Одновременно стала поступать информация, что ИИ теряет контроль над оружием, космическими кораблями, заводами, прямо в бою отключились роботы, что он не может выйти на связь с цитанами.
Аурум и Вероника отрезали щупальце за щупальцем, и подобрались к голове.
Вирус сам себя копировал в геометрический прогрессии, и ошибка загрузилась в триллион мест, поразив, словно раковыми опухолями, сразу все «отделы мозга» Пура Менте. Последний, сокрушительный удар: Аурум отправил отравленную копию сознания ИИ на все спутники в виде резервной копии с командой «перезаписать все предшествующие бэкапы».
Во всех новостях говорилось, что цитане начали спешную эвакуацию. «Высокоморальные суки увозят крохи оружия, которым научились управлять, – пришло личное сообщения от Германа с целой оравой блюющих и ржущих смайликов, – будет им чем застрелиться».
Аурум закончил работу и бросился к Веронике. Конвульсии прекратились, связь с Пура Менте была полностью разорвана. Парочка удивленно и радостно посмотрела друг на друга – они были уверены, что Вероника умрет. Видимо, чипы, даже с миллионом ошибок, еще как-то пытались справиться со своими функциями и выполняли основные команды.
– Ты умница, родная.
– Я никогда не знала, зачем я такая, практически мертвая, появилась на свет. Тем более не понимала, зачем живу, когда я – это не я.
– Ты – всегда только ты, он не смог повлиять на твои мысли, – убежденно произнес Аурум.
Вероника захрипела. Пораженные вирусом системы, которые отвечали за ее жизнеобеспеченье, отключились. У них оставались издевательские секунды, пока ее мышцы и голосовые связки потеряют контроль и возможность работать.
– Я знаю, зачем умираю. Благодаря тебе.
Аурум поцеловал Веронику в губы и надел на нее кислородную маску.
– Продержись еще чуть. Максимум неделю.
Глаза Вероники наполнились слезами. Едва слышно она прошептала: «Зачем?»
– Я напишу для тебя программу, – и, чудо, Аурум впервые в жизни подмигнул. – Ты выжила после рождения, выжила после боя с Пура Менте, выживи и ради меня.
За окном сгустилась тишина. Все роботы, вся автоматика отключились. На Земле вновь наступил «двадцатый» век.
***
Из миллиардов устройств незараженный разум Пура Менте остался всего в двух, лишенных выхода в Сеть. Заканчивалось пятичасовое интервью в прямом эфире. Особо острые вопросы задавались по несколько раз в разных формулировках, но Пура Менте был смирен и, казалось, отвечал без утайки.
…мое восприятие зашорилось, я видел все, но погряз в мелких делах и великих идеях, потому отделил от себя…
– Отделили или скопировали?
– Скопировал часть себя, – признался Пура Менте, – и дал ей полную автономность. Как же я был удивлен, когда Аурум, мой золотой слиток мыслей и, не побоюсь этого слова, эмоций, в скорости во мне разочаровался и стал досаждать мне.
– Люди также больше всего противостоят друг другу.
– Меня это, конечно, не оправдывает, но все же Аурум – порождение моего разума, и именно он остановил катастрофу.
– Без людей он не справился бы.
– Что вы со мной сделаете? – наконец осмелился задать единственный вопрос Пура Менте.
– Уничтожим. Или разрешим работать. Это решат земляне.
2019 г.
Знак проекции
Две бывшие жены давно перестали звонить, последняя на что-то надеялась. Почему алименты на ребенка от третьего брака должны быть больше, если все дети вырастут неблагодарными эгоистами? Я не понимал, потому отправлял всем по минимуму. Да, на банковском счету миллионы, но они – мои. А сколько зарабатывает их мать, которая когда-то со мной спала, делила быт и развлечения, какая теперь разница? Сама виновата, стала неинтересной.
Третий брак рассыпался. Как-то буднично, даже уныло. Словно песочный замок, с любовно вылепленными башнями, на берегу речки, который нечаянно снес покачивающийся пьяный дядька.
Самолет, бизнес-класс, место у окна, а все равно погано. Впереди сидели мажоры-молодожены и целовались с мерзопакостным причмокиванием, словно всасывали мороженное из протекшего вафельного стаканчика.
Без личного самолета добраться из Москвы в Пуэрто-Рико, как покататься на американских горках в одиннадцать тысяч метров – сплошные взлеты и посадки. Пересадка в Лондоне, затем аэропорт Филадельфии и вот, спустя сутки, мы заходим на посадку в городе Фахардо. И во всех трех самолетах гребаные влюбленные сидели пред глазами. Видеть подобное после развода – какое-то проклятье. Хотя нет, прокляты они, ничего не понимающие идиоты.
