– Ну что, лейтенант, новые звёздочки на погонах не натирают? – послышалось сзади.
– А тебе, никак, мозоли спать мешают, капитан? – неохотно усмехнулся Винтерсблад: трепаться с Асмундом у него не было настроения.
Он поёжился от сквознячка, что пробрался под накинутую на плечи шинель; протянул ротному, рассеянно шарящему по своим карманам, коробок спичек.
– Да что-то не спится, – Асмунд благодарно кивнул, закурил. – А ты чего смурной? Радоваться надо да за наше повышение выпить! Неделя ж отдыха впереди!
– Угу, – без энтузиазма отозвался Блад.
Смутная тревога не давала ему уснуть, выгнала из духоты натопленной казармы на воздух, в благословенную ночную тишину, прочь от сотрясающего стены солдатского храпа. И тут явился Асмунд со своими разговорами. Свет в подполковничьем окошке мигнул и закачался: кто-то из собеседников случайно задел рукой лампочку.
Заметив, что друг беседовать не в настроении, Асмунд разочарованно вздохнул и замолчал. Винтерсблад прислонился спиной к стене, запрокинул голову, подставляя лицо влажному предвесеннему ветерку. Что-то было не так в темноте этой тихой и спокойной ночи, в низком графитовом небе, с подозрительной тяжестью нависающим над головой, как могильная плита над покойником.
– Какого этишкета… – потрясённо прошептал Блад, и тлеющий окурок выпал из его пальцев.
Асмунд проследил за взглядом лейтенанта и изменился в лице: низкая серобрюхая туча прямо над ними превратилась в идущий с заглушённым мотором и погашенными огнями транспортник.
– Воздух! – заорал Винтерсблад и рванул в казармы. – Подъём! Воздух! – кричал он, распахивая двери спальных помещений.
В другую сторону по коридору, в левое крыло казарм, побежал Асмунд, поднимая спящих однополчан. Спустя несколько мгновений оглушительно грохнуло. Бывшая школа, служившая теперь казармами, содрогнулась, наполнилась дымом, с потолка посыпалась штукатурка и кирпичная крошка: бресийский транспортник начал бомбёжку.
Полураздетые, толком не проснувшиеся солдаты выскакивали в коридор, сталкиваясь друг с другом, бежали к выходу. Кто-то не успел даже обуться – так и бежал босой, с сапогами в руках.
– Быстро, быстро, – поторапливал Винтерсблад, пропуская солдат вперёд, – в придорожную канаву!
– Это наши? – в панике заорал кто-то из бегущих. – Нас бомбят наши?!
– Сбрендил?! – гаркнул Блад. – Это имперцы! «Как хоть и просочились незамеченными так глубоко?!» – мысленно закончил лейтенант.
Казармы сотряс следующий взрыв, позади взводного обрушилось что-то тяжёлое, в спину ему ударило плотное облако пыли и дыма, поглотило его, застилая всё вокруг серой пеленой. Ротный покидал правое крыло последним и, кашляя, выбирался на улицу уже на ощупь.
Во дворе был хаос: раздетые солдаты сломя голову бежали кто куда; зенитчики открыли огонь из пушки в надежде подбить дирижабль, но тот продолжал сбрасывать бомбы, которые разрывались, взметая в воздух фонтаны снега, грязи и крови. Вокруг валялись потерянные кем-то вещи.
Винтерсблад запнулся за солдата, которому взрывом оторвало ногу. Парень корчился на снегу и орал во всё горло, от боли не слыша собственного крика. Лейтенант схватил раненого за шиворот надетой, но незастёгнутой рубашки и поволок прочь, к канаве. Через несколько шагов под ноги ему повалился ещё один. Этот даже кричать не мог: он хрипел и прижимал почерневшие ладони к обожжённому лицу. Он лишился глаз и не понимал, куда бежать в этой беспросветной темноте и боли. Блад схватил его второй рукой повыше локтя, рывком поставил на ноги и потащил к спасительному укрытию уже двоих.
Его обогнал рядовой и взлетел, отброшенный близким взрывом. Упал совсем рядом, и лейтенант краем глаза увидел, как быстро вокруг барахтающегося тела расползается кровавая лужа, пожирая утоптанный снег. Винтерсблад отвёл взгляд: у него не осталось свободных рук, чтобы помочь ещё кому-то. До укрытия оставалось совсем немного, а лёгкие, казалось, уже трещали по швам.
Лейтенант скинул раненых в канаву и сам рухнул следом, скатился по скользкому землистому склону. Тяжело хватая ртом колючий воздух, он снял с себя ремень и перетянул им культю безногому солдату, потом прижал к земле обожжённого, который всё ещё пытался куда-то бежать.
