– Фи… Его Королевское высочество нуждался в моей помощи! – говорю я, желая вырвать снисходительность прямо у него изо рта.
– Ну, он…
Уэслин замолкает, когда Финли начинает раскачиваться. И он, и я рефлекторно протягиваем руки, но первым добегает Элос, хватая его за плечи.
– Ему нужно отдохнуть, – говорит мой брат, совершенно не впечатленный всем этим напряженным разговором. – И настой ивовой коры. Я уже дал ему медный лист.
Финли снова выпрямляется с явным усилием.
– Элос…
– Мне жаль, Фин, но он должен знать. Это призрачная агония, – говорит он Уэслину вполголоса с болезненно-мрачным выражением лица.
Слышать это вслух – все равно что снова наблюдать, как Финли падает в обморок в лесу. Мгновенно и навечно. Не оглядываясь, Уэслин поднимает руку, чтобы остановить поток охранников, которые двинулись вперед, когда Элос поймал Фина. Он не критикует моего брата за отсутствие формальностей. Не говорит ему, чтобы он отпустил. Принц просто стоит там, не двигаясь, уставившись на Финли.
– Ты уверен? – спрашивает Уэслин после бесконечного молчания, обращаясь непосредственно к своему брату.
У меня вновь начинает болеть сердце, когда Финли ничего не говорит, просто опускает взгляд в землю.
Это, наконец, кажется, побуждает его брата к действию. Уэслин начинает резко выкрикивать приказы, уводя Финли от поддержки Элоса. Принц растерянно начинает возражать, но затем останавливается и уступает толпе охранников, которые окружают его еще до того, как мы успеваем попрощаться. Руки Элоса опускаются, и я делаю движение, чтобы последовать за ним, но чей-то локоть сильно бьет меня между ребер.
– Назад, – рычит Симеон, один из самых уважаемых членов королевской гвардии, будто я не лучше собаки, путающейся под ногами. Словно я только что не спасла третьего ребенка Его Величества.
Я снова покачиваюсь, и мои ногти впиваются в ладони.
– Оборотень.
Это слово приковывает меня к месту. Я встречаюсь с каменным взглядом Уэслина, от которого огонь лижет мои вены. «Рора, – хочу я сказать. – Меня зовут Рора». Это одна из немногих правдивых вещей, уверенность, за которую я цепляюсь в своей жизни, где ничего нельзя предугадать.
– Мой брат больше не нуждается в вашей помощи. Не покидайте территорию. Мой отец пришлет за вами завтра, как только эмиссары отбудут.
Он знает. Каким-то образом король Жерар знает, что я подпустила Элоса к его сыну, и скоро узнает, что его сын умирает. Мы вдвоем, как и предупреждало Предсказание.
Обычно я могу отмахнуться от этого взгляда Уэслина, говорящего, что я яд, который он намерен вытащить. Но прямо сейчас у меня болят ноги, и мои мысли становятся мрачными от изнурительной череды утренних событий, и я понятия не имею, может ли наказанием за неповиновение приказам короля быть увольнение со службы. На этот раз выражение лица Уэслина показывает все, что он намеревается сделать. И это еще больше ранит меня.
Он поворачивается к моему брату, и на его лице нет ни единого признака благодарности или беспокойства о нашей судьбе. Неспособный или не желающий видеть в Элосе или во мне что-то большее, чем кровь оборотней.
– Приказ моего отца был ясен. Убирайся. Сейчас же.
Элос остается неподвижным и смотрит на меня, желая, чтобы я возразила.
В затылке нарастает давление. Усталость и воспоминания. Травма и время. Иди. Это тихое, протяжное слово, слепок, который формирует мои кости. Мне было пять, а моему брату шесть, когда ночью пришли люди и сожгли нашу деревню дотла. В ту ночь, когда наша мать обрекла нас на верную смерть. «Иди!» – кричал он после того, как она убежала и спасла себя, когда мужчины обнаружили наше укрытие. Но я подвернула лодыжку и не могла бежать, поэтому он превратился в лося и понес меня на спине в безопасное место.
Это был первый раз, когда мой брат превратился в животное, его первую из трех животных форм, которые все оборотни приобретают на протяжении жизни в дополнение к способности изменять наши человеческие черты. Последнее у нас есть всю нашу жизнь, но животные формы рождаются инстинктом только в момент величайшей нужды.
