Артем, пощупав плечо, кивнул.
– А вот тебя я отмечу. Ты даже при нападении сохранил хладнокровие. Ты единственный про кого я могу с уверенностью сказать: экстрасенсы ошиблись.
– Спасибо тебе, Тимур, – со вздохом сказал Артем. – Только не знаю, радоваться или плакать от твоих слов.
– Радоваться. Страданий здесь и так хватает.
***
Шестнадцатый день рождения
***
– Забудь о свободе. Не трави душу себе и другим.
– Мечтами никому не поможешь, – поддакнул второй.
– За одиннадцать лет заключения я никого не убил и не покалечил. Выучился писать и читать. Я могу жить на свободе. И готов это доказать, – горячо сказал Артем.
– Кому ты нужен, «смотреть» тебя, – отмахнулся первый.
– К нам приезжает экстрасенс! Возможно, это единственный шанс доказать свою невиновность! – воскликнул Артем.
– Нас тут десятки тысяч! И вообще, раз сказали, что ты убийца, значит убийца! Прекрати выпендриваться своей ангельской репутацией! Еще неизвестно, что ты делаешь с животными, когда никто не видит! – возразил второй. – Ублюдок.
– Слава Богу, что вас посадили в эту клетку, – сквозь зубы процедил Артем и вскочил со стула. – Спасибо экстрасенсам.
– Это точно! – громко сказал проходящий мимо Тимур. – Думаю, мы с тобой Артем будем первыми, с кем захочет поговорить старик-экстрасенс.
– Вот мы и поржем над вами, когда развалюха скажет: «Ребята, вы хорошие, но помочь вам ничем не могу», – сказал первый и расхохотался.
– Вот тогда я вас и убью, – со злостью сказал Артем и с легким удовлетворением разглядел страх на лицах бывших товарищей.
«Нужно быть выше их. Надо сдерживаться! – одернул он себя. – Я никогда никого не убью. Ни за что. И пусть экстрасенс увидит это».
***
– Какая страшная ошибка, – покачал головой экстрасенс. – Чего ты хочешь?
– Пересмотра дела.
– Это невозможно. Союз экстрасенсов не может допустить даже мельчайшего сомнения в их способностях у простых людей. Никто из «падших» не может быть реабилитирован.
– Представьте это как мою ошибку. Как ошибку того, кто клеит знаки на ладони. Что угодно, только вытащите меня из этой преисподней, которую я не заслужил. Пожалуйста!
Старый экстрасенс надолго задумался.
– Хорошо, я постараюсь, – наконец сказал он. – Есть у меня рычаги. Воспользуюсь ими последний раз.
***
– Мы в прямом эфире и в студии у нас первый человек, вернувшийся из колонии в общество. Поистине небывалое чудо, которого никто и не ждал. Артем, Вы можете рассказать, что творилось там?
– Пусть каждый судит об этом в меру своего воображения. Правда все равно будет ужаснее, – резко ответил Артем.
– Вы благодарны экстрасенсам за пересмотр дела?
– Естественно.
– Это понизит статус их власти?
– Наоборот повысит, – отрывисто ответил Артем.
– Каково это, провести детство среди убийц, а затем вернуться к нормальным людям?
– Как после ада очутиться в раю.
– Что вы намерены делать теперь?
– Бороться за пересмотр…
*Извините, вещание прекращено по техническим причинам*
апрель – июнь 2013 г.
Пенсионный возраст – сто
Шестьдесят один год – отличный возраст для новой жизни. Стоило мне привыкнуть к отсутствию работы и небольшой пенсии, как рухнуло и это маленькое мещанское счастье.
Запас круп и сахара превратился в пыль, и без того старенький диван, казалось, постарел еще лет на тридцать. Пластиковая карточка с последней пенсией лежала на столе, но взгляд из замызганного окна подсказал: зеленый банкомат вряд ли выдаст что-то путное.
На растрескавшемся асфальте стояли сотни машин, словно в один миг попавшие в аварию. А между ними росли тополя и вязы не ниже пятиэтажного дома! И это на главной дороге города!
Первым делом я направился к лучшему другу, соседу напротив – Петровичу. У меня были ключи от его квартиры, у него – от моей. Мало ли что может случиться: ключи потеряешь или со здоровьем плохо станет, что и до двери не дойдешь.
Под ногами хрустнули осколки стекла. На верхней площадке лежала ввалившаяся в подъезд прогнившая рама. Пол покрылся слоем грязи, будто в доме никто не жил. Я постучал ради приличия, но тишина ответила только коротким эхом моих ударов. Я засунул ключ в скважину и с трудом повернул. Из замка посыпалась труха высохшего масла. Потянув за потемневшую ручку, я вошел в квартиру друга.
