Когда Блад подрагивающими пальцами на ощупь расстегнул её просторную рубашку, и девушка прижалась к его раскалённому телу прохладным шёлком своей кожи, он осознал, что сегодня под её воротом он не заметил привычной тельняшки. Сегодня под рубашку она не надела ничего.
Винтерсблад снял Инеш с кирпичного ограждения, положил на брошенную рядом рубаху. Её руки скользнули к пуговицам его брюк, и вдруг что-то тяжёлое толкнуло лейтенанта в спину, да так сильно, что они с рыжей стукнулись лбами.
– Чёрт! – осердился Блад, чувствуя, как на его плечах ленивым клубком укладывается кот.
– Уйди, Цап! – не сдержала хихиканья девушка.
Ухватив кота за хвост, она попыталась сдёрнуть его со спины Винтерсблада, но Кукуцаполь зафиксировался на позиции, пустив в ход когти. Тогда Инеш вытащила из кармана лейтенантовых брюк коробок спичек, потрясла им в воздухе. Кота привлекло шуршание спичек в полупустой коробочке, и, когда хозяйка откинула коробок дальше по крыше, Поль прыгнул следом.
– Несносный кот! – выдохнул Блад, склоняясь над девушкой.
– Ты привыкнешь, – ответила она, стаскивая с него брюки, – просто не обращай на него внимания, – прошептала Инеш и привлекла мужчину к себе.
Тонкая расстеленная рубашка не спасала от мелких камешков и веточек: Инеш наверняка было жёстко, несмотря на ладонь лейтенанта под её головой. Винтерсблад, не размыкая объятий, перекатился на спину. Оказавшись сверху, девушка откинулась назад, закрыв глаза от наслаждения. Её тонкие пальцы всё сильнее впивались в его грудь, дыхание становилось тяжелее и прерывистей, и тут по лбу офицеру упал принесённый Кукуцаполем пожёванный коробок, осыпав Блада остатками спичек.
– Дрянное животное! – вполголоса возмутился офицер.
Рыжая задорно рассмеялась, но с ритма не сбилась. Она склонилась к лицу лейтенанта, стряхнула спички и поцеловала Блада долгим горячим поцелуем, нежно прикусывая его губу.
– У тебя был кто-то до меня? Ну, не считая шлюх, – спросила девушка, прижавшись к боку Винтерсблада.
Её ладонь лежала на его сердце, и мужчине казалось, что оно бьётся уже не в его груди, а в её руке, – словно бы теперь не принадлежало ему полностью.
– Да. Но ещё до войны.
– Ты любил её?
Блад поморщился, глядя в черноту июньского неба.
– Нет. – Почувствовал, как Инеш кивнула. – Это была страсть и зависимость. Не любовь.
– Любви вообще нет, – вздохнула девушка, – а если и есть, то это что-то особенное, мало у кого случается.
– Что же тогда у остальных?
– Страсть, зависимость, как ты и сказал. Влечение, симпатия… Много имён. Но всё это рано или поздно проходит. А любовь – нет.
– Ты знаешь? – улыбнулся мужчина.
– О том, что проходит – знаю, – серьёзно отозвалась рыжая, – а вот любви не встречала. И ты ведь тоже не встречал, так что и перечить нечем.
– С чего ты взяла?
Инеш приподнялась на локте, поглядела в глаза Винтерсбладу:
– Нет-нет-нет, даже не думай! – усмехнулась она. – Это всё тоже пройдёт, вот увидишь! Поэтому нечего время терять, пока оно в самом разгаре! – шутливо подмигнула она, и, перекинув через него ногу, села сверху.
Виски
То, насколько улучшилось настроение Винтерсблада, не ускользнуло от обострённого внимания ставшего капризным и подозрительным Асмунда. С той самой ссоры в «Мерзкой детке» друзья практически не общались, за исключением редких случаев рабочей необходимости, и Блад и думать забыл об Асмунде. А тот, стоило ему только остаться наедине со своими мыслями, вновь и вновь прокручивал в голове тот вечер в баре, вспоминал другие случаи (коих было немало), когда друг тоже в чём-то его обошёл, представлял себя на его месте и задавался вопросом: чем же он хуже молодого самодовольного хама, пославшего к чертям все авторитеты? Асмунд с тоской и нежным трепетом перебирал в душе все свои обиды, как старуха – найденные на дне сундука девичьи платья, примерял на себя победы друга, а свои фиаско – на Винтерсблада, с заботой и тщанием взращивал в себе злобу, щедро подпитываемую завистью.
