Я устал вновь и вновь выслушивать эту литанию.
– Что плохого в обоюдовыгодной транзакции? – спросил я. – Ты для работы с нами пожелал модную суперобложку. Ты ее получил. Я жду ответную услугу. – Я повернулся к Фолианту: – Келса сказала, что ты знаешь все заклинания во вселенной.
– Если так написано, значит, знаю, – заявил Фолиант без тени скромности. – В настоящий момент ты мой хозяин, поскольку извлек меня из библиотеки. Какое заклинание ты желаешь знать?
Мне было неприятно повторять это вслух, но передо мной было одно из двух сокровищ, способных, как обещала Келса, мне помочь.
– Я потерял свои магические силы. Я хочу их вернуть. Какое заклинание их восстановит?
– Не так быстро, не так быстро! – Фолиант зашуршал страницами. – Все не так просто, как кажется! Мне потребуется знать все, что нужно знать об обстоятельствах, связанных с утратой вами магических способностей. Затем мне придется просмотреть мои указатели, чтобы найти подходящее заклинание и списки ингредиентов для зелий и прочего, что произведет исцеляющий эффект. Вы можете рассказывать мне все, пока мы будем в дороге, потому что я вижу в своих анналах, что Келса готова указать нам направление, чтобы найти нашего следующего коллегу.
– Ты почти прозрел истину, дорогой! – воскликнула Келса. – И, конечно, ты прав. Я постоянно забываю, что глубина твоей учености простирается как в будущее, так и в прошлое. Конечно, это не так хорошо, как быть провидцем, но ты делаешь весьма обоснованные предположения.
– Разве в тебе не хранится вся история? – спросил я, прерывая неизбежный словесный понос Келсы. Дингбат Пейджа перевернулся вверх тормашками и превратился в некое подобие хмурых бровей.
– У меня есть краткий пересказ, но мне нужна каждая деталь, какую только вы сможете вспомнить – запахи, освещение, впечатления, – своими словами, конечно же.
– Давай, Ааз, – ободряюще сказала Тананда. – Разве тебя убудет, если ты расскажешь это еще раз? Вдруг он будет последним.
Я не горел желанием снова перечислять обстоятельства, лишившие меня магических сил, но, похоже, выбора у меня не было. Сердито посмотрев на Танду, я глубоко вздохнул и начал:
– До того дня Гаркин мне всегда нравился. У него было такое же чувство юмора, как и у меня…
Глава 18
– Подайте, мистер, подайте! – Еще одно тощее, коричневое, похожее на жабу существо схватило меня за лодыжку. На нем были только набедренная повязка и потрепанный тюрбан. Его выпученные глаза закатились в мольбе. Я зарычал на него.
– Просто дай ему ногой под зад, – посоветовала Келса. – Они именно этого и ожидают.
Я уже это сделал.
– Могла бы мне и не говорить. – Я огляделся по сторонам. – Что за помойка!
Город Шри-Порт, крупнейший населенный пункт измерения Тоа, простирался во всех направлениях, но только не вверх. Большинство глинобитных построек, некогда окрашенных в яркие цвета, а ныне выцветших на солнце, были ниже трех этажей. И большая часть из них пребывала в таком плачевном состоянии, что жить там можно было лишь тому, кто абсолютно не имел выбора. Судя по виду местных жителей, выбора у них не было. Я затруднялся назвать их число, однако предположил, что это были миллионы или десятки миллионов голых, похожих на лягушек особей, деливших свои жилища с тощими жвачными животными, которые меланхолично мусолили росшие в грязи сорняки.
Шри-Порт выглядел словно летняя резиденция как минимум двух из Четырех Всадников Апокалипсиса. Солнце пробивалось сквозь влажную пелену тумана, такую густую, что в ней можно было плавать. Я оглянулся на Калипсу. Та изящно пробиралась среди куч мусора, навоза и битого кирпича, преграждавших узкую дорожку между зданиями. Позади нее Тананда следила за каждым, кто мог увязаться за нами, демонстративно лаская большим пальцем лезвие ножа. Стоявшие в дверных проемах или пробирающиеся по узким улочкам жабы, взглянув на нее, спешили отвернуться. Я усмехнулся. При желании она могла иметь довольно грозный вид.
Над нашей головой, хлопая на горячем ветру, раскачивались веревки с бельем. Шум молотом бил по барабанным перепонкам, запахи царапали ноздри, а на каждом повороте на нас натыкались местные жители. Улицы и переулки были слишком узки для толп. Следуя указаниям Келсы, я шел впереди, плечом прокладывая нам дорогу среди местных жителей, которые спорили друг с другом, торговались, целовались, хулиганили, воспитывали детей, молились, играли, сплетничали, попрошайничали, проповедовали и делали многое другое.
