– Поедем по Кримсон-Парк, – нехотя скомандовал Блад.
– Как скажете, господин офицер, – беспечно согласился извозчик. – Остановиться у сгоревших конюшен?
– Будь добр.
– Есть, сэр!
Стемнело быстро, вдоль дороги зажглись тусклые фонари. На Кримсон-Парк они горели через один, а подле конюшен вообще отсутствовали. О’Грэйди остановил лошадь. Сначала Винтерсбладу показалось, что их никто не ждёт, но секундой позже в темноте вспыхнула спичка, подожгла старый керосиновый фонарь в руках долговязого парня лет четырнадцати. Рядовой спрыгнул с козел.
– Здорово, Калеб! – хлопнул он по плечу мальчишку с фонарём. – Салют, Тирнан! – Блад разглядел подле фонарщика парнишку поменьше.
– И вам здрасьте, дяденька! Разгружаем?
О«Грэйди вопросительно оглянулся на лейтенанта, тот кивнул: нехотя и неуверенно, но ребятам большего и не требовалось. Они откинули брезентовое покрывало со старенькой повозки, скрытой за кустами так, чтобы с дороги было не разглядеть, и шустро принялись перетаскивать ящики.
– Это вам, сэр! – Калеб – тот, который постарше, – протянул Винтерсбладу три бутылки из армейской партии. – Одна вам, две для дяденьки.
Блад неуверенно взял бутылку, перелил её содержимое в свою флягу.
– А эти сам своему «дяденьке» отдай.
– Едем, господин офицер? – поинтересовался извозчик, спрятав свой виски и взобравшись на козлы.
В ответ Блад лишь кивнул. Отъезжая, краем глаза он увидел выступившую из тени однорукую фигуру, но мальчишка почти сразу потушил фонарь, растворившись в темноте летней ночи вместе со своим хозяином, малолетним помощником, повозкой и лошадью.
На первый раз Риан не доверился Винтерсбладу и явился сам, чтобы проследить за сделкой. Но, проверив нового пособника, больше на углу Кримсон-Парк он не появлялся.
Тревога, неприятно щекотавшая Винтерсблада, улеглась после третьей недели: подмены виски никто не замечал, О’Грэйди и мальчишки знали своё дело, и лейтенант в нём будто бы и не участвовал даже, а лишь останавливался на углу Кримсон-Парк, чтобы неспеша, повернувшись к повозке спиной, спокойно наполнить свою флягу.
А вот договорные бои уже не запаляли его так, как в то время, когда их исход был офицеру неизвестен. Сейчас они мало чем отличались от тренировок, – разве что были более изматывающими, и работать приходилось для зрителей, всячески им угождая, удивляя всё новыми и новыми трюками.
Блад начал уставать. Заметил это, когда собственный взвод несколько раз обошёл его на полосе препятствий, а марш-бросок оказался для лейтенанта в разы тяжелее предыдущих. Сил не хватало, поэтому теперь он сопровождал свой взвод конным, чем только подкреплял и без того враждебное к себе отношение: ведь сам увиливая от нагрузок, с солдатами он продолжал быть требовательным и строгим.
Спал Винтерсблад по-прежнему мало, дома бывал редко, а в тишине – и вовсе никогда. Несмотря на накопившуюся измотанность, на ежедневные тренировки в части и в «Мерзкой детке» и бои на ринге дважды в неделю, он не хотел жертвовать ни одной ночью с Инеш ради того, чтобы нормально выспаться. Так закончилось лето.
В самом начале сентября, на своём ежемесячном дежурстве в части, Винтерсблад заснул, и какой-то чёрт принёс ночью в расположение Асмунда. Что ротному не спалось в своей квартире, отчего понадобилось тащиться в казармы? Но капитан застал лейтенанта спящим на посту и влепил ему внеочередное вечернее дежурство на следующий вторник.
– Опять в ночь?! – возмутился Винтерсблад. – Давай в день отдежурю!
– Ты ещё торговаться со мной будешь, наглец? – вскипел Асмунд и высоко задрал подбородок, будто это могло придать ему в Бладовых глазах хоть какого-то веса. – Нынешнее ночное продрых, так что изволь в следующем вечернем отработать! Справедливости ради.
– При чём тут справедливость?! Ты думаешь, я совсем идиот? Да тебе лишь бы найти повод убрать меня из «Мерзкой детки» хоть на вечер, чтобы самому там сидеть, слюни по стойке размазывать! Думаешь, я не знаю ничего? Как ты по четвергам туда таскаешься уже который месяц, как гляделами своими чужую девушку ощупываешь да себя жалеешь, как старый бессильник!
