Что же касается Скауская, то он с нетерпением присоединился к своим малолетним товарищам. Пусть он не тыкал в чудовище еловыми ветками, но зато с жаром в голосе поведывал, как остроумно подшутил над этим безобразным монстром. Дети веселились и безудержно смеялись, никто из их родителей не вмешивался в глумление, были бы они сами детьми, наверняка, хохотали бы еще громче. Райгебок знал это, знал он и то, что родители этих детишек сейчас выглядывают в окна своих домов и только растягивают губы в улыбочках.
– Эй, а ну-ка разбежались все! – закричал отец братьев Райге, когда те подошли к своему родному дому, приведя на хвосте свору детей. – Ступайте отсюда, кому говорю! Вот я сейчас вам влеплю каждому по отдельности! Эй, вон ты, с веснушками, ты, видно, больше всех хочешь крапивой по заднице!
Отец был здоровым мужиком, из него мог выйти замечательный кузнец или сильный каменотес, но у него было другое занятие – виноделье. Виноград, растущий в больших объемах на многих землях Салкии, как назло, не урождался в Аусерте и близлежащих поселениях. Неподходящая болотистая земля и морозный зимний климат не позволяли добиться хорошего виноградного урожая. Райгемах – так звали отца, делал яблочное вино – сидр, который считался большой редкостью и секрет производства которого отец держал в тайне.
Райгемах обладал торчащей во все стороны черной бородой, неаккуратно стриженную так, что в ширину она была больше чем в длину. Такие же неаккуратно отрезанные ножом волосы. Богатырская грудная клетка, могучий торс, сильные волосатые руки с неухоженными ногтями. И при этом добрейшие глубокие голубые глаза, смотрящие на мир будто с надеждой.
Дети разбежались как стая воробьев. Повозка с набитыми телячьими желудками въехала во двор. Отец уже отпирал створки сарая.
– Молодцы! – похвалил он, обойдя повозку со светящимися мешками. – Хорошо! Райгетилль, ступай в дом, мать заждалась, уже волнуется. А ты, Райгебок, проголодался? – Тут он увидел, что монстр плачет. – Что ты? Ты опять плачешь? Что случилось? – Райгебок отвернулся, чтобы не показаться слабым перед отцом. – Говори, – потребовал отец. – Да говори же, сын!
Чудовище, шмыгая крупными ноздрями, кивнул в сторону разбежавшейся детворы.
– Из-за них? – спросил отец. – Не плач, сын. С ними ничего не поделаешь, ты должен понять. Старайся не принимать это близко к сердцу. – Отец повернул к себе всхлипывающего Райгебока. – Не плач. Ты сильный. Пусть некрасивый, но зато сильнее всех! А настоящему мужчине не нужна красота! Ты же мужчина, сын! – в ответ чудовище неопределенно пожало плечами. – Ладно, завози телегу и иди в дом, там мать. Иди, она тебя пожалеет, у меня это плохо получается…
Ночью он плохо спал, долго не мог уснуть. У него всегда были проблемы с засыпанием, а сегодня бессонница накрепко взяла Райгебока под свой контроль. Он ворочался на куче набитых соломой тюфяков и то и дело, распахнув большие желто-зеленые глаза долго всматривался в бревенчатую стену. Его физиология не позволяла ему лежать на спине, мешал толстый хвост и сильно выступающий позвоночный столб. А лежанки ему были неудобны, он предпочитал спать на тюфяках с соломой, накиданных прямо на полу в сенях. Тут он никому не мешал своим урчащим храпом, да и собачка Су часто скрашивала его одиночество, свернувшись у его огромного чешуйчатого тела.
Из головы не выходила река Нольф, сияющая бирюзовым свечением. Но не только сама река сверкала перед его мысленным взором, прежде всего Райгебок думал о ее противоположном береге, таком неживом, недвижимом как нарисованная картина, таком странном и… отталкивающем.
Монстр встал, потревожив маленькую беломордую Су, подошел к крохотному оконцу из четырех округлых кусочков слюды, примазанных друг к другу глиной. Слюда искажала двор на улице, каждый кусочек – по-своему. Оконце выходило на улицу, Райгебок смотрел на соседние хижины с приземистыми крышами, покрытыми соломой, сарайчики, амбары, стойла, свинарники и конюшни. Вдалеке медленно и горделиво вращалась большая ветряная мельница, мельники не спали, они использовали подходящий ветер, так как последние дни в Аусерте был почти полный штиль. Из окна также была видна часть их семейного свинарника, в котором в мирном сне ждали своей участи около пятидесяти поросят, выращиваемых специально на прокорм Райгебоку. Тонкая оградка с нанизанными на них битыми глиняными горшками отделяла их двор от общей улицы. Обычное салкийское поселение, скучное и неприглядное. Отец говорил, что бывал в других местах и везде видел примерно одно и то же. Однотипные хижины, одинаковые постройки, люди в тех же одеждах. Разве что салкийская столица – Дрекс – благоухающим цветком выделялась на фоне деревенской серости. Еще бы! Ведь в Дрексе находился замок короля Беневекта Третьего Милостивого и было бы удивительно, чтобы этот город засыхал в грязи и пыли. Помимо Дрекса в Салкии было еще несколько относительно крупных городов, имеющих свои крепостные стены – Кирнфорн, Диви-Принг, Оппенштейн, Кейхе и ближайший к деревне Аусерт город Лойонц, в котором часто проводились ярмарки и рыцарские турниры и на окраине которого в своем дворце жил жестокий герцог Ваершайз. Про Лойонц отец говорил много, он регулярно ездил туда на ярмарку. В других городах он не был ни разу, разве что в маленьком шахтерском Пеенальде и поэтому мало что мог рассказать о городской жизни. Зато всегда повторял, чтобы семейство Райге остерегалось крупных городов, особенно Райгебок, которому и на пять полетов стрелы нельзя приближаться к любым городским стенам.
