Цеха для обжига располагались как раз напротив, на другой стороне двора. Их было три, соединяющихся один с другим; и в каждом огромная печь заполняла середину помещения.
Эти печи представляют собой большие отделения, построенные из кирпича, с железной дверцей в центре каждого, и дымоходом, проходящим через крышу. Глиняная посуда, заключенная в сеггары, стоит внутри на полках, и ее приходится время от времени поворачивать, пока идет обжиг. Поворачивать сеггары, следить за нужным уровнем температуры и поддерживать его, — такова была моя работа в тот период, о котором я сейчас вам рассказываю.
Странно! Я обошел цеха один за другим и обнаружил, что все они одинаково пусты. Смутное тревожное чувство охватило меня, и я начал задаваться вопросом, что могло случиться с Джорджем. Вполне возможно, что он мог быть в одной из мастерских, поэтому я побежал в конторку, зажег фонарь и тщательно осмотрел их. Я попробовал открыть двери; все они, как обычно, были заперты. Я заглянул в открытые сараи; все они были пусты. Я позвал: «Джордж! Джордж!»; но ветер и дождь приглушили мой голос, и мне никто не ответил. Вынужденный, наконец, поверить, что он действительно ушел, я отнес его шляпу обратно в конторку, убрал бухгалтерскую книгу, погасил газ и приготовился к своей одинокой вахте.
Ночь была теплой, в цехах стояла невыносимая жара. По опыту я знал, что печи были перегреты, и что ни по крайней мере в течение следующих двух часов фарфор в них помещать нельзя; поэтому я отнес свой табурет к двери, устроился в укромном уголке, куда мог проникать воздух, — но не дождь, — и задумался над тем, куда мог отправиться Джордж и почему он не дождался моего прихода. То, что он ушел в спешке, было очевидно, — не потому, что его шляпа осталась висеть, у него могла быть с собой кепка, — а потому, что он оставил бухгалтерскую книгу открытой, а газ — зажженным. Возможно, с одним из рабочих произошел несчастный случай, и его вызвали так срочно, что у него не было времени ни о чем подумать; возможно, он сейчас вернется, чтобы убедиться, что все в порядке, прежде чем отправиться домой. Пока я размышлял над всем этим, меня стало клонить в сон, мои мысли стали путаться, и я, наконец, заснул.
Не могу сказать, как долго длился мой сон. В тот день я прошел большое расстояние и спал крепко; но я проснулся сразу, охваченный каким-то ужасом, и, подняв глаза, увидел Джорджа Бернарда, сидевшего на табурете перед дверцей печи, и отсвет огня падал на его лицо.
Пристыженный тем, что меня застали спящим, я вскочил. В то же мгновение он встал, отвернулся, даже не взглянув в мою сторону, и вышел в соседнюю комнату.
— Не сердись, Джордж! — воскликнул я, следуя за ним. — В печах нет ни одного сеггара. Я знал, что огонь был слишком сильным, и…
Слова замерли у меня на губах. Я шел за ним из первого цеха во второй, из второго в третий, а в третьем… он исчез!
Я не мог поверить своим глазам. Я открыл дверь, ведущую во двор, и выглянул наружу, но его нигде не было видно. Я обошел цеха сзади, заглянул за печи, подбежал к конторке, снова и снова окликая его по имени; но все было темно, тихо, одиноко, — как всегда.
Потом я вспомнил, что запер наружные ворота на засов и что для него невозможно было войти, не позвонив. Затем я усомнился в своих собственных чувствах и подумал, что, должно быть, я просто видел сон.
Я вернулся на свой прежний пост у двери первого цеха и присел на минутку, чтобы собраться с мыслями.
— Во-первых, — сказал я себе, — есть только одни внешние ворота. Эти внешние ворота я запер изнутри на засов, и они все еще заперты. Далее; я обыскал помещения и обнаружил, что все сараи пусты, а двери мастерских, как обычно, заперты снаружи на висячие замки. Я убедился, что Джорджа нигде не было, когда я пришел, и я знаю, что с тех пор он не мог прийти так, чтобы я об этом не узнал. Следовательно, это сон. Это, безусловно, сон, и на этом мне следует успокоиться.
С этими словами я взял свой фонарь и приступил к проверке температуры печей. Должен вам сказать, что тогда мы делали это, вводя маленькие грубо отформованные куски обычной огнеупорной глины. Если жар слишком велик, они трескаются; если слишком мал, они остаются влажными; если в самый раз, они становятся твердыми и гладкими. Я взял три маленьких комочка глины, положил по одному в каждую печь, подождал, считая до пятисот, а достал, чтобы оценить результаты. Два первых находились в отличном состоянии, третий разлетелся на дюжину кусков. Это доказывало, что сеггары можно ставить в печи номер Один и Два, но номер Три была перегрета, и ей нужно было дать остыть еще час или два.
