джентльмены?
Блондинистый чиновник в парике надулся.
– Я пришел собрать налоги. Гости должны платить больше сборов. Гораздо больше.
Я почти достиг предела эмоционального диапазона, с которым мог совладать, почти стыдясь собственной жадности перед лицом бескорыстия местной Матери Терезы и того, как Золотой Клад вечно тыкал меня носом в мои недостатки, – и это в придачу к тому, что я уже почти опустошил карманы ради этого гада. Стиснув зубы, я наклонился к нему.
– Забудь, – процедил я. – Я уже заплатил тебе выше крыши.
– Тогда мы начинаем конфисковывать вещи, – он посмотрел на сокровища в наших руках. – Пожалуй, я начну с этой флейты.
– Вот как? – спросил я. – Конфискуй вот это!
Я отступил и врезал ему в челюсть. Хорункус отлетел, но привел с собой внушительное подкрепление. Я еще не успел опустить кулак, как мне на спину навалились пятеро дюжих жабов, не столько тяжелых, сколько громоздких. Я согнул колени и перебросил двоих через голову. Они со стуком приземлились на спины. Осталось трое. Два, а то и все три десятка членов паствы Хайлиды подскочили к ним и принялись лупасить упавших чашами, камнями, всем, что попадалось под руку.