– Сын, – не уставал говорить Райгебоку бородатый отец, – избегай городов. Для тебя будет лучше не появляться там, где много людей. Сам понимаешь. Если уж в нашем маленьком Аусерте тебя… Ну ты понимаешь, что я хочу сказать. А что же с тобой будет в большом городе? Я боюсь, кабы кто-то не поймал бы тебя и не стал выводить тебя на городскую площадь в клетке на потеху толпе. Живи уж здесь с нами, сын. Лучше чем с нами тебе не будет нигде.
Райгебок перевел взгляд на хижину семейства Скау, там в одном из окон горела масляная лампа. Свет был неровный, мерцающий и такие масляные лампы невыносимо коптили и исторгали не самый приятный запах от которого, кстати, можно и не проснуться, если уснуть с наглухо закрытыми дверями и окнами. Несмотря на столь поздний час, кто-то в доме семейства Скау не спал, наверно маленький Скаускай и его старшая сестрица пышноволосая Скаумирра, которая при виде Райгебока начинает вести себя так, будто находиться рядом с кучей отбросов. Она еще хуже своего младшего братика, да и вообще семейство Скау было не из прекраснейших в Аусерте. Почему только маленький Райгетилль с ними связался? Только ли потому, что он с черноглазым Скаускаем был одного возраста и они жили рядом?
Вдруг в сени неожиданно вошла мама Райгебока. Райгеслина была полноватая женщина с круглыми щечками, которые придавали ее улыбке милое очарование. Рыжеватые волосы до шеи немного всклокочены ото сна, гласа сонные и немного обеспокоенные. Ночной чепец она держала в руках и пыталась развязать затянувшийся узелок на тесемках.
– Сын, ты не спишь? – спросила она сквозь пелену дремы и запахнула полы накинутой на ночную рубаху тужурки. Райгебок спросил, как она узнала, что он не спит, она ответила, что почувствовала это к тому же половицы в сенях отчетливо скрепят. Вот она и решила проведать своего сынишку, спросить, не голоден ли он. Не плачет ли. Были бы на лице монстра соответствующие мышцы, они бы растянулись в улыбке. Нет, сегодня ночью он не плакал, причина его бессонницы другая. Он поделился ею с мамой. Ему не дает покоя противоположный берег Нольфа. Да и вообще… В последнее время Райгебока мучают всякого рода размышления по поводу того мира в котором он живет.
Мир Юэ.
Он спросил у мамы, не думает ли она, что помимо Салкийского Королевства и граничащих с ней Вилидергонии и Куштама есть другие территории. Может быть, их Мир Юэ не ограничивается этими тремя государствами? Мама внимательно смотрела на своего сына, не было уже в ее взгляде сонливости.
– Тебе это, действительно, не дает покоя? – тихо спросила она.
Райгебок кивнул. В его голове всплыла карта, которую он выучил досконально, когда она попалась к нему в лапы. На куске обработанной свиной кожи были до мельчайших подробностей изображены три государства – Куштам со столицей Сатунополисом, Салкийское Королевства с Дрексем (на карте королевство значилось как просто Салкия и именно так в просторечии и называли эту страну), и Вилидергония, столицей которого был самый крупный город в Мире Юэ – Вей-Повей. А между этими королевствами в самом центре карты торчали труднопроходимые горы которые на трех языках назывались по разному: на куштамском – Тойлерос Эрдаа Эониф Сионилис, на вилидергонском – Плуч Пашней, на салкийском – Обхоер Доввецвейм, а означали одно и тоже – Зубы Самого Старого Медведя. Этот высокогорный район не принадлежал ни к одному государству, а был совершенно полностью изолировал ото всего мира. Никто никогда не посягался на эту территорию, так как никому она была не нужна, жить в этой местности с крутыми горными пиками было трудно и неразумно, холод тут стоял собачий, снег почти не таял даже когда в паре тысяч салкийский клинков от сюда люди изнемогали от летнего зноя. Зубы Самого Старого Медведя принадлежали рыцарскому ордену альтинцев, которые основали где-то в глубине горных вершин свой единственный городок – Альт. Захаживали альтинцы и в Аусерт, очень им приходилось по нраву яблочное вино, которое делал бородатый Райгемах – отец Райгебока, грея задами табуреты и лавки в трактире «Гусь и Тетерев» и бессовестно пропивая свое снаряжение, альтинцы, вытирая носы плащами с символикой своего ордена (серая туча на сером фоне), говаривали, что в горном Альте от скуки можно впасть в уныние, хоть городок и не маленький, но почти нелюдим. Однако именно в полупустом Альте находится цитадель альтинцев, оттуда их орден возглавляет великий гроссмэйствер и там он и пребывает в беспробудном пьянстве, ибо делать ему нечего совсем.