Несколькими часами позднее я помешивала в горшочке водянистое рыбное рагу на огне. Когда Сэмиэль вошел в дом, его тело все еще блестело от морской воды после плавания. Сэми был нашим лучшим другом и единственным мальчиком в деревне, который осмелился играть с нами в детстве. Мало того, что наша мама была строгой сверх меры, так еще и отец наш был лучшим другом губернатора. Однако Сэми был освобожден от маминых нагоняев, поскольку его отцом как раз и был губернатор.
– Только не говори мне, что Зейди нашла устрицу быстрее тебя, – поддразнил он. Сэми любил соревноваться так же, как и я, но Зейди сегодня повезло. Устрица лежала на небольшом столике из коряг, уже очищенная и, к сожалению, без жемчужины.
Наша главная валюта, очень редкие розовые жемчужины, которые можно было найти только в водах Варинии, в последнее время также стала редкостью из-за того, что аппетит иларийцев к жемчугу продолжал расти. Жемчужины шли на украшения для знати, а также их измельчали и добавляли в кремы для кожи и декоративную косметику. В большинстве варинийских семей имелась небольшая баночка с целебной мазью из жемчуга, но ее следовало беречь на крайний случай, так как многие из нас были здоровы от природы, проводя столько времени в наших водах, которые, как поговаривали, как раз и делали жемчуг таким особенным. После случившегося мама ежедневно наносила крем на мой шрам в надежде максимально его скрыть, но в итоге прекратила, когда поняла, что он никогда полностью не исчезнет.
Сэми бросил потускневшую медную пуговицу на стол рядом с пустой створкой устрицы.
– Смотри, что у меня есть для Зейди.
Я неодобрительно цыкнула. Согласно закону, Илария была нашим единственным торговым партнером, поставляющим нам все, что не могло предоставить море: одежду, фрукты и овощи, инструменты, книги, бочки и питьевую воду. Даже дрова нам доставляли из Иларии. Но Сэми был исключением из правила. Он часто торговал тайно – и противозаконно – с нашими кузенами, галетянами. Более века назад небольшая группа варинийцев, рискуя своими жизнями, ступила на землю, а затем сбежала на север с табуном украденных иларийских лошадей. Эти лошади стали основой галетской культуры, в то время как волны сформировали нашу.
Иларийцы прозвали нас «детьми волн». И именно так они к нам и относились: как к детям.
Иларийцы имели доступ к богатствам, о которых мы могли только мечтать, – не только к питьевой воде и еде, но и к современному оружию и тысяче мужчин. Порой отчаявшийся вариниец пытался высадиться на иларийской земле в поисках более легкой жизни вдали от капризов моря, но с ним обычно оперативно и решительно справлялись солдаты, патрулирующие береговую линию. Возможно, кому-то это и сошло с рук, но пойманного перебежчика ждала неминуемая гибель – в Иларии могли устранять наших людей быстро и без всякого суда и следствия. Ведя с нами дела, они ясно давали понять, что любое нарушение закона Иларии грозит скорой и бесславной смертью.
Я ткнула пуговицу с напускным безразличием, хотя на самом деле меня восхищало все с земли.
– И что же Зейди будет делать с этой пуговицей? Будет застегивать с ее помощью свои брюки, которые не носит?
– Я шью для нее плащ, который она возьмет с собой, когда уедет. В Иларии ей будет холодно.
Сэми не хуже меня знал, что Зейди будет избрана на церемонии. Для него это было так же тяжело, как и для меня, потому что он тоже ее любил. Всегда любил. Я подозревала, что Зейди отвечала ему взаимностью, но они оба знали, что однажды она уедет, чтобы выйти замуж за принца, и поэтому их отношения не могли быть чем-то бо́льшим, чем дружба.
– Это так трогательно, – сказала я, – но тебе не следует торговать с галетянами. Если тебя поймают, то повесят.
– Тогда, я полагаю, меня не поймают, – улыбнулся он, обнажив зубы, белые как ракушки на фоне своей загорелой кожи. У юношей не было таких проблем, как у варинийских девушек, по крайней мере, когда дело касалось шрамов и ожогов. Но им приходилось обеспечивать свои семьи, хоть это становилось все труднее. В прошлом году двух жемчужин было достаточно, чтобы в течение месяца прокормить семью. Сейчас же необходимо было вдвое больше, но почему-то качество полученных товаров становилось все хуже. Я давно научилась не задавать вопросов насчет наших торговых отношений с Иларией – об этом должны были беспокоиться старейшины, а не я. И, по словам мамы, у меня были куда более важные проблемы, о которых стоило беспокоиться, например блеск моих волос или длина моих ресниц.
