Подвенечное платье совершенно не грело, потому пришлось укутаться в ещё хранящее моё скудное тепло покрывало. Стало лучше, но меня то и дело пробирала дрожь.
Напоминая собой гусеницу из красного бархата, я, стуча зубами, решила отправиться исследовать место своего пребывания в надежде найти не только тёплые вещи, но и кого-то из упомянутых слуг. Вдруг они будут так любезны и если не на карте, то хотя бы на пальцах объяснят, где мы находимся. Может знание своего местоположения не особо поможет, но так я хотя бы слегка успокоюсь. Да и есть немного, да что там, очень много вопросов, на которые неплохо бы получить ответы.
Оптимистичные мысли почти сразу омрачились, ведь тепло в покоях как бы хозяйки не поддерживалось, значит, горничная по какой-то причине пренебрегла своими обязанностями. Боялась помешать первой брачной ночи? Сомневаюсь, что хоть кто-то из немногочисленных слуг не в курсе сложившихся обстоятельств. Они точно знают, что мой муж покинул поместье минут через десять после того, как принёс меня сюда. А это означает: тёплого приёма можно не ждать.
За окном было светло и, предвкушая очередные проблемы, я для начала решила самостоятельно разобраться с одеждой, а потом уже искать обитателей этого недружелюбного дома. Не ходить же в поисках горничной в свадебном платье?
Сделав несколько шагов, я перво-наперво… упала, запутавшись в пышных юбках. Кокон из покрывала смягчил падение, но не улучшил настроения. Проклиная всё на свете, утвердилась в мысли: надо найти что-то более удобное, компактное, да и на себя посмотреть не мешало бы. Воспоминание воспоминанием, но вдруг я ошиблась и та девушка вовсе не я.
Оглядев мрачную спальню, обнаружила пару дверей по бокам от громадной кровати, которые были частично спрятаны за тяжёлыми портьерами всё того же грязно бордового цвета. Сунув нос в первую, обнаружила за ней уборную, которой с радостью воспользовалась, не без труда обуздав свою пышную юбку. А вот вторая дверь привела меня в нужное место — в гардеробную с большими зеркалами, занимающими почти всю стену напротив входа.
Сказать, что я впала в ступор ничего не сказать. Чувство прекрасного во мне прямо билось в экстазе пока я, обнимая себя за плечи, неуверенными шажками подходила к своему отражению. Покрывало сползло и осталось бесхозно лежать у входа.
Что ж, одновременно хорошая и плохая новость — повторяя мои движения, на меня смотрела красавица из вчерашнего воспоминания. Та самая Этерия, что разметав по пышной юбке длинные тёмные пряди с алым отливом сидела у ног жестокого правителя. Мне тогда она показалась неотразимой, несмотря на своё состояние, но сейчас было по-настоящему трудно отвести от такой контрастной внешности взгляд.
Несмотря на бледность, моя кожа выглядела безупречной и даже на вид казалась очень нежной и бархатистой. Аккуратный носик, пухлые губы, красивая линия шеи и плеч притягивали взгляд, а фигура хоть и была миниатюрной, но имела все нужные выпуклости. Волосы растрепались после сна, но даже так радовали глаз своим здоровым блеском, пока волнами спускались ниже тонкой талии.
Но больше всего мне понравились глаза: большие, с вздернутыми внешними уголками, опушенные густыми и длинными ресницами, они походили на расплавленное серебро пронизанное тёмными лучиками. Кто сказал, что только в голубых глазах можно утонуть? Вроде бы неприметно серые радужки оказались глубже любого синего озера.
Кажется, я начинаю понимать о какой любви с первого взгляда говорил муж. Мне слова такого красавца показались насмешкой, или же небывалым исключением, но теперь всё стало на свои места. Почти…
Как не разглядывала я своё отражение, как не пыталась убедить себя, что это я, мне не верилось. Волосы казались слишком тёмными, а цвет глаз, так понравившийся мне, не вязался с чем-то внутри меня.
Вот смотрю на себя и не могу отделаться от ощущения: глаза должны быть не серыми, а… зелёными? Притом яркими, насыщенными и колдовскими.… Да, кто-то очень часто называл мои глаза именно так. Возможно, серые радужки из отражения тоже нельзя определить как обычные, но они не те. Я… не та…
Стоило закрасться странным мыслям, приступ нарциссизма начал быстро проходить и как раз вовремя. Желудок требовательно намекнул, что мы вчера не ужинали, потому было бы неплохо восполнить энергию плотным завтраком, а для этого нужно уже покинуть холодные покои. И правда, пора уже спрятать озябшее тело во что-то более подходящее местному сезону.