Позвоночник пронзила боль, словно меня ударили по кобчику, а из легких вышибло весь воздух. В прихожей, возле ванной, меня встретил скелет в истлевшей одежде.
– Петрович… – пробормотал я. – Как так…
Справившись с шоком, я зашел в комнату. Одна створка окна покачивалась от ветра, вторая валялась на полу. От домашних цветов остались только коричневые пластиковые горшки с окаменевшей землей. На прогнившем диване, по которому маршировала добрая тысяча муравьев, лежал маленький скелет. Вот и кот Васька нашелся. То ли вырубился вместе со всем городом, то ли от голода сдох.
Я вернулся в прихожую и уставился на останки Петровича. Как же мне его похоронить? За домом закопать? Сжечь? Здесь оставить? Я дотронулся до скелета, и он рассыпался неопрятной кучей костей. Поморщившись, я шагнул в комнату. Взяв самый большой цветочный горшок, я выбил из него земляной ком. Не о такой могиле мечтал Петрович, но все же лучше, чем ничего. Хотя кто вообще мечтает о могиле?
Я сложил кости друга в горшок, взял его подмышку и пошел домой. «Как же выгляжу я, если Петрович превратился в трухлявый скелет?» – с ужасом подумал я, закрывая квартиру друга. Поставив прах около порога, я чуть ли не бегом бросился к зеркалу. Ничего необычного. Та же самая морда, что и утром, когда я решил сбрить двухдневную щетину. Я провел по щеке – гладко. Только одежда превратилась в лохмотья.
По груди разлился новый холодок страха и непонимания. Казалось, будто меня в одно мгновение заморозили, а потом, спустя года, разморозили. А мир людей в это время продолжал ветшать.
Я выбежал в подъезд и начал стучать во все двери подряд. Двери в нашей пятиэтажке закончились быстро. «Мне шестьдесят один год. Не стоит паниковать, словно потерявшийся мальчишка», – одернул я себя, переводя дыхание. Сердце закололо, в ногах появилась тяжесть.
Неужели во всем доме в живых остался я один? Или все ушли? Я стал вспоминать, чем я занимался перед неожиданным обмороком. Собирался на рыбалку с Петровичем. Что ж, не буду отступать от планов.
Я осторожно вышел на балкон. Плита вроде не собиралась обваливаться, и я сделал еще шаг. Оставленный на улице рюкзак выглядел жалко. Пожалуй, в этой обветшалой тряпке никто кроме меня и не признал бы основной элемент походного инвентаря.
Я взял с полки поржавевшую саперную лопатку, которой обычно копал червей и полулитровую стеклянную банку. Больше на балконе не осталось ничего полезного.
Взгляд упал на радиоприемник. Дурак! Когда случается катастрофа, всегда надо в первую очередь включать радио! Что там говорят? Люди к старости становятся мудрыми? Что-то по себе я этого не замечаю. На кнопку включения приемник не отреагировал. Я снял крышку и взглянул на отсек для батареек. Наружу выпали две сморщенные палочки, покрытые белым налетом, и кусочки сожранных окислением клемм.
Да-а, о хронокатастрофах на уроках БЖД и собраниях по ГО нам не рассказывали. Время. Самый терпеливый, методичный и беспощадный враг. Уж тот, кому пошел седьмой десяток, знает об этом. Хотя, судя по окружающим вещам, мне могло быть и сто лет. Что толку от запасов, если они превращаются в пыль, пока ты лежишь в обмороке?
Я решил обшарить квартиру, прежде чем покинуть ее. То, что ее нужно покинуть, я не сомневался ни секунды. Я не привык голодать дольше пяти-шести часов, и скоро желудок заявит о своих правах.
К лопатке и банке добавился старый советский фонарик со встроенным генератором, работающий от нажатия ручки-рычага. Единственным минусом было, что слышно его на полсотни метров в округе. Но работал он так же, как и тридцать лет назад, когда я его покупал. Хотя сейчас он, возможно, старше меня.
Клеенчатый китайский рюкзак, алюминиевый котелок, пластиковая телескопическая удочка с толстой леской, два килограмма соли, топорик, пакеты, бутылка, пьезозажигалка для плиты, пара отверток – куча в середине комнаты росла.
Набив этим добром рюкзак, я открыл шкаф. Переодевшись в синтетический спортивный костюм, я вышел из дома. За спиной – рюкзак, на правом плече – удочка, под левой подмышкой – горшок.