Второе животное Элоса – лиса. Она появилась позже, когда я испытывала ужасный голод, билась в лихорадке и цеплялась за жизнь. Его третья форма еще не проявилась, но первые две он использовал для того, чтобы помочь мне.
Когда я встречаюсь взглядом с братом и вижу, как боль выплескивается на поверхность, мне хочется отбросить беспокойство о своей работе и защитить его право быть здесь, убедить его, что Финли поправится и что все вернется на круги своя, а это тяжелое время пройдет.
Но мы не можем возродить прошлое, так же как не можем избежать его. А мы с братом выше пустых обещаний.
– Прости, – шепчу я, прежде чем повернуться и направиться домой.
Как бы я хотела быть такой же самоотверженной.
Третья глава
Трудно не чувствовать себя заключенным, когда на следующее утро я следую за капитаном королевской гвардии Торресом по коридору без окон. Установленные масляные лампы мерцают вдоль гранитных стен, пространство под ними окутано тенью, в то время как звук наших ботинок отражается от похожего на каменоломню помещения, словно в насмешку над моими нервами. Когда низкие потолки начинают казаться слишком тесными, я провожу рукой по стенам и снова сосредотачиваю внимание на камне под кончиками пальцев. Здесь холодно.
Король Жерар много раз просил меня о моем присутствии, но не после прямого нарушения его политики или после того, как узнал, что его ребенок заболел. Мрачное выражение лица Торрес и тот факт, что сама уважаемый капитан Королевской гвардии была послана за мной, наводит на мысль, что мне следует начать просить судьбу о хороших новостях, а не о плохих. Однако прямо сейчас мне трудно сосредоточиться на чем-либо. Прошлая ночь принесла мало сна, и мысли в моей голове смешались еще сильнее.
Мы проходим через широкий зал с шелковыми портьерами и свечами, установленными на хрустальных люстрах, затем в смежную прихожую, где служащий вытирает пыль с портретов старых королей и королев, висящих вдоль обшитых деревянными панелями стен. Несмотря на поздний час, шторы на длинных окнах все еще задернуты; как будто замок замкнулся в себе, постепенно становясь таким же тихим, как город за его стенами. Мальчик вздрагивает, когда видит нас, и роняет метелку из перьев так драматично, что это почти смешно, прежде чем резко покинуть комнату.
Капитан Торрес колеблется, прежде чем двинуться вперед. Она обладательница широких плеч под серебряными эполетами униформы, ее темные волосы заколоты, а медного цвета кожа напоминает полированный янтарь. Я только закатываю глаза. Служащие всегда особенно напряжены в дни после чтения Предсказания. После того как король Жерар нанял меня и помог Элосу найти работу в магазине Брэна и Томаса, он приказал служащим замка держать наши личности в секрете; никто за пределами замка не должен был знать обстоятельств нашего прибытия. Хотя этот мандат позволил нам вести относительно нормальную жизнь в Роанине, но сильная напряженность в большей степени, а даже не ненависть, рождала к нам недоверие. Наша история распространилась среди сотрудников замка, как лесной пожар. Я бросаю взгляд на потрескавшиеся портреты, на красный ковер, заглушающий наши шаги, и чувствую благодарность за то, что, по крайней мере, нарисованные монархи не могут убежать, как служитель.
– Подожди.
Капитан Торрес вытягивает руку, как только подходит к двери, и склоняет голову, чтобы прислушаться. Спокойная напряженность в ее поведении всегда напоминает мне инстинкты большой хищной птицы; возможно, рогатой совы или золотого орла. Она способна обнаруживать малейшие помехи с гораздо большего расстояния, чем кажется возможным. Конечно же, за пределами прихожей звуки спора становятся громче, и я не решаюсь представить, какие разногласия могли бы спровоцировать такое нарушение приличий.
– Это…
– Шшш, – машет она рукой. – Это эмиссар Эрадайна. Подожди здесь.
Я с некоторым усилием проглатываю возражение, вертящееся у меня на языке. Очевидно, недостаточно того, что эмиссар не узнал бы меня по моей внешности; Даноферы отказываются рисковать случайной переменой в присутствии иностранца. Но это началось не с Предсказания, разжигающего страх перед оборотнями вроде меня. Эмиссары Гленвэйла и Эрадайна каждый год приезжают в Тилиан на публичное чтение, и каждый раз меня даже не пускают в один с ними зал.