Взводный, снимавший квартиру этажом ниже Асмунда, возвращался домой не раньше полуночи, а то и не приходил вовсе. Капитан понимал, где, чем и, главное, – с кем был занят заклятый друг, и не мог заснуть, измотанный приступами бессильной ярости. Однажды он всё же устроил лейтенанту маленькую гадость: перепоручил ему свою обязанность еженедельно, в четверг вечером, получать на складе виски для полка. Отлучив Блада хотя бы на один вечер в неделю от «Мерзкой детки», чуть позже Асмунд сообразил, что теперь может по четвергам ходить туда сам. Да, он не похож на выскочку Винтерсблада, но Инеш – умная девушка, она скоро поймёт, что её кавалер – пустышка. И тогда она обратит внимание на серьёзного мужчину, оказывающего ей настойчивые, но ненавязчивые знаки внимания.
– Вот ведь этишкет ободранный! – покривился Винтерсблад, во всех красках представив происходившее в голове Асмунда в последние несколько недель, когда Кадан сообщил лейтенанту, что «твой этот… ну тот… чёрный такой, лупоглазый… ну как будто дружаня твой» каждый четверг сидит за стойкой в «Мерзкой детке» и «лупетками на соплюху брызгает».
– Зубы у него, что ли, лишние отросли, давно никто не пересчитывал? – Блад дёрнул Кадана за руку, и тот взревел, как раненый слон.
– Охренел, дерьмозавр? – возмутился рыжий детина. – Нежнее не мог?
– А я тебя предупредил, что вправлять вывих больно, – хмыкнул мужчина, – в следующий раз под ноги гляди, когда в погреб полезешь! Хорошо, что не перелом, повезло. Даже сотрясения нет.
– Да этот жбан скорее лестницу лбом своим расколотит, а не лоб лестницей! – усмехнулась Инеш, заходя в комнату с куском ткани в руках, чтобы подвязать брату пострадавшую руку. – Но драться теперь не сможет, а бой послезавтра! Непропёка ты, Кадан, одни убытки с тебя! Ещё и целый ящик бутылок разбил! – посетовала девушка, привязывая на шею парню тряпичную люльку для руки.
– Дык я ж, что ли, грешен, что там ступенька болталась? – оправдательно вытаращил глаза Кадан.
– А кто её чинить должен был?! Я? – взбеленилась Инеш. – Мозги у тебя в башке болтаются, а не ступенька! Проку с тебя не дождёшься, так хоть бы изрона столько не наводил! Кто теперь драться за тебя пойдёт? Тоже я?! Сейчас, только ступеньку приколочу! – рыжая вылетела из комнаты, гневно хлопнув дверью.
– Слышь, дерьмозавр, – с мольбой позвал Кадан, повернув виноватое лицо к Винтерсбладу, – мож, сходишь за меня? Разочек, ну? Там очень победить надо, а деньгой уж тебя не обидим! А то вон соплюха как распалилась, прибьёт меня сейчас этой ступенькой, так её через колено! Ступеньку, не соплюху, – робко уточнил верзила.
Блад задумчиво вздохнул, но больше для того, чтобы набить себе цену.
– Ладно, Кадан. Что ж с тобой сделать!
Пришибленный братёнок облегчённо расцвёл щербатой улыбкой.
– Вот и славно! А ты прям человек, дерьмозавр! Прям человечище! – Кадан собрал короткие пальцы здоровой руки в кулак и красноречиво потряс им в воздухе, выражая своё уважение.
***
Винтерсблад растворялся в Инеш, которая была воплощением неудержимого безумия и веселья, неиссякаемой страсти и нежности. Она стала его миром, и всё остальное вокруг словно перестало существовать…
Он выиграл второй бой, а потом, сам не понял как, вписался на третий – и тоже победил. Оглушённый страстью, уже не боялся, что бои без правил могут обернуться проблемами. Он об этом не думал.
На крыше длинного трёхэтажного дома Блад проводил больше ночей, чем в своей квартире. Инеш даже притащила туда соломенный тюфяк, который быстро пришёл в негодность, попав под ливень. Но даже разразившаяся среди ночи гроза не помешала им любить друг друга почти до рассвета.
– Мне страшно, – сказала Инеш, прижавшись к боку Винтерсблада. – У нас всё слишком… слишком ярко вспыхнуло. Чем ярче вспыхнет, тем быстрее сгорит.
Вдалеке раздался раскат грома – ленивое ворчание уходящей, уставшей за ночь грозы.
– Всё слишком быстро закончится, – продолжила девушка. – Скоро от нас ничего не останется, Блад. Только пепел…
– Неправда.
– Правда. Вот увидишь. Моё чутьё редко меня подводит.
– Но если мы и сгорим, то в одном костре, верно? А значит, будем вместе, даже если станем пеплом. У нас всегда будем мы, детка.