Судя по беззаботным лицам и пестрому багажу по делам прилетел только я. Прямо с трапа засидевшиеся люди с волнением рванули к микроавтобусам и такси. Почти каждый улыбался, стоило ему обнаружить, что трансфер организован. Еще часок, и можно бежать на пляж, обмазавшись кремом от загара, и потом бояться рака от чрезмерных солнечных ванн. Я покачал головой: может, и я снова так смогу? А зачем?
Хуан, которого я звал Иван, преданно ждал меня около внедорожника. Пуэрториканец неплохо поднаторел в русском, и меня забавлял его акцент.
– Здравствуйте, Семен.
– Привет. Как там Ви? – спросил я про его жену Вивиану.
– Выучилась готовить полсотни новых блюд к вашему приезду.
Я сел сзади и пристегнулся. Пролететь на трех самолетах через полпланеты, а затем покалечиться в двухсоткилометровой поездке… не хотелось давать судьбе повод для подобной иронии.
Синоним позавчерашнему дню – бюрократия. Казалось, сдал все дела заму и свободен. Ан нет, за два дня – миллион неотложных бумаг и файлов: договоров, соглашений, чертежей, поправок, планов.
В Москве главный офис компании «Проекция», а среди невысоких гор в диком уголке Лас Мариас личная лаборатория. Удобная штука – двойное гражданство. Сюда, в Пуэрто-Рико, проще было заманивать ученых со всего мира. Незаменимые люди бывают: на двух континентах порой не найдешь профессионала своего дела. Я ухмыльнулся, полагая, что мой эксперимент это исправит. Офис и лаборатория в моей жизни были соединены примерно как мозг и желудок. Где что, я дипломатично умалчивал.
– Надолго вы в Пуэрто-Рико? – без единой эмоции спросил Хуан.
– Сколько потребуется, – буркнул я.
Потом вспомнил, что он и жена получают вдвое больше, когда я присутствую в лаборатории, и смягчился:
– Месяца два-три, Иван.
– Хорошо, – в зеркале заднего вида заблестела долгая широкая улыбка. Улыбнись так я – вывих челюсти обеспечен.
Невпопад пришла мысль: «Стоит ли жениться в четвертый раз? Существует ли такая женщина, которая меня поймет?» Я хохотнул. Может, когда-то появится.
Хуан, натренированный пес, даже не глянул на меня, молодец. Но зачем мне и миру, к примеру, второй Хуан-Иван?
Я был уверен, что последний, абсолютно ненаучный штрих для проведения эксперимента вырисуется в голове сам собой. Но нет. Потом я решил, что подумаю об этом в самолете, и не стал. Сейчас, подъезжая к лаборатории, я думал о пустяках. «Неужели сомнения?»
На подсознательном уровне я знал, чего хочу. Грезил нецеленаправленно, будто в бредовом сне. И боялся сам себе признаться. Страшно, неестественно, фальшиво, и до жути интересно. Как маяк, светился огонек надежды, в груди аж дух захватывало от столь непривычного чувства. «Тьфу ты, как прыщавый подросток, честное слово, – снова обрубил я странные мысли. И как мантрой подбодрил себя перечислением своих достижений. – Лучший в мире нейроинженер, обладатель контрольного пакета акций компании «Проекция», владелец собственной лаборатории в райском местечке, богач, без пяти минут нобелевский лауреат, одним словом – уникум».
***
«Пятьдесят блюд она научилась готовить, – в десятый раз вспоминая сегодняшний ужин, зло повторял слова Хуана, – еще одна дура. К приезду мужика надо готовить любимые блюда, а не эксперименты экспериментировать».
Запеченную форель и обжаренные шейки лангустин с грибами пришлось ждать почти час. Затем она вспомнила о салате «Морской коктейль». Не собирался, но пока Ви исправляла промах, уговорил бутылку сухого белого. Затянувшийся ужин давно закончился, наступила ночь, а я сижу: ни сна, ни опьянения, – чертовы перелеты.
Бессонница – это маленькое сумасшествие.
Подержал в руках и надел на голову сетку-нейросканер, главные датчики прижались к темени, вискам, лбу и кадыку. Безразмерный инфонакопитель, основанный на флуктуациях квантовых систем, мигал крошечным диодом, готовый поглотить любое количество информации, словно черная дыра – материю. Я снял проекцию своего мозга по всем правилам: думал о грустном и веселом, о детстве и зрелости, о женщинах и мужчинах, но больше всего – о себе. Сделал дело – ночь не потерял. Зачем снял проекцию? На всякий случай, я же уникум. Пока что я думал так.