Но это никогда не останавливало меня от размышлений о мире за пределами Варинии.
– Есть новости с Галета? – спросила я.
– Ходят разговоры о восстании в Южной Иларии.
– Значит, новостей нет.
Он покачал головой.
– Ситуация становится все хуже. Король Ксайрус отказался предоставить безопасный переход беженцам, направляющимся на север, хотя галетяне приняли бы их с распростертыми объятиями.
– Ага, ради укрепления своей армии.
– Дело не только в этом. Галетяне тоже когда-то были беженцами.
Я перевернула пуговицу на руке. На ней был выгравирован маленький цветок с множеством лепестков. Я слышала о розах, хоть никогда их раньше не видела. Я пыталась представить мир, в котором такая крохотная вещь, как пуговица, считалась достойной мастерства такого уровня.
– Она прекрасна, – сказала я, прежде чем бросить пуговицу в пустую устричную раковину. – Совсем как Зейди.
Рука Сэми накрыла мое плечо, и я прислонилась к ней щекой.
– Как же мы будем без нее? – прошептала я.
Последовала пауза, а затем и кашель.
– Полагаю, нам с тобой просто придется пожениться.
Я стукнула по его костяшкам деревянной ложкой, которую держала, и он убрал руку.
– Я бы не вышла за тебя замуж, даже будь ты последним парнем в Варинии.
Он положил руку на грудь, изображая обиду.
– А почему нет?
– Потому что ты мой лучший друг. И что еще хуже – ты будущий губернатор.
– Ты права. В любом случае из тебя вышла бы ужасная жена губернатора.
Он схватил со стола сушеный финик и отскочил, чтобы я не смогла его достать.
– Сделаешь это снова, и я клянусь, что не выйду за тебя. И ты останешься с Элис.
Он поморщился.
– Представь наших маленьких детей с акульими зубами. Моя мама бы плакала.
Зейди просунула свою голову в дверь и нахмурилась.
– Вы знаете, что вы оба злюки? Элис добрая и верная. Тебе повезет, если она выйдет за тебя замуж.
– Ты права, – сказала я, устыдившись. Я знаю лучше других, каково это, когда о тебе судят по внешности.
Зейди скрутила свои влажные волосы на затылке, позволяя чистой воде после ванны капать в ушат, который мы использовали для того, чтобы мыть в нем посуду. Зейди никогда не засыпала с морской водой в волосах по наказу мамы, хотя чистая вода из Иларии была дорогой и предназначалась для питья и приготовления пищи.
– Разве злой человек принес бы тебе это? – спросил Сэми, протягивая медную пуговицу на перламутровом подносе.
Она ахнула и скрестила руки на груди.
– Я полагаю, да, ведь честному человеку ни за что не удалось бы ее раздобыть.
Он взглянул на меня через плечо, а затем подошел ближе к Зейди.
– Она ведь тебе нравится, так? Пожалуйста, скажи, что нравится. Я хотел сшить тебе плащ, чтобы ты взяла его с собой в Иларию. В горах будет холодно.
– Ты пока не знаешь, поеду ли я, – сказала она, хотя ее тело расслабилось. – К тому же где же ты возьмешь ткань для плаща?
– Честный человек никогда бы не выдал источник.
– Начнем с того, что у честного человека и источника бы не было.
Я притворилась, что помешиваю рагу, – даже разбавленное водой, его едва ли хватит на четверых, – пока наблюдала за ними из-под опущенных ресниц. Я была благодарна Зейди за то, что она не стала отчитывать его за транжирство, эти деньги могли бы пойти на еду. Да, им следовало бы отдаляться друг от друга, будь они уверены, что придется расстаться. Если бы не мой шрам, я, вероятно, могла бы отправиться в Иларию. И тогда Сэми и Зейди могли бы пожениться, когда пожелают, и мне бы удалось увидеть нечто большее, чем гравировку розы на нелепой медной пуговице, предназначенной для другой девушки.
Может быть, в другой жизни, горько подумала я. Но точно не в этой.
– Что за чудесный запах? – спросил отец, войдя в дом следом за Зейди и отодвигая от нее споткнувшегося Сэми. Судя по обветренным щекам и корке морской соли на бровях, отец только что вернулся с глубоководной рыбалки.