Поэтому я поставил в печи Один и Два по девять рядов сеггаров, по три в глубину на каждой полке; а остальные должны были подождать, пока номер Три не остынет до нужного состоянии; и, боясь снова заснуть, теперь, когда обжиг начался, принялся ходить по цехам, чтобы не заснуть. Однако в цехах было по-прежнему очень жарко, я не мог долго там находиться, поэтому вскоре вернулся на свой табурет у двери и принялся размышлять о своем сне. Но чем больше я думал об этом, тем более странно реальным это мне казалось, и тем больше я убеждался, что вскочил, когда увидел, как Джордж встал и вышел в соседнюю комнату. Я также был уверен, что видел его, когда он выходил из второго цеха в третий, и что я все время шел за ним. Возможно ли, спрашивал я себя, чтобы я двигался, проснувшись не до конца? Я слышал о людях, которые ходят во сне. Может быть, я находился в таком состоянии, пока не вышел на прохладный воздух двора? Все это казалось достаточно вероятным, поэтому я выбросил этот вопрос из головы и провел остаток ночи, присматривая за сеггарами, время от времени добавляя угля в Первую и Вторую печь и иногда выходя во двор. Что касается номера Три, то в ней держалась повышенная температура, и ночь почти закончилась, прежде чем я осмелился поставить в нее сеггары. Так проходили часы, и в половине восьмого утра в четверг пришли рабочие. Мне можно было уходить с дежурства, но я хотел увидеть Джорджа до того, как уйду, и поэтому ждал его в конторке, в то время как парень по имени Стив Сторр занял мое место у печей.
Часы показали половину восьмого, без четверти восемь, восемь, четверть девятого, а Джордж все не появлялся. Наконец, когда стрелка добралась до половины девятого, я устал ждать, взял шляпу, отправился домой, лег в постель и крепко проспал до четырех часов пополудни.
В тот вечер я пришел на фабрику довольно рано, потому что был обеспокоен и хотел увидеть Джорджа до того, как он уйдет. В этот раз я обнаружил, что ворота заперты на засов, и позвонил, чтобы меня впустили.
— Ты рано, Бен! — сказал Стив Сторр, впуская меня.
— Мистер Бернард еще не ушел? — быстро спросил я, потому что сразу увидел, что в конторке не было света.
— Он не ушел, — сказал Стив, — потому что не приходил.
— Не приходил?
— Нет; и что еще более странно, он не был дома со вчерашнего ужина.
— Но он был здесь прошлой ночью.
— О да, он был здесь прошлой ночью, делал записи в бухгалтерских книгах. Джон Паркер был с ним до шести часов, а ты нашел его здесь в половине десятого, не так ли?
Я покачал головой.
— Ну, в любом случае, он ушел. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
Я взял фонарь у него из рук, машинально вытолкнул его и направился к печам, словно пребывая в ступоре. Джордж ушел? Ушел, не предупредив ни словом своего работодателя и не попрощавшись со своими товарищами по работе? Я не мог этого понять.
Я не мог в это поверить. Я сел, сбитый с толку, недоумевающий, ошеломленный. Затем пришли горячие слезы, сомнения, ужасные подозрения. Я вспомнил слова, которые он произнес несколько ночей назад; странное спокойствие, которое за ними последовало; мой сон накануне вечером. Я слышал о людях, которые из-за любви кончали жизнь самоубийством; мутный Северн протекал совсем рядом — так близко, что в него можно было бросить камень из окон любого цеха.
Эти мысли были слишком ужасны. Я попытался прогнать их прочь. Я принялся за работу, чтобы избавиться от них, если мне это удастся, и начал с осмотра печей. Температура в них была намного выше, чем прошлой ночью, так как в течение последних двенадцати часов их постепенно протапливали. Теперь моя задача состояла в том, чтобы поддерживать повышенную температуру еще в течение двенадцати часов; после чего она должна будет постепенно спадать, пока фарфор не станет достаточно прохладным для того, чтобы его можно было удалить. Поворачивать сеггары и подбрасывать уголь в две первые печи было моей основной работой. Как и прежде, я нашел номер Три горячее остальных и поэтому оставил ее остывать еще на полчаса или час. Затем я обошел двор, попробовал открыть двери, выпустил собаку и прихватил ее с собой в цех для компании. После этого я поставил фонарь на полку рядом с дверью, достал из кармана книгу и начал читать.