Комнату заполнил аромат ретро-лака со специальной отдушкой «ацетон». Вероника уверенными мазками покрывала розовые ногти густым иссиня-черным гелем, так она успокаивалась. Подсыхая, лак начинал играть перламутровыми проблесками.
Аурум сел напротив «пятиминутного» наставника. Герман был недоволен тем, что его вызвали, и заодно польщен вниманием.
– Мы сделаем тебя медийной личностью, будешь твердить, что узнал страшный секрет: квинтэссенция всей работы оппозиции за десять лет в твоих руках и ты готов поделиться секретом с людьми. Но дашь шанс Сордида Менте, этому Грязному Разуму, признаться во всем самостоятельно.
Герман поковырял в ухе, смачно сплюнул и протянул:
– Мать вашу за ногу…
– У нас нет робота-уборщика, – ледяным тоном заметила Вероника.
– А ты кто? – гоготнул Герман.
– Женщина, которую нельзя оскорблять, – твердо сказал Аурум, – мне достаточно дня, чтобы превратить твою жизнь в ад. Хочешь, я взломаю всех роботов рядом с тобой? Спокойный прием пищи, сон и дефекация станут для тебя несбыточными мечтами. Или выберешь славу и возможность ударить по Сордида Менте изо всех сил?
– Герман, это твой шанс поднять оппозицию и себя на новый уровень, и наконец-то напрямую потягаться силами с ИИшкой, – Курт выпрямился на стуле и сделал голос звонче для большей убедительности, – никто не справится лучше тебя, я об этом думаю много дней.
«Больше двух – уже много», – усмехнулся про себя Аурум.
– Сордида Менте. Мне нравится, – процедил Герман. Затем, словно репетировал сотню раз, с сарказмом, растягивая гласные, произнес. – Наш большоой дообрый друг Сордида Менте.
Все молчали, Герман кивнул.
– Я в деле.
***
Герман купался в лучах славы, даже зубы согласился полечить. Люди чувствовали в нем по-настоящему своего: чуть туповатого, уверенного, не молодого и не старого, опору стабильности человечества в классическом смысле.
Никто не запрещал заниматься оппозиционным делом, так как не видели в нем ни выгоды, ни опасности. «Еще одна банальная субкультура, – говорили те, кто следил за новостями, – но этот Герман хорош, хорош».
Он блистал, он много говорил, часто заученными, подкинутыми Аурумом и Куртом, словно старшими братьями, фразами, но Герману было неважно, он просто хотел, чтобы звук его голоса слышали другие люди. Он был из тех, кто в детстве, лет до семи, думают, что их зовут Заткнись. Глаза Германа все время лихорадочно горели, он был большим и важным ребенком в теле сорокалетнего мужика.
Худой сероглазый Аурум, не утруждающий себя выражением чувств через мимику, никогда бы не сгодился для подобной роли. Как и немного потерянный, хоть и с уверенным голосом, ушастый бритоголовый Курт.
В обед, после съемок утренних шоу и новостей, квартет из оппозиционной «верхушки» собрался за столом. Курт, Аурум и Вероника заказали солянку, а Герман ел фермерскую контрабандную свинину, которой его угостил один из сочувствующих операторов шоу «Люди послезавтра». Аурум проверил ее на наличие ядов и психотропных веществ – чисто. Свинина была синтезирована в ностальгической поварской машине: мясо на криво отрубленной кости с едва уловимым посторонним привкусом и запахом. Но Герману Аурум об этом говорить не стал – пусть вдохновляется.
– Ирония, что мы следим за ИИ через компьютеры, которые основа ИИ, – начал разговор Герман, слегка видоизменив услышанную на шоу фразу от дебатирующего в пользу Пура Менте.
– Мы воюем на его территории, – неожиданно согласилась Вероника.
– Воюем, – хмыкнул Курт, – подглядываем через замочную скважину. Но деньги потекли. Ждите повышения зарплаты в три раза, а у тебя, Герман, в пять.
– Деньги не главное, – широко и самодовольно улыбнувшись, поскромничала звезда.
– Давайте потеоретизируем, – предложил Аурум, – если мы все-таки уничтожим ИИ, что произойдет? Я думаю, это отбросит человечество по развитию к концу двадцатого века.
– Большинство людей не приспособлены к простейшим операциям, – заявила Вероника, – ждите всеобщей депрессии, массовых самоубийств, беспорядков, безнаказанного насилия, домашнего садизма, создания сект или даже целых религий.