Если закрыть глаза на разницу в физической форме местных жителей, Шри-Порт выглядел в точности как Базар-на-Деве, если высосать из последнего все деньги.
– Пожертвование, добрый сэр, пожертвование бедному и слепому ребенку прокаженного пьяницы! – из вороха грязных тряпок ко мне протянулась тощая, пурпурная, похожая на когтистую лапу рука.
– Он лжет, – весело сказала Келса. – Он, конечно же, не слепой, и ни один из его родителей не болен проказой. Более того, его мать имеет степень в области стоматологической гигиены, полученную в Университете Шри-Порта, но у них проблемы с выплатой ипотечного кредита за крошечную квартирку. Никакого увеличения стоимости жизни в этом году, да и за последние три года, если на то пошло. Такое им просто не по карману. Кстати, у него проблемы с ЕГО собственной ипотекой. Шагуль здесь попрошайничает после занятий, хотя должен быть дома, сидеть за столом и корпеть над контрольной работой. Та должна быть готова к завтрашнему утру.
Из складок ткани на меня с ненавистью посмотрели выпученные глаза.
– Да постигнет тебя Проклятие Тысячи Богов!
– Иди, пацан, делай уроки, – прорычал я, бросаясь к нему. Он попятился от меня, вскочил на ноги и убежал прочь.
– Вот эта точно бедна, – продолжала Келса, когда мы проходили мимо женщины, одетой в залатанную, но чистую ткань. – У тебя в сумочке есть мелкая серебряная монета. Брось ее в фургон продавца дынь, когда мы будем проходить мимо. Она ее заберет.
Мне не нравится, что кто-то диктует, что мне делать с деньгами, тем более что я и без того потратил уйму налички на нужды Золотого Клада. Кроме того, у меня в руке уже была монета, которую я собирался уронить на пути у голодранки. Я не законченный скупердяй, что бы вы ни слышали обо мне раньше. Я протянул руку через поручень тележки и оставил пожертвование на шершавой дощечке. Я не стал оглядываться, чтобы не смотреть Тананде в глаза. Я и так мог сказать, что она улыбается. Я проклял все волшебные сокровища и всех троллей впридачу.
– Это оно! – объявила Келса, когда мы протиснулись сквозь толпу местных жителей на очередную убогую городскую площадь. Здешние здания были такие же ветхие, как и везде, но люди на ней в целом улыбались. Многие из них сидели на корточках в грязи перед низкой, более или менее побеленной постройкой с большими дырами в стенах и дырявой розовой занавеской вместо двери. – Это то самое место.
– Ты мог бы купить весь этот дом за один девский пятак, – сказала Тананда, тихонько присвистнув.
– Неужели Кошелек здесь? – недоверчиво прошептала Калипса. – Источник неиссякаемого богатства, и в этой лачуге?
– Это мы и намерены выяснить, – ответил я. – Либо тот, у кого он есть, не знает, как им пользоваться, либо это подделка. Мы должны это проверить.
Тананда схватила меня за руку:
– Ааз, если это их единственный источник дохода, мы не можем просто войти туда и забрать его у них. Ты только посмотри, в каком состоянии этот город!
– Я приму решение, когда сам увижу его. Идем.
Мы уже начали переходить через площадь, когда из белоснежного здания выскочили жабы. Три самые крупные особи встали у нас на пути. Их макушки были примерно на уровне моей ключицы.
– Кто, по-твоему, ты такой? Мы были здесь первыми! Подожди своей очереди!
– Да кем ВЫ себя возомнили? – потребовал я. – Я миролюбивый чувак, так что убирайтесь с моего пути, пока я не втоптал вас в грязь!
– Пожалуйста, успокойтесь, – произнес из дверного проема тихий музыкальный голос. – Никаких драк! Это обитель мира. Ранити, как же ты груб! Разве не видишь, что это гости? Мы рады всем, кто сюда приходит.
Толпа, у которой явно чесались руки хорошенько подраться, вновь устроилась на корточках, ворча себе под нос. Обладательница голоса вышла вперед и взяла меня за руку. Невысокого роста, морщинистая старая жаба, замотанная в латаную-перелатаную ткань и с вуалью на лице. Красоты в ней не было никакой – донельзя широкий рот и плоский нос, но в ее выпученных глазах горел теплый огонек. Я был впечатлен, вопреки своим принципам наплевательства на всех и вся.