И тут Асмунд не выдержал: врезал Винтерсбладу в челюсть с такой силой, что тот едва устоял на ногах.
– Что ж, – усмехнулся в мгновение остывший лейтенант, стирая с разбитой губы кровь, – правда-то всегда раздражает, верно, господин капитан?
Асмунд, не привыкший распускать руки, угрюмо потирал свой кулак, словно жалея о несдержанности.
– Что, полегчало? – продолжал Блад. – Только вот Инеш тебе не видать, как собственного затылка. Не про твою честь детка, не по твоим зубам!
– За своими зубами последи, – выдавил капитан, – пока они все на месте, – он развернулся и пошёл прочь, в темноте налетел на Вальдеса и слишком сурово его за это отчитал.
– Сам носится, как лось по лесу, а я крайний! – пробурчал солдат, когда Асмунд широким шагом скрылся в ночи. – Ой, господин лейтенант! – спохватился Вальдес, сообразив, что Винтерсблад всё слышал и сейчас наверняка не упустит повода, чтобы сорвать на рядовом и свою злость тоже.
Но тот и слова ему не сказал. Ещё не хватало, чтобы солдат растрепал поутру всё, чему стал здесь свидетелем.
Однако за завтраком все обсуждали совсем другие новости. Во-первых, газеты трубили о неслыханно дерзкой и удачной атаке 590-го полка воздушной пехоты ОНАР под командованием подполковника Тен. Во-вторых, солдаты шушукались, что в соседних 418-м и 312-м полках большинство слегло с какой-то кишечной инфлюэнцией, но не исключалась и вероятность отравления. «До нас бы не дошло, а то совсем же рядом!» – переговаривались рядовые, недоверчиво косясь на содержимое своих тарелок.
«Н-да, а ведь двое из братьев Инеш, кажется, как раз в этих полках служат. Здоровы ли? – подумал Винтерсблад, отодвигая свою порцию. – И нам тут только свистухи ещё не хватало!» Сегодня вечером у него был очередной бой без правил (но с заданным финалом), а завтра – дежурство. «Чёртов Асмунд!»
***
Внеочередное дежурство Винтерсблада закончилось в середине ночи, и он не захотел оставаться в казармах, предпочёл вернуться домой и поспать пару часов. На лестнице, этажом выше его квартиры, плакал младенец. «Странно, – подумал офицер, – откуда там ребёнок?» Над ним жил Асмунд, детей ни у кого из прочих соседей тоже не было. Лейтенант прошёл в свою квартиру, но младенец не замолкал, и его жалобное мяуканье эхом разлеталось по лестнице. Блад решил посмотреть, в чём дело.
Стоило ему подняться этажом выше, он застыл на месте, вытаращив глаза: перед дверью Асмунда сидел Кукуцаполь. Время остановилось, по позвоночнику разлилась холодная тяжесть. Хотелось зажмуриться и уйти обратно к себе, забыть то, что увидел, не поверить своим глазам. Но мышцы занемели, и лейтенант не мог сделать шага. «Не может быть! Не может быть, чтобы она была там, с ним! С жалким, слабохарактерным хлюпиком Грегом!» – стучало в висках Винтерсблада.
Цап заметил его присутствие, подошёл и настойчиво подёргал когтем за штанину, указывая взглядом на запертую дверь: требовал впустить его. Значит, Инеш была действительно там. Но как?! Как такое возможно?
Захотелось выбить дверь, ворваться внутрь и выкинуть Асмунда на улицу, разбив его телом окно… Но силы как-то разом оставили лейтенанта, и даже дышать удавалось с трудом. Он покачнулся, спустился на пару ступенек и сел посреди лестницы, уперев локти в колени, обхватил ладонями голову. Кот пошёл следом, стал напористо тереться о плечо офицера. Что-то защемило внутри, протянувшись от горла до желудка, мешая дышать. «Этому должно быть объяснение! Наверняка она всё растолкует, нужно лишь подождать. Лишь подождать, и всё вновь займёт свои места!»
Не шевелясь, почти не дыша, он прождал пару часов. Кукуцаполь перестал орать и уселся рядом, полуприкрыв жёлтые глаза, неодобрительно прижав уши. Дверь отворилась лишь на рассвете, выпустив на лестницу лохматую, невыспавшуюся Инеш. Девушка едва не вскрикнула, заметив Винтерсблада. Замерла, теребя в руках лёгкую куртку. Её рубашка была надета на голое тело, как в первую их ночь.
– И давно, – начал Блад, но пришлось прокашляться: голос не слушался, – и давно у вас это?