– Слышишь меня, солдат? Слышишь? – проорал он ему в самое ухо, и раненый перестал дёргаться, прислушался. – Лежи, здесь ты в безопасности. Потерпи немного, потерпи! Ты молодец!
Рядом грохнула очередная бомба, на головы залёгшим в канаве посыпались комья земли, снега и мелких осколков.
– Сейчас эти угомонятся, и мы тебе поможем! Слышишь меня, солдат?
Обожжённый мелко закивал, так и не отнимая ладоней от искалеченного лица.
– Шен, это ты? – крикнули откуда-то сзади.
Блад обернулся, пригляделся: в шаге от него, прикрыв голову руками, лежал Асмунд.
– Ты всех вывел из левого крыла? – спросил Винтерсблад.
– Не успел, – прокричал в ответ Асмунд, – большинство вывел, но две крайних спальни… Попала бомба, рухнул потолок!
Две спальни – это сорок человек. Блад сокрушённо прикрыл глаза. Приподнявшись на локтях, он окинул взглядом канаву: в снегу лежали полураздетые солдаты. Их было меньше, чем Винтерсблад надеялся увидеть. Некоторые ранены. Он пополз по крутому склону наверх, осторожно выглянул наружу. Ночь, несмотря на охваченные пламенем казармы, будто стала ещё темней: белый снег превратился в чёрное месиво, и в нём барахтались люди, – кто-то в попытках доползти до укрытия, кто-то уже в агонии. Помимо казарм, горела и контора подполковника.
Вражеский транспортник завершил круг над расположением, сбросил все бомбы и удалился.
– Ходжес здесь? Кто-нибудь видел командира? – гаркнул Винтерсблад, обернувшись на солдат в канаве.
Подполковника никто не видел. Возможно, он всё ещё был в своей конторе. Бомба попала в дальнюю часть здания, и оно частично обрушилось, но кабинет командира вроде бы не задело. Однако к нему уже подбиралось пламя. Блад вылез из укрытия и побежал, перепрыгивая через тела мёртвых и раненых.
Дверь в здание перекосило и заклинило, пришлось её выбить. Изнутри вырвались клубы серого дыма, но огня пока было не видать. Блад закрыл нос рукавом и вошёл в контору. Накинутую на плечи шинель он потерял ещё в казармах, а рубашка насквозь промокла от снега и чужой крови и хоть немного защищала от удушливого дыма.
Кругом валялись осколки стен и куски сломанной мебели, впереди по коридору, как раз рядом с кабинетом подполковника, в серых клубах дыма виднелся завал от рухнувшей крыши. К счастью, дверь в кабинет не завалило, хоть полностью она и не открылась, – помешала груда обломков. Блад протиснулся внутрь и чуть не наступил на Ходжеса, лежащего без сознания. Лейтенант наклонился, оглядел командира: голова разбита, но рана неопасна, в остальном, кажется, цел. Нужно поскорее вытащить его отсюда, пока командир не надышался дымом или остатки крыши не рухнули им на головы. Винтерсблад ухватился за массивного Ходжеса, чтобы закинуть его себе на плечо, но не успел.
– Помогите! – слабо донеслось откуда-то из угла. – Помогите, я здесь!
«Чёрт! Здесь же ещё был Мэннинг!» – с досадой подумал лейтенант. Он хотел уже вернуться, посмотреть, что там с Мэннингом, но… Это был Мэннинг!
«Ничего, сам выберется! Такое дерьмо, как он, в воде не тонет, – утешил себя Винтерсблад, вновь склоняясь над Ходжесом, – и в огне не горит!»
– Помогите! – донеслось до него, когда мужчина с командиром на плече протиснулся через полуоткрытую дверь в коридор. – Меня при… – Мэннинг закашлялся, – придавило!
– Вот же ты дульный тормоз! – сквозь зубы выругался Блад.
Он оставил Ходжеса и вернулся в кабинет.
Мэннинг лежал в дальнем углу на животе, весь засыпанный каменной крошкой. Его ноги ниже колен были придавлены отколовшимся от стены куском плиты, а пальцы и ладони разодраны чуть не до костей, – так отчаянно он пытался выбраться из ловушки. Он поднял чумазое лицо, чтобы разглядеть склонившегося над ним офицера, и место вспыхнувшей было в его глазах надежды заняла горькая безысходность.
– Ты! – чуть не плача, простонал Мэннинг.
– Что, думаешь – брошу? – зло спросил Винтерсблад, пытаясь приподнять каменную плиту.