– Ты, как всегда, душка, – вставил Герман с набитым ртом.
– Мы снова не будем знать, где произойдет землетрясение или обрушится цунами, какой силы будет ураган и куда, черт возьми, грохнется метеорит. В общем, как и положено людям, в глобальном смысле станем слепыми, – оживленно описал будущее Курт.
– А вы не допускаете мысль, что Пура Менте не врет? Что нет у него тайных целей? – подверг критике основу основ оппозиционного движения Аурум. – А, если даже и есть, то они безвредны для человечества?
– Почему же он о них молчит? – тут же зацепился Герман.
– Потому что мы тупицы, – вздохнул Аурум. – Можно замучить и научить десятилетнего решать интегралы. Только зачем?
– Мы трехлетки, – буркнул Курт, медленно пережевывая пищу.
– Я не брошу оппозицию, не поступлюсь принципами, тем более сейчас, когда я его прижал, – махнул на всех рукой Герман. – Это вы от усталости так заговорили, и от страха. Попробуете свинину?
– Мы как варвары перед стенами каменного замка, – поддержала упадническое настроение Вероника.
– Всегда есть слабое место, – со знанием дела проговорил Герман, словно средневековый военачальник, успешно осадивший десяток крепостей.
– Знаем-знаем, канализация. Мы и так по говну плывем, – Аурум впервые ругнулся и ему это не понравилось. Вообще после увиденных махинаций с космическими технологиями он стал сам не свой.
Когда все разошлись, Вероника сменила тему:
– Хочется чего-то простого.
– Кроме чая и маникюра? – улыбнулся Аурум, обнажив несколько зубов. Скулы свело легкой болью от непривычного для лицевых мышц действия.
– Сделать что-то приятное и бесполезное вместе с тобой.
– Хорошо, – кивнул Аурум, словно согласился помочь с каким-то делом.
Давно стемнело, и они лежали на надувном матрасе посреди крыши четырехэтажного здания оппозиции. Фонарей вокруг не было, все сотрудники давно уехали домой, оставив окна кабинетов темными, а до ближайших спальных домов, высотой в пятьдесят этажей, было пару километров. Вокруг Аурума и Вероники скопилась сюрреалистичная даже для окраины города чернота.
– Скучно так лежать, – улыбнулась Вероника. – И хорошо.
– Самые скучные люди те, кому не бывает скучно.
– Давно не видела звезд, – рассматривая три блеклых точки, проворковала Вероника.
– На мониторе – постоянно, в живую – не вспомню, – пожаловался Аурум.
– Что ИИ в них нашел? Куда он собрался? С резервным копированием-то все ясно…
– Я обязательно узнаю! – перебивая девушку, с напором прошептал Аурум. – И, представляешь, я впервые не хочу говорить о работе. Тошно. А с тобой – хорошо.
Он поцеловал Веронику и с грустью подумал, что ей придется давать команды телу через Пура Менте, чтобы ответить ему взаимностью.
***
Аурум промотал голографическое интервью на середину. Казалось, что интервьюер, серьезная женщина с несерьезными рыжими кудряшками, и гладко выбритый и аккуратно, без фантазии, причесанный Герман сидят рядом с Аурумом. Но в офисе оппозиции не было столь шикарных анатомических кресел, управляемых ИИ, с массажем, вентиляцией и диагностикой состояния сидящего.
– Можете ли утверждать, что родители сознательно готовили вас для противления Пура Менте?
Герман располагающе улыбнулся и с мудрым видом выдохнул, словно собирался нырнуть в ледяную прорубь.
– Вы знаете, что я его так не называю. Даже ИИшка – это слишком уважительно. В моем детстве Сордида Менте еще оставлял возможность для маневра людям, которые чувствовали его жажду господства. Родители научили меня трудиться и смотреть на мир без розовых очков, которые на каждого человека надел, – Герман сделал паузу, убеждаясь, что все его слушают, и хмыкнул, – вы знаете кто. Мое имя, конечно, не значит «Чистый разум», и я, что за глупость, не давал его себе сам. «Единокровный; братский; подлинный» – я не опозорю своего имени. Только подлинные слова для моих единокровных братьев – всех людей планеты Земля.
– И у вас не было даже робоняни? Как же ваша мама справлялась?
Герман с превосходством покачал головой. То ли денег у семьи не было, то ли родители тоже с «принципами», но Аурум знал: дома у звезды не было ничего с приставкой робо-.