Оставив зеркала в покое, я начала исследовать скрытые за резными дверцами полки. Они оказались практически пусты и смогли “побаловать” меня лишь несколькими стопками чистого белья разной степени плотности и десятком платьев на вешалках. Негусто, но мне и этого хватит. Непонятно одно: зачем только иметь такой огромный гардероб? Видимо, чтобы пыль собирать и обеспечивать пауков уютными уголками для будущего жилья.
На удивление, пребывая в приподнятом расположении духа, пока копалась в нарядах, я тихо напевала себе песенку под нос. Чуть грустную, но душевную и совсем не похожую на те заунывные рулады, что лились на моей свадьбе.
Выбрав самый непышный и практически полностью закрытый наряд из невероятно мягкой шерсти тёмно-серого цвета, не задумавшись о чужой помощи, быстро облачилась сначала в бельё, а потом и в платье. Перед выходом из гардеробной расчесав волосы, заплела их в косу меньше чем на половину длины. Получившуюся незамысловатую прическу перетянула найденной лентой и уже после этого отправилась осматривать свою тюрьму.
Поместье, а это оказалось именно оно, было довольно большим. Весь второй этаж, на нём я и находилась всё это время, занимали спальни, несколько комнат вроде кабинетов и большая библиотека. Всю скудную мебель покрывал неплохой слой пыли, сора и ещё не пойми чего, а бесконечные сквозняки то и дело беспокоили заросли паутины, чьё обилие громко кричало о заброшенном состоянии моего дома. Мило, что тут скажешь.
Так же обнаружилась пара лестниц на третий этаж, он же крыша с двумя достаточно просторными башнями, в которых явно были лаборатория и комната астронома. Всё так же кричало о запустении, требуя своими щербатыми стенами ремонта. И как можно скорее.
На первом этаже расположились: приёмный кабинет недалеко от, на удивление просторного входа, большой и малые залы, столовая и кухня, в которой мне, наконец, удалось обнаружить слуг. До этого момента я уже начала подозревать, что меня обманули, оставив здесь в полном одиночестве.
Как оказалось, обуть мягкие туфли без каблука было хорошей идеей: мои тихие шаги позволили бесшумно приблизиться к единственному очагу жизни в поместье и услышать очень занятный, но ни разу не приятный разговор:
— Как думаете, если я не пойду будить нашу госпожу, она вообще выйдет из комнаты? Благородные они ж такие, аки дети малые — сами ничего не способные сделать, — молодой женский голос, явно говорил с издёвкой, даже слово госпожа прозвучало как оскорбление.
— Риша! Нельзя так отзываться о хозяевах, — строго сказал грубый мужской голос, а потом со смешком добавил: — Но ты не спеши идти. Мне тоже любопытно, так ли наша хозяйка капризна, как о ней говорят.
Мужчина пренебрежительно хмыкнул в конце фразы, и я поняла, что, по крайней мере, с двумя из слуг наладить отношения не удастся.
— Хорошо благородным девам, — брюзжаще включился в разговор третий явно женский голос, — гуляла направо и налево, козни строила, но всё же замуж вышла за лорда, да и не простого, а за самого герцога! Жить ей теперь в достатке, в большом доме, а не на паперти с протянутой рукой стоять. Будь на её месте обычная селянка, её остригли бы публично, да в храм сослали. А тут цаца! Тьфу!
Минус ещё один предполагаемый союзник.
— А мне очень жалко хозяина, — вздохнул четвёртый голос, принадлежащий определенно молодому мужчине, — жена досталась хоть и красоты неописуемой, но на ней же даже пробу негде ставить! А характер? Характер так вообще кошмар.… Слыхали, как она дочь купца со свету сжила? А всё потому, что та тож была красоты невиданной и на неё сам император заглядывался.
На кухне захмыкали, а затем более зрелая женщина, предположительно кухарка, выдала:
— Говорят: она та еще стервь, лютует по-чёрному, но как только пред ней император, так всё! Девка плывет, слова сказать не может и стелется пред ним аки коврик!